Сегодня югоосетинский вопрос стал главной внутриполитической проблемой Грузии. Именно борьба за реализацию «своего» проекта реинтеграции Южной Осетии стала причиной кадровых изменений в политическом руководстве Грузии. При этом внутри грузинского руководства усиливаются позиции уроженца Южной Осетии – министра обороны Ираклия Окруашвили.
21 июля 2006 года президент Грузии Михаил Саакашвили отправил в отставку правительство и начал процедуру формирования нового кабинета. Однако главным кадровым изменением стала отставка главного штатного миротворца Грузии – министра по урегулированию конфликтов Георгия Хаиндравы. Его место занял заместитель министра иностранных дел Мераб Антадзе, курировавший в МИДе вопросы грузино-российских отношений. Вслед за отставкой Георгия Хаиндравы на лентах информационных агентств появились сообщения об отстранении от должности представителя «партии мира», «голубя» и победе «партии войны», лидером и символом которой является министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили. «В грузинском руководстве победил лагерь войны», – заявил министр иностранных дел непризнанной республики Южная Осетия Мурат Джиоев. По словам же первого заместителя председателя правительства Южной Осетии, руководителя югоосетинской части СКК (Смешанной Контрольной Комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта) Бориса Чочиева, «Окруашвили приступил к реализации постановления парламента Грузии». Речь в данном случае идет о постановлении грузинского парламента «О миротворческих операциях в зонах конфликтов в Грузии, принятого на внеочередной сессии 18 июля 2006 года. После принятия данного документа министр обороны Грузии заявил: «Если в этой связи перед моим ведомством будут поставлены какие-либо задачи, они будут выполнены».
Спору нет, в причислении Ираклия Окруашвили, одного из самых богатых и влиятельных людей в Грузии, к «партии войны» нет никакого преувеличения. «Батони Иракли» не раз позволял себе воинственные откровенно русофобские и шовинистические высказывания. Именно он дал обещание встретить Новый 2007 год в Цхинвали. Однако подобное разделение грузинской политической элиты, конечно же, условно. Достаточно сделать ретроспективный анализ выступлений и высказываний Георгия Хаиндравы, начиная хотя бы с января 2006 года, чтобы понять, что пост госминистра по урегулированию конфликтов занимал вовсе не «голубь мира». В грузинской политической элите сегодня нет расхождений во взглядах на перспективы «собирания земель». За реинтеграцию Южной Осетии и Абхазии выступают и «миротворец» Хаиндрава, и «ястреб» Окруашвили.
В январе 2006 года экс-министр предложил вообще отказаться от использования любых (не только российских) миротворческих сил в зоне грузино-осетинского конфликта. «Я не вижу надобности в замене российских миротворцев другими, в случае их вывода из зоны грузино-осетинского конфликта». Тогда же Хаиндрава озвучил мысль о необходимости урегулирования конфликта между Тбилиси и Цхинвали «с глазу на глаз». Этот же тезис экс-министр также озвучил в споре с автором настоящей статьи в прямом эфире радиостанции «Голос Америки». Не слишком отличалась позиция Хаиндравы по отношению к российским миротворцам. В феврале 2006 года главный миротворец Грузии определил свой перечень претензий к «голубым каскам»: «Миротворцы по мандату должны были разоружить незаконные вооруженные формирования и не допустить их дальнейшего формирования. Кроме того, миротворцы должны были вывести из зоны конфликта тяжелую военную технику и не допустить ее дальнейший ввод». При этом за скобками остались претензии к собственно грузинской политике по отношению к непризнанным республикам. И эти претензии (хотя бы относящиеся к событиям начала 1990-х гг.) никогда не озвучивались министром по урегулированию конфликтов. Сразу же после своей отставки Хаиндрава заявил о том, что «партия войны» находится не в Тбилиси, а в Москве.
Вместе с тем Хаиндрава ни разу не переходил ту грань, которая отделяет позиции государственника, патриота от популиста, готового делать пиар на крови. В этом его принципиальное отличие от Ираклия Окруашвили. Он не участвовал в рейдах групп глубинной разведки в Абхазии и в Южной Осетии. Экс-министр по урегулированию конфликтов не раздавал, как Окруашвили, орденов и медалей за участие в гражданской войне (а если Южная Осетия считается частью Грузии, то межэтнический конфликт на ее территории – это противостояние сограждан, даже если многие из них сегодня имеют российский паспорт). В 2004 году во время «размораживания» грузино-осетинского конфликта грузинские части заставили осетинские формирования оставить позиции в районе Тлиаканы. В течение нескольких часов грузинские войска удерживали эти позиции, а министр обороны активно «пиарился». Окруашвили под взглядами телекамер проводил «парад», а также вручал награды отличившимся в операции. Участникам гражданской войны вручался орден Вахтанга Горгасали (основателя Тбилиси) – высшую награду Грузинского государства.
А ведь до 2004 года грузино-осетинский конфликт считался значительно более урегулированным, чем, например, внутрироссийский осетино-ингушский конфликт. В том же 2004 году один из сотрудников аппарата североосетинской части СКК в беседе с автором статьи красочно и в деталях рассказывал о различиях грузино-осетинского и осетино-ингушского диалогов: «На заседаниях СКК можно было переброситься шуткой, обыграть разного рода споры и противоречия. На встречах с ингушами даже мысль об улыбке была бы неуместной». До 2004 года между Тбилиси и Цхинвали осуществлялось транспортное сообщение (регулярно ходил «автолайн»), а грузинское население Южной Осетии не выступало в роли «пятой колонны Тбилиси», которая саботировала бы все действия руководства непризнанной республики. Та атмосфера доверия, которая с огромным трудом и напряжением сил установилась между конфликтующими сторонами, была с легкостью разрушена летом 2004 года во время «кавалерийской атаки» на Цхинвальский регион (так официально в Тбилиси называют Южную Осетию). С этого времени именно Южная Осетия (а не Абхазия) является регионом главного военно-политического противоборства между Грузией и непризнанными образованиями в ее составе.
Когда сегодня официальный Тбилиси обвиняет Москву в стремлении сохранить статус-кво, можно констатировать лишь, что никакого статус-кво, начиная с 2004 года, не существует. Два года назад Тбилиси перевел ситуацию в другую плоскость. «Замороженный конфликт» был разморожен, и довести температуру в зоне конфликта до точки кипения Грузия не может только потому, что у нее не хватает для этого достаточных военно-политических ресурсов. Максимальная численность вооруженных сил в Грузии в 2006 году составила 31 тысячу 878 военнослужащих (26 тысяч – Министерство обороны и 5 тысяч - Погранслужба). Вооруженные силы непризнанной Южной Осетии – 3 тысячи. Однако помимо этих трех тысяч есть и резервисты (практически все мужское население непризнанной республики).
К этому воинству еще следует добавить и добровольцев из Северной Осетии. 12 июля 2006 г. глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров заявил, что в случае вооруженного конфликта между Грузией и Южной Осетией народ республики поддержит «братьев на юге». «Сомневаюсь, что власти республики смогут сдержать добровольцев, которые решат быть рядом с народом Южной Осетии, если ему будет угрожать реальная опасность. В случае агрессии Грузии по отношению к Южной Осетии Северная Осетия готова оказать любую помощь братскому народу юга», – сказал Мамсуров на встрече с ветеранским активом партийно-хозяйственных органов республики. Лидер Северной Осетии не пытался изменить свой политический имидж, представ перед жителями республики в образе национал-радикала. В его заявлениях не было и «ирредентистских» призывов, что наверняка будет отмечено в Тбилиси. Мамсуров просто констатировал, что в случае эскалации грузино-осетинского противоборства и возможной военно-полицейской реинтеграции Южной Осетии в состав Грузии, конфликт не ограничится рамками одной непризнанной республики. По огневой же мощи Южная Осетия практически не уступает Грузии. Танков у Грузии – 80-100, у Южной Осетии – 87. Тяжелых орудий (калибром свыше 122 мм) – соответственно 117 и 95. Тем более, что Грузия не сможет задействовать на югоосетинском театре все свои силы, оголяя абхазский фланг. Принимая во внимание решения саммита глав государств «параллельного СНГ», в случае военного решения конфликта следует брать в расчет и фактор абхазской помощи «братьям-осетинам». Формат такой помощи – отдельная тема. Отсюда – неизменное стремление привлечь на свою сторону симпатии мирового сообщества.
Тем не менее среди грузинских лидеров и в 2004 году, и сегодня существовал (и существует) консенсус во взглядах на Южную Осетию – как на «слабое звено» в цепи непризнанных государств. В этом смысле и Хаиндрава, и Окруашвили – единомышленники. В пользу такого взгляда говорят несколько фактов. Во-первых, еще в советское время осетины были в гораздо большей степени интегрированы в грузинский социум (в количественном отношении большая часть осетин проживала за пределами Юго-Осетинской автономии). Грузино-осетинский конфликт новейшего времени – это следствие этнонационалистической экзальтации Звиада Гамсахурдиа и его окружения. Во-вторых, сам конфликт 1990-1992 гг. отличался гораздо меньшей ожесточенностью (в сравнении с грузино-абхазским). Непризнанная Южная Осетия не знала массового изгнания грузинского населения. И сегодня югоосетинские СМИ подчеркивают полиэтничный характер непризнанного образования. На прошлой неделе информационное агентство «IR» опубликовало статью, посвященную гибели Секретаря Совета безопасности Южной Осетии Олега Алборова. В этом материале опровергался миф об имманентной грузинофобии югоосетинских лидеров: «Грузинские СМИ стыдливо замалчивают тот факт, что президент РЮО несколько раз встречался с жителями республики грузинского происхождения, и эти встречи были отмечены взаимопониманием проблем, взаимной благожелательностью. Так что все измышления о грузинофобии осетинского руководства и неприязни к тем, кто имеет контакты с грузинами на бытовом уровне, являются не более чем звеном в длинной цепи идеологической провокационной кампании против Республики Южная Осетия». В-третьих, Тбилиси может предъявить миру «своих осетин», выступающих за реинтеграцию «мятежной республики» с Грузией. Это и известный футболист Владимир Гуцаев, и ведущий грузинского телеканала «Алания» Владимир Санакоев, и пресс-секретарь президента Грузии Алана Гаглоева. Представить список «своих абхазов» для Тбилиси сегодня затруднительно. Фактически он ограничивается одной лишь Адой Маршания. В-четвертых, с точки зрения безопасности Южная Осетия, в отличие от Абхазии, находится в гораздо более уязвимой позиции. Здесь можно вспомнить и об отсутствии сплошной этнической территории, и о шахматном порядке осетинских и грузинских поселений. Столицу Южной Осетии Цхинвали отсекает от Северной Осетии (а значит, и от России) так называемый «Лиахвский коридор» (грузинские села, расположенные на одноименной реке).
Грузинские политики пришли и к другому консенсусу. И Окруашвили, и Хаиндрава выступали за вывод российских миротворцев из зоны грузино-осетинского конфликта, изменение формата операции (замену россиян на силы ОБСЕ). Тот же «голубь» Хаиндрава даже высказывался за прекращение любой (даже международной) операции, о чем мы уже писали выше. В любом случае Дагомысские соглашения 1992 года, регулирующие порядок прекращения огня и невозобновление боевых действий, считались помехой для собирания Грузии и «голубями мира», и «ястребами».
Однако часть грузинских государственников, олицетворением которых до последнего времени был Георгий Хаиндрава, выступала за относительно цивилизованный вывод российских миротворцев. То есть речь шла о правовом характере прекращения операции. До «окончательного» же решения проблемы госминистр по урегулированию конфликтов признавал возможность работать в рамках СКК. Сильной стороной Хаиндравы было и то, что он, в отличие от популиста Окруашвили, считался с определенным набором политических реалий.
По мнению Хаиндравы, на его отставку повлияло то, что он резко осудил факт временного задержания автомобиля с российским дипломатом и заместителем главкома сухопутных войск России в зоне осетино-грузинского конфликта военной полицией Грузии (подчиняющейся главному грузинскому «ястребу»). Для госминистра по урегулированию конфликтов было чрезвычайно важным сохранение выгодного имиджа Грузии. Для Хаиндравы безответственные пиратские действия военной полиции были ударом по имиджу Грузии как «пострадавшей от аннексии страны». Этот имидж он сам с большим трудом создавал, занимаясь переформатированием конфликта из осетино-грузинского в грузино-российский. И вдруг такой «подарок» русским – нарушение дипломатической неприкосновенности автотранспорта посольства РФ в зоне межэтнического конфликта. Отсюда и весьма болезненная реакция, и тезис о «безответственных» действиях, нарушающих Венскую конвенцию. Не менее острой была реакция Ираклия Окруашвили. Не считаясь с реалиями, ежедневно заявляя, что «на своей территории» можно совершать любые действия, Ираклий Окруашвили и в июле 2006 года сделал то же самое. Он признал, что приказ о задержании автомобиля посольства России отдал именно он. При этом военный министр порекомендовал своему коллеге по правительству уйти в отставку. По словам Окруашвили, Хаиндрава «может сложить свои вещи и уйти».
21 июля 2006 года «сбор вещей» был закончен. Президент Михаил Саакашвили сделал свой выбор в пользу силовика (хотя эта дефиниция и весьма условна). По крайней мере, в отличие от экс-миротворца, нынешний министр обороны не скрывает своей приверженности к силовому решению межэтнических конфликтов в Грузии и даже не пытается прибегать к дипломатической политкорректности. По справедливому замечанию военного журналиста Евгения Крутикова, «Окруашвили живет как бы в компьютерной игре — недавно он вышел на новый уровень, где контролировать его уже некому». Сегодня это – единственный (за исключением откровенных маргиналов) политик, который опережает Саакашвили по уровню «патриотичности». В отличие от Саакашвили, который стремится выглядеть респектабельным, Окруашвили открыто бравирует своими военными подвигами в борьбе с «агрессивным сепаратизмом» и готов к выполнению «любых задач, которые ему доверит Родина». Другой вопрос – какое это отношение имеет к урегулированию межэтнического конфликта в Южной Осетии.