Гендерные стереотипы меняются. В первую очередь это обычно затрагиваетмолодежь. Главным образом – молодежь крупных городов. О том, как происходят этиизменения, мы побеседовали с доктором социологических наук, зав. кафедройсоциологии, профессором филиала ГУ-ВШЭ в СПб, директором НИЦ "Регион"(Ульяновск) Еленой Омельченко. Интервью взяла Алиса Жабенко.
Чем характеризуются гендерные отношения в молодежной среде?
Этот вопрос действительнодостаточно общий, можно сказать – глобальный. Наверное, многое, о чем мы будемговорить, будет касаться и российской, и западной молодежи, поскольку молодежьможно рассматривать в качестве глобального сегмента. Если говорить об основныхтрендах: во-первых, вольно или невольно молодежь включена в медиа-пространство.Через интернет – сети, блоги, – она участвует в обмене, смотрит новые фильмы, следитза музыкой, следит за всеми новинками. Поэтому все идеи, разрабатываемые или используемыев шоу–индустрии, в новой культурной продукции воспринимаются молодежью легко. Юношии девушки склонны к экспериментам в любых сферах жизни: менять увлечения, пробоватьсебя в разных ролях, примерять разные имиджи. Социализация молодежи происходит ив пространстве гендерных отношений. В процессе взросления юноши и девушки осуществляютпоиск подходящей гендерной «одежды», в этот период больше простора для экспериментов,больше возможностей для вступления в какие-то рисковые, поисковые ситуации. Но естьпредставления о жестких гендерных правилах, о регламентации, потому что все детив той или иной степени воспитываются в семьях, и эти семьи транслируют представленияо мужской и женской нормативности, о «правильных» взаимоотношениях, о «правильной»презентации женского и мужского в обществе. Получается, что подчас забывается взаимосвязьпроцесса взросления с гендерной социализацией. Гендер – один из основных стержнейвзросления, очень многие достижения и, наоборот, проблемы подросткового и раннегомолодежного возраста связаны именно с «гендерным разговором» юношей и девушек ссобой. Здесь поиски своей «правильной» идентичности – определение своей биологическойи половой идентичности – наиболее очевидны. Мы не берем крайние случаи, но, какправило, чаще всего девочка знает, что она девочка, а мальчик знает, что он мальчик.Для того чтобы воспитать в себе такое понимание своего образа, своей роли, своегоимиджа требуется серьезная предварительная работа. Если отойти от этих абстрактныхразмышлений, то гендерное пространство очень сложное, противоречивое явление, сопряженноес большей массой проблем, чем во взрослойжизни. И в меньшей степени это зависит от мотивов. Молодежь в меньшей степени зависимаот взрослого контроля в этот период, она более свободная.
А что такое эксперименты, которыми занимается молодежь, и чем отличаются«гендерные эксперименты» российской и западной молодежи?
На мой взгляд, недостаточное вниманиев гендерной социологии и в гендерных исследованиях уделяется теме телесности. Когдамы говорим о молодежи, о подростковости, тело в этом контексте оказывается центральнымфокусом экспериментов. Тело подростка и раннего юноши или девушки – это растущеетело, меняющееся тело. Оно еще не имеет четких границ и представлений, поэтому,можно сказать, подростковая женственность и мужественность – это в определеннойстепени незавершенный проект. Этот факт порождает много вопросов: хороший ли я/хороша ли я? Могу я нравиться, или не могу я нравиться? Что мне сделать для этого?
Сейчас неудовлетворенность телом– хорошее поле для медиа, продвигающего образцы как женской, так и мужской модельнойвнешности. Основной мишенью этой модельной индустрии оказываются как раз молодежьи подростки. СМИ часто транслирует эксперименты, связанные с модификацией и преобразованиемтела. Это татуировки и пирсинг, это прически и методы похудания или, наоборот, наращиваниямышц, телесные модификации, связанные с определенным вызовом общественно-социальномупорядку. Такое создание имиджа включает особенно вызывающую одежду, максимальнопротиворечащую каким-либо канонам. Девочки, принципиально утрирующие свою женственность:накрашенные, броско одетые, с телом, измененным хирургией, либо напротив – протестующие,неудовлетворенные унаследованной биологией, принципиально предпочитающие то, чтов культуре приписывается мужскому перформансу. И то же самое происходит в мальчишескойсреде. Об этом хорошо написал И.С. Кон, особенно в своей последней книге «Мальчик– отец мужчины» он показал, что не только комплексы, но и жизненные сценарии вомногом сконструированы гендером и закладываются в основном в подростковом возрасте.
Мы не можем здесь не сказать о молодежныхсубкультурах, о различных солидарностях, потому что это наиболее эпатажные, яркиеформы гендерных перфомансов. Очень мало внимания уделяется гендерному аспекту, когдамы говорим о субкультурах, потому что, на мой взгляд, основные символические битвымежду разными молодежными культурами происходят за отстаивание той или иной «правильной»и «неправильной» женственности и мужественности. В частности, можно взять спор междутакими молодежными группами, как скинхеды и реперы, которые находятся в постоянномконфликте. Здесь значима, прежде всего, мужественность «белая» и «черная», а такжеагрессивный тип музыки, тип пластики, конструкт «белого» мужчины и просто патриархальногопорядка. Или противостояние между скинхедами и готами, которое заключается в том,что гот – это женственный мужчина, но обладающий определенной силой, считающий себявправе иметь такой, условно говоря, женственный облик. Такой образ тоже подвергаетсякритике и вызывает не меньшую агрессию, чем, например, специфическая идеология икультурные коды. Но если говорить о символических спорах между женскими образамив разных субкультурах, то отстаивание их подчас требует определенного мужества.
Мы не можем здесь не сказать о сексуальности.Мы знаем благодаря Джудит Батлер и дальнейшим проектам о гендерной матрице, чтонельзя мыслить гендер без определенного и очевидного сексуального желания к противоположномуполу. Если обнаруживается другая картина, другой посыл, то возникают сомнения нетолько в сексуальности, но и в гендере. Это тоже важный момент, но сейчас, наверное,не место об этом рассказывать. Важно, что это все взаимосвязано, поэтому молодежнаясексуальность находится под еще большим контролем, чем эти «гендерные одежды». Нагнетаетсяморальная паника вокруг молодежной темы, фокусом которой могут быть также какие-тодругие проявления: драки, наркотики. Любая моральная паника сопряжена со страхомза моральную распущенность, сексуальную вседозволенность и те последствия, которыеэто будет иметь для демографии, реализации женского или мужского предназначенияв обществе. Как раз сексуальность оказывается еще одним пространством экспериментов,модификаций и рисковых практик.
Тема сексуальности очень интересна; если есть какие-то особенности в молодежныхпрактиках проявления сексуальности и гендерных отношений, то можно поподробнее?Есть ли различия между западными и отечественными практиками?
Честно говоря, я не вижу никакихразличий, поскольку сейчас благодаря единому интернет-пространству это сообщающиесясосуды. Единственное, о чем можно сказать: могут быть более открытые и более закрытыесоциальные системы, а также системы с большимдавлением, скажем, религиозным или моральным. Все-таки Россия не настолько закрыта,не настолько подавлена, и, мне кажется, она достаточно включена во все глобальныемолодежные процессы. Здесь следует говорить о возрастании толерантности в принятиитех или других сексуальных практик, которые, может быть, в предыдущем поколенииоценивались как распущенность, отклонение или извращение. С другой стороны, есличто-то нормализуется, выходит из пространства проблемного в пространство нормального,то сразу возникает какое-то антидвижение. Поэтому еще одной тенденцией вместе срасширением пространства толерантности и принятия растет тенденция к усилению сексуальногоконтроля. В частности на современных молодежных сценах набирают обороты движениястрейтэйджеров и антисексуалов. Они либо полностью отказываются от секса, признаваяэти практики отвлекающими от реальностей жизни, подрывающими здоровье, либо в этомвидится одна из угроз правильному нормативному образу жизни, например, как у стрейтэйджеров.Они приверженцы постоянных сексуальных отношений с одним партнером, долговременныхпостоянных связей. Они отказываются от употребления мяса, алкоголя, табака, наркотиков,то есть это новая нормативность строгого дисциплинарного толка. В этом многие теоретики,занимающиеся гендерными отношениями, видят откат к неоконсерватизму, наверное, таконо и есть. Если мы вспомним движение хиппи на заре молодежных культур, то это былапропаганда «коммунальных» сексуальных отношений и идеология открытости, свободы,сексуальная революция, описанная уже везде. То, что мы видим сейчас, – определенныйоткат, определенное разочарование в возможностях этой сексуальной революции каксредства достижения особых удовольствий жизни.
Кроме того, более толерантным и спокойнымстановится отношение к другим сексуальным практикам. Происходит сужение пространствагомофобии, оно теперь в большей степени консолидируется в таких, скажем, периферийныхсредах молодежной культуры. Хотя в России гомофобные настроения по-прежнему оченьраспространены. Гомофобия, о чем Игорь Семенович Кон много пишет, остается однимиз мощных рычагов или каналов формирования нормативной маскулинности в подростковойсреде. Доказательство того, что ты мужчина, идет рука об руку с доказательствомтого, что ты активный. Не просто гетеросексуал, а активный, агрессивный, способныйк множеству успехов мужчина.
Ваша статья о гомофобии[1] появилась уже давно; каквы считаете, изменилось ли что-нибудь с того периода и насколько? И еще вопрос:вы сейчас работаете в Петербурге, насколько Петербург отличается от Ульяновска вэтом вопросе?
Ну, конечно, здесь произошли существенныеизменения, но как раз то, что вы сказали про Ульяновск и Петербург, – это оченьважно, потому что одно из основных различений, я думаю, сохранилось. Молодежь, котораяпрактикует негетеросексуальные практики – геи, лесбиянки, бисексуалы, – чувствуетсебя по-прежнему изолированно, я думаю, не только в Ульяновске, но и в любом другомнецентральном, неглобальном городе. Насколько я знаю, особенно в пространстве культуры,инфраструктуры, возможности для открытого проведения совместного свободного времени,каких-то совместных активностей больше не стало, однако то, что я заметила, на чтоя обратила внимание: в Ульяновске, в частности, расширяется пространство толерантностив этом отношении в такой «нормальной» молодежной среде. То есть уровень гомофобииочевидно снижается. По крайней мере, снижается, может быть, не на уровне убеждений,а на уровне деклараций. В меньшей степени сейчас стало актуальным открыто признаватьсяили открыто каким-то образом высказывать гомофобные суждения. Это не приветствуется,не актуально и не «прикольно» абсолютно. Я даже по студентам это заметила. У наспроходит конкурс социальной рекламы «Виноградарь» в Ульяновском ГосударственномУниверситете. Ему уже пять лет, и если в первые годы вообще не было на эту темуработ, то в последние два года уже порядка 10, а то и 15 работ разрабатываются какраз в контексте продвижения толерантности в отношении к другим проявлениям сексуальности.Причем, характер этих работ показывает, что для некоторых эта тема действительноактуальна. Даже в близком кругу, в нашем окружении появляются люди, которые сделали«камин-аут», несмотря на то, что это Ульяновск, и это принимается. Я боюсь, чтоя ограничена своей средой, надо бы провести исследование, но даже на уровне менякак преподавателя во время разговора со студентами я просто чувствую, что тон разговора,язык разговора меняется. Тут я не знаю: это результат активного гендерного просвещения,в частности наших всяких там «Гендеров для чайников 1 и 2», «Гендер возвращается»,но что-то происходит. В частности, читаются курсы: в нашем университете мы читаемактивно курсы по гендеру. Конечно, Петербург в этом смысле – более свободное и болееоткрытое пространство для проявления каких-то других версий сексуальности. Я немогу сказать, что молодежи стало легче разговаривать с родителями. Вряд ли им сталолегче и в отдельных молодежных компаниях, в своем кругу, если в кругу происходитоткрытие, но в контексте города, в контексте каких-то культурных мест, я думаю,что Питер – однозначно более свободное и приятное место. У нас в некоторых интервью,даже в тех, которые тогда были, говорили, что, вот, я собираюсь уезжать, какой-топростой аргумент, что в большом городе легче спрятаться, да и здесь все-таки анонимизацияболее очевидна. Все люди погружены в свои проблемы, с одной стороны, а с другойстороны, большой город привлекает своей яркостью, разноликостью. Обязательный элементбольшого города – присутствие разных, красивых, ярких, эпатажных представителей,самых разных молодежных движений, культур и т.д. Я думаю, что надо проводить исследования,и мы будем их проводить, потому что действительно время меняется, хотя я думаю,что гей-парады еще нескоро станут нормой.
Когда вы говорили про формирование молодежных образцов женственности и мужественности,вы сказали, что существует влияние медиа. Как именно и насколько медиа влияют наформирование гендерных образов?
Гендерная революция, на мой взгляд,в пространстве медиа или пространстве культурной индустрии ярко представлена двумягероями: Майклом Джексоном и Мадонной. С них все начинается. Почему? Майкл Джексон– это вызов нормативному мужскому образу, вызов этническому происхождению, публичныйоткрытый вызов унаследованному гендерному биологическому образу. Ну и кроме этого,его биография была сопряжена с какими-то сплетнями и скандальными историями, егообраз всегда был под сомнением: под сомнением нормативности маскулинной, под сомнениемнормативности этнической или расовой, под сомнением нормативности сексуальной. Ивторой образ – это Мадонна. Которая тоже сама себя сделала, и тоже совершала многоэкспериментов со своим телом, при этом ее тело, не будучи модельным – оно полностью«сделанное» искусственно, – стало эталоном. Потом она, правда, отошла от этого,но был сильный период, когда она строила свой имидж на пространстве неочевиднойсексуальности. Когда она играла в это, играла активно, играла открыто: бисексуальность,гомосексуальность, гетеросексуальность. Эти образы – настолько сильные, настолькояркие, настолько вне конкуренции – создали своим появлением и своей силой такойтренд. Следующее сильное вливание (я в основном беру музыку) – это Spice Girls. Это было самое, что называется, girl power, идея женской силы, свободы, абсолютной независимости.Такая «крутая» женская агрессия. Вот это право, оно завоевывалось так открыто. Можноочень много об этом говорить. Каждый из этих ярких образов становился культовым.У нас можно говорить о «Тату», которые неважно, кто были «на самом деле», хотя этомногих интересует, но что стоит за этим – жизненная биография или другая реальность,– не имеет никакого значения. Потому что самое важное – культурный образ, которыйстановится культовым. Эта подростковая лесбийская идентичность. Такая вызывающая,агрессивная. Опять же игра не только с этим, а со статусными вещами, потому чтоих первый клип был связан с образом школьниц. Это был эпатажный клип. Кроме «Тату»есть Земфира, «Ночные Снайперы», я не буду всех перечислять. Помимо таких культовыхфигур, есть какие-то периферийные фигуры. И, конечно, есть область кинематографа.Появляющиеся фильмы, появляющиеся образы, не обязательно с такой однозначной «другой»сексуальностью, оказывают сильное влияние. Благодаря этим сюжетам и образам с неопределеннойи нефиксированной сексуальностью остается пространство для размышлений, фантазий.Это как раз самое важное для молодежи, когда происходит конструирование своей идентичности.Это не значит, что популяризуются образы другой сексуальности (гомо или би) илиобразы сексуального раскрепощения, или сексуального стремления женщин и права ихна удовольствие, на оргазм. Но это значит, что открывается пространство говоренияоб этом, пространство экспериментов с этим, то есть это легитимировало присутствиеэтой темы. Вслед за «Тату» на всяких попсовых дискотеках стало модно просто «игратьв лесбиянок». Но это ничего не значило, это не говорило о том, что все повальностанут лесбиянками. Это значило, что происходил процесс игры, проб и расширениягендерного пространства. Тем самым присутствие на дискотечных сценах, клубах, концертахюношей и девушек с разным типом сексуального поведения стало если не обыденным,то не таким эпатажным, как было раньше.
Как вы думаете, насколько влияет реклама на гендерный порядок в отношенияхмолодежи? Насколько сильна взаимозависимость рекламы и гендерного порядка в молодежнойкультуре?
Здесь нужно сказать о двух взаимодополняющихи взаимоисключающих тенденциях. Как и в популярной культуре, так и в рекламе действуютдва вектора: один вектор – поддержание существующих стереотипов, другой – разрушениестереотипов, в частности, гендерных. На этом вся игра и происходит, потому что еслимы бесконечно будем разрушать стереотипы, то мы потеряем свою целевую аудиторию,а реклама все-таки ориентирована на расширение потребительской ниши, поэтому рекламав большей степени использует стереотипы. И если говорить о рекламе, то, пожалуй,только фестивальная или какая-то инновативная реклама связана с разрушением стереотипов.Например, социальная реклама по развитию толерантности вольно или невольно вынужденаразрушать стереотипы. Но должна это делать мягко, потому что, разрушая стереотипы,мы тем самым подвергаем привычный жизненный мир определенному испытанию. Человекотвернется, если это испытание будет излишним. И в популярной культуре так же: разрушаястереотипы, нужно откатываться назад и подтверждать существующие, поэтому в рекламемы все-таки сталкивается с традиционными стереотипами, с воспроизводством образовдомохозяйки, с воспроизводством образов «мачо», с воспроизводством образов мужчины,который не умеет щи варить, но зато приносит деньги домой, и т.д. Здесь есть, пожалуй,самое существенное различие между российской и западной рекламой. Заметим, что безгендера вообще нет рекламы, и если взять образцы хорошей качественной рекламы, тотам больше юмора. Когда используется какой-то стереотип, он используется с юмором,чтобы было понятно, что вообще-то это вчерашний день, и это смешно на самом деле.И за некоторую рекламу, которая у нас продвигается, на Западе давно бы уже засудили.Я знаю, что в России есть уже несколько случаев судебных процессов по поводу рекламы,использующей дискриминационные образы. В частности, когда женщина ассоциируетсясо стиральным порошком или когда женщина показывается на рабочем месте, а единственное,чем она может заниматься, – это искать в интернет-магазине покупки. Ну и так далее,есть очень много примеров, которые говорят о том, что мы здесь нереально отстаем,и нужно вспомнить самую главную аксиому рекламы, что реклама – это не реальность,реклама – это сказка, и наша сказка оказывается очень примитивной.
У меня последний вопрос. Вы уже начали говорить про семью и семейные отношения.Как вы считаете, какие семейные тренды существуют в молодежной среде?
Есть общая европейская тенденция– повышение среднего брачного возраста и увеличение возраста деторождения. Это первоенаправление, его можно по-разному оценивать. Второе направление связано с тем, чтовсе более институционализируются гражданский брак и партнерство. На это есть своипричины, которые заключаются не только в изменении молодежной нормативности, нои в экономическом и социальном порядке. Ситуация кризиса только усиливает тенденциив силу того, что неопределенность условий жизни нынешней и будущей, нечеткое представлениеформирует более рисковые жизненные ситуации. Супружество – и так риск, хоть об этоммало пишут. Обычно говорится, что семья – хорошо. Вовсе нет! Семья не всегда хорошо,а супружество – это не всегда счастье. Это большой риск, связанный с психологией,социальными установками, ценностными мирами и т.д. А в ситуации неопределенностивсе эти риски только усиливаются. Недавно я прочитала в «Русском репортере» статьюо том, что даже среди представителей среднего и пенсионного возраста увеличилсяпроцент тех, кто принимает добрачное партнерство в качестве нормы жизни. Я думаю,что это вопрос не только проверки друг друга, но может быть, признак кризиса и семьи,и семейного законодательства, потому что, с одной стороны, существуют определенные,по крайне мере приписываемые женщине желания выйти замуж, найти надежную стену.Но сегодня и это становится под большим вопросом, поэтому и мотивация на созданиесемьи не только экономически, но и ценностно снижается. Кроме того, возникают спорыо детях, рожденных как в браке, так и в партнерстве. Почему возникла эта историяс Орбакайте и Байсаровым, получившая большой резонанс? Потому что они не зарегистрировалисвой брак. В этой ситуации спорный ребенок становится еще более сомнительным предметомобсуждения. А взаимоотношения родителей с детьми – это еще одна, отдельная тема.
Материал подготовлен при помощи ФондаГенриха Белля.
[1] Омельченко Е. «Не любим мыгеев…» : гомофобия провинциальной молодежи // О муже(N)ственности / сост.С. Ушакин. М. : Новое литературное обозрение, 2002.
