В связи с прошлой колонкой меня немного мучила совесть. Получилось, что я поддерживал игорный бизнес, хотя на самом деле я ни разу не играл ни во что по-настоящему азартное, и, в общем-то, сам по-библейски считаю, что игра – это дьявольское изобретение. То есть, если бы речь об искоренении зла как морально-религиозной и культурной акции, то я как бы целиком и полностью «за». Еще надо искоренить курение, белую горячку, насилие над детьми, войну, свиной грипп и т.п.
Более того, я не считаю, что и попавший под раздачу покер (покерные клубы тоже запретили как деятельность, которая «нарушает личные неимущественные права неопределенного круга лиц на охрану жизни и здоровья, указанные в ч.1 ст.150 Гражданского кодекса Российской Федерации, а также интересы Российской Федерации на осуществление правового регулирования в сфере организации и проведения азартных игр») – это невинная овечка, как бы спорт.
Помню, в институте мы резались в преферанс по копейке, и когда к концу партии набиралось около трех рублей проигрыша (а стипендия – 45 рублей и не каждый семестр ее платили), отдавать было тоже очень обидно. Причем, у твоих друзей-приятелей, которые садились играть якобы на интерес, вдруг начинали просыпаться древние инстинкты. Стекленели глаза и на полном серьезе они начинали утверждать, что существуют законы чести, из-за которых им придется (не по своей воле!) дать вам канделябром по голове или на худой конец лишить обеда в столовке.
Так что и карты – вполне опасная игра, которая в определенных обстоятельствах момент существенно испортить атмосферу даже дружеского круга.
Однако в очередной кампании по изгнанию игорного бизнеса как раз морально-культурно-религиозной акции и не прослеживается, поскольку наши парламентарии, все это узаконившие, совершенно не тянут на совесть нации, а солидаризоваться с ними в моральном вопросе нет резона. В лучшем случае они просто недалекие люди, так сказать вредители из глупости. В худшем – у них тут тоже какой-то бизнес, либо прям возможно, это у них тоже азартная игра – соревнование в лояльности. Великий магистр указал светлый путь, и господа монахи браво потопали в указанном направлении.
Опять же улучшать их решения довольно бессмысленно. Уже послышались голоса, что это запретить, а это пока оставить. Дефект, очевидно, кроется не в конкретных прецедентах, сколько в принципе… Личность для них не отдельная от них личность, а грядка, на которой допустимо проводить прополки. И хотя мы далеко ушли от того времени, когда комсомольцы брили стиляг, оказывается, это просто изменились только формы взаимодействия. Те же комсомольцы влезают в ваше личное пространство со своим недалекими регулировками.
И тут самое время поинтересоваться: а как «у них»? А мне, совсем как в фильме «Стиляги», ответить. «Должен тебя, Мэлс, разочаровать, там стиляг нет».
Действительно, понося всегдашнюю российскую медвежность, стал я и интересоваться, а как с игорным бизнесом в моей любимой Франции, и с разочарованием узнал, что почти везде он здесь тоже как бы под запретом. В Париже казино нет! Пляс Пигаль с проститутками и стрипбарами по-прежнему на месте, но казино отсутствует, а есть дискуссия.
Более того, и здесь приводятся аргументы, попажающие вроде бы в кассу наших парламентариев. У нас, говорят французы, социальное государство, мы платим пособия. Государство худо-бедно, но отвечает за человека, и если тот просадит свое соцобеспечение в казино, то это получится, что мы просаживаем общественные деньги. Потом с этим игроманом опять же надо будет как-то возиться, лечить, устраивать его детей в школу и т.д. В этом смысле изгнание казино из Парижа и судебный запрет (есть такая практика) отдельным игроманам на игру вполне оправданы. На первый взгляд, «по-западному» получается то же то же самое, что и у нас на стадии проекта. У них зоны для игры и у нас – когда-то будут.
Но если честно, то остались тонкости в деталях.
Во-первых, размеры Франции и России – немножко несопоставимы. Франция – страна. Россия – часть света. Игровые зоны во Франции – это зоны в той же стране, до которых легко добраться скоростными поездами или по магистральным трассам. Игровые же зоны в России – это пока что какие-то фантазмы. Кто эти люди, что собираются ездить играть на уикенд на Дальний Восток или в Калининградскую область, притом, что скорость транспорта в России находится в обратной пропорциональности к расстояниям?
Во-вторых, если казино из Парижа изгнали, то изгнали… под Париж же. Например, в Энген… Так и решается задача отсечения от игровой мании социально-уязвимых слоев. Случайно в Энген не попадешь, чтобы проиграть месячную зарплату. Нужно принять взвешенное решение. А коли уж принял – сам за него и отвечаешь. Таков принцип. С другой стороны, государство не ставит палки в колеса богатым, если у тех появляется навязчивое желание тратить лишние деньги – пусть возвращаются в экономику, собирает налоги.
Логично, что игровые зоны во Франции расположены исключительно в курортных местах. В Энгене… там тоже курорт, потому что есть озеро, потому что есть гостиница, потому что это место так сделали, так назвали. А надо отметить, что если в России массы отныне больше не отдыхают, лично я не знаю, где в России курорт, то западная культура, напротив, по-прежнему предполагает определенную святость уикенда. В регулярный отпуск отправляются именно массы. И массам должно быть доступно все то же самое, что и богатеям, в том числе и игра.
И что? Выходит, все они находятся под дамокловым мечом игромании? Опять же нет. Нетрудно заметить, что зло неискоренимо в принципе, но приручаемо, балансируемо, если этим заниматься. В том же Биарритце что-то не видно особенной давки в казино. Иногда заходят, иногда играют, но именно что иногда, именно что кое-кто. Возможно, существует толкучка в сезон, но легальность, как кажется, действительно снимает изрядную долю игровой лихорадки.
В славном, тоже южном и тоже туристическом городке Перигё я поинтересовался у бармена: а как тут с азартом? Вопрос поставил его в тупик. Играть, а зачем? В Перигё, как и во многих других местах Франции, не играют. Сидят, пьют, едят, ходят по скидкам и рынкам, гурманствуют фуагрой, отправляются на фестивали, посещают музеи. Притом, что реальный рядовой француз достаточно скуп, чтобы просто так выкидывать деньги, отдавать какому-то автомату. Как это ни банально звучит, но он сам отвечает за свою судьбу. Если отдельные муниципалитеты борются, чтобы у них было казино, в других, наоборот, считают, что казино приносит городу одни лишние хлопоты, ценят спокойствие… Тем, наверное, и отличается современное западное общество от не до конца посттоталитарного – в балансе унифицированного и неунифицированного. Закон – унифицирован, практика допускает варианты. Личность не унижается запретами, а остается перед внятным выбором : хочешь, пей хорошее вино (опять же к странным утверждениям последнего времени, что мир - абсолютный трезвенник, а в России – беспробудное пьянство, требующее тотального полицейского запрета), а хочешь – отдай деньги автомату.
Через некоторое время бармен вернулся. Видимо, вопрос засел у него в голове, и он стал размышлять, почему ж не играют в Перигё и что сделать, если захочется. В Тулузе играют, - нашелся он, - вот там есть казино, а до Тулуза 300 км., легко добраться. Опять же и в Перигё с населением в 20 тысяч человек, если поискать, есть закрытые частные клубы, есть клуб любителей бриджа, и сильное желание, коли оно появится, так же вполне удовлетворяемо… Не книжный, а реальный либерализм-с…
Согласен, в изгнании казино из Москвы, запрещении тысячелетних карт, есть определенный воспитательный эффект. Власть сказала «А», теперь говорит «Б», так, что даже и мафия, с которой оно срослось, оказалась бессильна. Заслуживает уважения. Но факт так же и в том, что Россия больше не социальное государство, удар власти нацелен в пустоту и оттого лишен изящества. Он достаточно силен, чтобы загнать пороки вглубь, но не достаточно эффективен с точки зрения управления во имя народа. Обывателю от этого запрета теплее не станет. Есть лотерея, есть лото, есть фондовый рынок и подозрительное предложение акций населению. Проставляться, как мудро замечено в истории онлайн, можно хоть на номерах автобусов. Что касается бандитов, то их с закрытием отдельных полукриминальных сред не становится меньше. Как Остап Бендер, они переквалифицируются в управдомы, добирая свое в коммуналке. А когда погаснут радостные лампочки над рулеткой, прикормленный полицейский перейдет в другое светлое место и может получиться, что обывателя в темноте встретят обычным кистенем.
Важно так же и то, что российские казино, особенно столичные казино, наверняка, были в определенном смысле и социологическими лабораториями. В них при желании можно было исследовать и реальную стратификацию нашего общества, а если б была такова нужда честному правоохранителю, если б таковой вообще народился – и вообще теневую страну.
Теневая страна не исчезает с запретом игры, но, возможно, станет темнее и злее. Ну и, конечно, обмеление финансовых потоков в кризис тоже имеет значение.
