Мы продолжаем публикацию материалов проекта «Глоссарий», подготовленного совместно с порталом «Твоя история». В рамках проекта ведущие российские ученые, предприниматели, деятели культуры и общественные деятели попытались дать свое определение основным терминам и понятиям, в которых Россия осознает себя в последние четверть века.
Анатолий Вишневский, орданарный профессор НИУ ВШЭ, директор Института демографии НИУ ВШЭ. Демография в 90-е годы
Прежде всего хочу сказать, что демография как наука в 90-е годы оказалась в очень хорошем положении. Стала доступной информация, которой раньше не было, потому что в советское время многие данные, неблагоприятные с пропагандистской точки зрения, просто не публиковались и были неизвестны. А если демографы о них знали, то не могли о них писать, потому что это было запрещено. Поэтому когда мы с начала 90-х получили возможность открыто пользоваться закрытыми данными, публиковать их, обсуждать, для науки демографии это было как хлеб. Кроме того, стало возможным писать правду о таких вещах, как перепись 1937 года, которая раньше была запретной или полузапретной. В самом начале 90-х годов появились работы, описывающие, что происходило во время этой переписи. Кроме того, именно в это время наша наука вышла из международной изоляции, к нам стали приезжать демографы, и мы смогли выезжать за границу и принимать участие в международных конференциях, чего раньше не было.
О том, что происходило с демографической ситуацией, тоже есть много легенд, отчасти созданных тогда, отчасти укрепившихся в последнее время. Это было связано с тем, что тогдашние противники перемен всячески искали способ доказать, что перемены ведут только к плохому, и поэтому во всем, что было плохо – например, повысилась смертность, – они упрекали перемены. И видели во всем доказательства того, что перемены были не нужны. Что-то в говорившемся было правдой, но много было и от лукавого. Например, писали очень бурно, что у нас по статистике очень большая разница между числом мужчин и женщин и это – доказательство того, что мужчины оказались главной жертвой перемен. На самом деле, у нас было больше женщин, чем мужчин, но в старших возрастах, и это было следствием войны. Это поколение дожило до старших возрастов, и, соответственно, была вот такая статистика.
Что в самом деле происходило со смертностью? Тут до сих пор есть разные мнения. Действительно, смертность резко повысилась в начале 90-х годов и достигла пика в 1994 году. Но уже с 1994 года началось быстрое восстановление прежнего уровня, оборвавшееся, к сожалению, в 1998 году в результате дефолта и экономического кризиса. Между 1994 и 1998 годами шло быстрое восстановление показателей продолжительности жизни и снижения смертности. В 1998-м эта тенденция нарушилась и снова возобновилась только в 2004 году. Негативная часть я между 1998 и 2004 годами может быть отнесена и к 90-м годам, и частично – к 2000-м годам. Интересный факт, что между 1994-м и 1998-м очень быстро восстанавливался прежний уровень. Он восстановился только примерно в 2010 году, тот уровень, с которого мы упали в начале 90-х. Сказать, что были только негативные тенденции, нельзя.
Не менее важным мне кажутся те изменения, которые происходили с рождаемостью и которые тоже мало кто сейчас понимает. В самом начале 1990-х, до 1993–94 годов, был всеобщий шок, все шло наперекосяк. Но потом начались изменения в поведении людей, связанные с рождаемостью, которые говорили о том, что семья и женщины почувствовали себя немного более свободно. Поведение стало меняться и немного походить на то, каким было поведение супружеских пар в Европе. К этому времени там произошли большие изменения в поведении женщин – женщины стали позже вступать в брак и позже рожать детей. За этим стоят существенные сдвиги в поведении людей, я не хочу сейчас говорить, хорошо это или плохо. Но очевидно, что люди ищут для себя более удобное время, когда обзаводиться семьей, когда рожать детей и для чего использовать то время, которое они выигрывают, отодвигая оформление брака и рождение детей.
Это произошло стихийно примерно с середины 70-х годов синхронно в странах Европы. В России этого не было. И вот похожие изменения начались у нас примерно в 90-е годы, что говорит о том, что и российские семьи почувствовали, что они могут как-то воспользоваться происходящими переменами, прежде всего в смертности, что важно, уже не торопиться с рождением детей и планировать свое время как-то иначе. И начиная примерно с 1994 года это стало заметно в статистике: стала снижаться рождаемость в тех молодых возрастах, где раньше больше всего рождалось детей – до 25 лет. У нас была очень высокая рождаемость до 20 лет по сравнению с европейскими стандартами. Главная группа у нас была от 20 до 25 лет, и вот в этой группе стала снижаться рождаемость. И это повлекло за собой снижение общей рождаемости в тот момент. Дело в том, что тогда же начался рост рождаемости в следующей возрастной группе: у женщин в возрасте 25–29 лет и 30–34 года. Если вы посмотрите на кривую рождаемости женщин 20–25–29 лет, то вы увидите, что она поступательно растет с середины 90-х годов, ее роста никак не коснулось введение материнского капитала, она как росла, так и продолжала расти. До введения маткапитала она росла уже больше 10 лет. А в младшей группе продолжала снижаться. В этих двух группах – до 25 лет и до 35 лет – шел непрерывный рост. Он начался в 90-е годы, не в конце 90-х, а именно с 1994 года. И потом это стали интерпретировать таким образом, что женщины тогда не могли родить и откладывали рождение ребенка, а потом жить стало легче, и стали рожать. Но это неверно. Просто женщины перешли на другую модель рождаемости, ту, которая уже существовала в других странах. И только в 2008 году произошло «пересечение»: в группе 25–29 лет стало рождаться больше детей, чем в группе 20–24 года. Они шли «накрест»: в одной группе показатели повышались, в другой понижались. А в том показателе, которым обычно пользуются – коэффициент суммарной рождаемости – это отражалось довольно причудливо, потому что он представляет собой сумму этих движений в разных возрастных группах, а они были разнонаправлены. В одних группах кривые шли вверх, в других – вниз.
В какой-то мере эта «измерительная» проблема возникла во всех европейских странах, и демографы считают, что показатель, которым пользуются, преувеличивает сначала падение рождаемости, а потом ее рост. Что у нас и произошло и довольно спекулятивно используется. Говорится, что тогда только падала, а потом стала расти. На самом деле и падало, и росло уже тогда, но просто эти движения, накладываясь друг на друга, порождали эффект суммарного коэффициента, который не отражал этой картины. Так что сказать, что в 90-е годы упала рождаемость – за исключением самых первых лет – некорректно, там было много всего. Люди пришли в движение, были массовые переезды – кто-то уезжал из России, кто-то, наоборот, возвращался в Россию. Было сложно, и было непонятно всем, куда все это поворачивает. А в целом рождаемость начала восстанавливаться с середины 90-х годов.
Но что еще важно отметить – то, что происходило с абортами. В советское время мы были чемпионами мира по абортам. В 60-е годы число абортов на 100 родов приближалось к 300! На каждые 4 зачатия было 3 аборта. Потом это число немного снизилось, но все равно даже в конце 80-х годов было примерно 200 абортов на 100 родов. Из трех зачатий два кончались абортами. И начиная с 90-х годов начало снижаться число абортов, что продолжается до сих пор – сейчас на 100 родов меньше 50 абортов. Это тоже много по европейским мерам, но все же это не 200. В четыре раза уменьшилось. Я думаю, что это произошло потому, что появились доступные контрацептивы. И государство не играло никакой роли, а сами люди получили возможность принимать решения, получили доступ к тем средствам, доступ к которым и информация о которых в России были ограничены. Это большое достижение, которое тогда было поддержано ассоциацией «Планирование семьи», и была президентская программа по планированию семьи. К сожалению, потом ее закрыли, но люди уже сами поняли, информация быстро распространилась. Сейчас и фармацевтические компании заинтересованы, и интересы женщины и семьи тоже есть в планировании.
Сейчас у нас много появилось вдруг противников абортов, которые об этом много говорят, но мне кажется, что нынешних «борцов с абортами» беспокоит не то, что число абортов снижается и без них, а то, что у них из-под ног уходит почва, на которой можно спекулировать какими-то политически ориентированными рассуждениями. Можно об этом много говорить и приписывать себе заслуги в снижении числа абортов, которых на самом деле у них нет. Но в любом случае я хочу отметить, что снижение числа абортов – одно из очень важных достижений 90-х годов. Причем когда смотришь на кривую, видно, как это быстро и последовательно происходило начиная с конца 80-х годов.
Еще надо сказать о миграции, потому что это очень важный элемент демографической ситуации, ее изменений. Распад СССР привел к значительным миграциям, этого не могло не быть. Они были неизбежны, учитывая, как селилось население СССР, когда люди чувствовали, что они живут в одной стране. Не было границ, люди селились везде, в разных республиках. Когда СССР распался, многие захотели вернуться в свои республики, и прежде всего это касалось русских. Они в советское время больше всего выезжали в другие республики, в частности, в Среднюю Азию, на Кавказ, в Прибалтику, и по разным причинам захотели вернуться, когда Россия стала самостоятельной страной. При этом были такие парадоксальные, на первый взгляд, явления: ощущалось недружественное отношение к русским в Прибалтике, но когда русских опрашивали, они не особенно стремились и не говорили, что хотят вернуться в Россию. И до сих пор там много русских, несмотря, например, на проблему «неграждан». А из Средней Азии, где тогда не было недружественного отношения к русским, по опросам того времени, русские хотели уехать. И многие уезжали из Средней Азии и из Казахстана. Огромная миграция 90-х годов была, в основном, возвратной миграцией. Либо возвращались русские из Средней Азии и закавказских республик, либо – но их было намного меньше – коренные народы России, например, татары, башкиры, из Средней Азии возвращались в Россию. Но основную массу тогда составляли русские.
Хотя миграция окружена ореолом чего-то нежелательного для России, это совершенно не соответствовало действительности. Без конца назывались сильно завышенные цифры миграции в Россию, но при этом не упоминалось, что основную массу этих мигрантов составляли русские, которые просто возвращались домой. В Казахстане было огромное количество русских, и оттуда был главный поток. В то же время, совсем немного русских уезжало с Украины. В Казахстане и Средней Азии были русские, которые туда раньше приехали, например, во время освоения целины, и многие тогда остались, потому что у них появились семьи, дети, хозяйство. Они там жили, но все-таки они там были мигрантами. А русские на Украине, особенно на Восточной Украине или в Киеве, жили всегда. Они не были мигрантами, они были у себя дома, поэтому они и не собирались оттуда уезжать. Русского и украинца на Украине очень трудно различить, разве что по языковому признаку - не сейчас, а несколько поколений назад.
Тревожная нота, которая звучала и в масс-медиа, и в выступлениях политиков, была основана на том, что приезжавшим нужно было предоставить жилье, работу и так далее, это могло создавать какие-то проблемы, но по сути происходило то, чего хотели бы сейчас. Когда сейчас говорят о «возвращении соотечественников», то тогда это оно и было. Только оно не было поддержано властью и возвращающиеся люди часто оказывались в тяжелом положении. Было поддерживающее движение, оно и сейчас существует. Но это была самоорганизация мигрантов, которые как-то пытались здесь устроиться. Это не были какие-то инородные в культурном смысле люди, это были русские, русскоязычные, иначе себя не ощущавшие. И они тогда столкнулись с трудностями экономического или социального характера. Но вокруг этого было много словесного мусора, который способствовал развитию недружественного отношения в России к этим «мигрантам».
Если подвести итог всему этому, то 90-е годы в России были переломными, это были годы, когда многое или все менялось. Оно должно было измениться, эти годы можно противопоставить длительному застою предшествующего времени. А всякие перемены бывают осложнены различными проблемами, но жить без перемен нельзя. Я думаю, что в целом это было неплохое время, когда-нибудь о 90-х годах будут вспоминать, как сейчас о нэпе, который был временем больших надежд, потом все это было свернуто и слово «нэпман» превратилось в ругательство. А по существу – это был путь, который не реализовался тогда, который, может быть, был бы весьма успешным.
