4 февраля 2008 года в Москве прошел внеочередной саммит Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). В отличие от предыдущих мероприятий подобного уровня, нынешний форум ознаменовался не благими пожеланиями о необходимости «углублять и развивать», а конкретным решением. Участники ОДКБ пришли к соглашению о создании коллективных сил оперативного реагирования (КСОР), которые должны быть нацелены на обеспечение безопасности в Евразии. Для реализации этого проекта было принято решение об увеличении бюджета ОДКБ на 25%.
После февральского саммита ОДКБ и в российской, и в зарубежной прессе стали писать о создании «противовеса НАТО», появлении «военной альтернативы Североатлантическому альянсу». Такие выводы всячески поддерживаются и приветствуются официальными представителями российской власти. По словам президента России Дмитрия Медведева, КСОР «должны быть по своему боевому потенциалу не хуже, чем силы Североатлантического альянса». По мысли создателей КСОР, эти силы будут готовиться к отражению военной агрессии на пространстве стран-членов ОДКБ, а также к ведению антитеррористических кампаний и к ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. При этом подчеркивается, что КСОР, в отличие от прежних виртуальных структур, формируется как реально действующий военно-политический механизм. В частности, эти силы должны проводить совместные учения, чего ранее в ОДКБ не было. Определено и общее количество КСОР. Они составят 15 тыс. человек.
Впервые тезис о необходимости наращивания военной составляющей Организации озвучил президент России Дмитрий Медведев на саммите в Москве, прошедшем 5 сентября 2008 года. Сентябрьский саммит во многом был посвящен итогам «пятидневной войны». Тогда он фактически зафиксировал готовность союзников Москвы поддержать действия РФ в Южной Осетии и Абхазии во время событий «горячего августа». В то же время шесть членов ОДКБ (Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан) под тем или иным предлогом (и, естественно, каждый по своим мотивам) уклонились от формально-правового признания независимости двух бывших грузинских автономий. Лишь Белоруссия (являющаяся с декабря 1999 года формальным членом Союзного государства) сделала весьма неопределенные обещания по поводу «рассмотрения абхазско-осетинского вопроса». Таким образом, проблема наращивания военного потенциала в Евразии стала в сентябре прошлого года своеобразным компенсаторным механизмом для Кремля. Тогда союзники Москвы в целом позитивно отреагировали на предложение российского президента по «углублению коалиционного военного строительства». Концепция КСОР была сформулирована 19 декабря 2008 года во время неформальной встречи президентов России, Казахстана, Армении, Киргизии и Таджикистана в курортном местечке Боровое под Астаной.
С сентября 2008 года многое изменилось и в международной, и в евразийской повестке дня. Однако члены ОДКБ так и не продвинулись в деле признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Только официальные представители Минска в конце января 2009 года осторожно пообещали вернуться к рассмотрению заявок Сухуми и Цхинвали в начале апреля. У других руки не дошли даже до этого.
По другим вопросам конъюнктура складывалась для России в целом благожелательно. Подготовка к внеочередному февральскому саммиту в Москве проходила на фоне активной киргизской кампании по выдворению американцев с военной базы в Манасе. В начале февраля 2009 года правительство Киргизии одобрило и передало в национальный парламент Проект закона о денонсации Соглашения с США о размещении авиабазы (парламент начал рассматривать этот вопрос на этой неделе). Саммит ОДКБ прошел практически параллельно с саммитом другой организации, которую, как и ОДКБ, можно назвать своеобразным «ближним СНГ». Речь идет о ЕврАзЭС («евразийском ЕЭС», как называют его некоторые аналитики). На саммите ЕврАзЭС было принято решение о создании совместного фонда по борьбе с кризисом в размере 10 млрд. долларов США, из которых две трети должна выделить Россия, а 1 млрд. - Казахстан. Практически параллельно с двумя саммитами и решением Бишкека «освободиться от американского геополитического давления» Москва и Минск договорились о создании «Единой системы противовоздушной обороны». Белорусский президент Александр Лукашенко подчеркнул, что создание совместной системы ПВО должно «обязательно рассматриваться в комплексе мер по углублению военно-технического сотрудничества». Добавим к этому определенное потепление в российско-американских отношениях, связанное во многом со сменой состава в Белом доме и Госдепартаменте. Как бы то ни было, американцы дали понять, что готовы обсуждать с Москвой вопросы сокращения ядерных арсеналов. Этого российская дипломатия не слишком успешно добивалась последние семь лет. Не стоит сбрасывать со счетов и принципиальные договоренности между Россией и Абхазией о размещении военно-воздушной базы в Гудауте и военно-морской в Очамчире. Абхазские военно-политические планы Москвы вызывают довольно вялую реакцию со стороны США и НАТО, которые в реальности стремятся скорее сохранить лицо, нежели заниматься «стратегическим сдерживанием России».
Все эти события уже структурированы определенным образом российской властью и околовластными экспертами. Они вписаны в контекст нового «дипломатического успеха» и «наступления России на постсоветском пространстве». Наш ответ НАТО в виде создания КСОР видится теперь многим вполне осязаемым. Это - вполне реальные цифры и строки в бюджете. По словам одного из архитекторов российской внешней политики Сергея Приходько, КСОР могут быть вполне эффективными и на афганском направлении. Как говорится, не позволим США монополизировать борьбу с «международным терроризмом». Но действительно ли появление КСОР можно рассматривать как формирование второго «геополитического полюса» в современном мире? Стали ли решения Московского внеочередного саммита ОДКБ если не концом, то началом конца «однополярного мира», столь ненавидимого российской дипломатией?
Думается, выводы о рождении реальной альтернативы НАТО (или даже всему западному миру) преждевременны. Оговорюсь сразу. Не являясь узким специалистом в военной сфере, не буду подробно рассматривать такие вопросы, как оценка уровня боеспособности вооруженных сил стран-членов ОДКБ, их количественные параметры. Хотя сегодня уже понятно, что численность будущих КСОР количественно несопоставима с силами НАТО. Но, в конце концов, воюют, как учил Александр Суворов, не числом, а умением. Хотя именно в оценках «умения» эксперты сильно расходятся. Особенно, если говорить о современных средствах доставки. Между тем, для эффективности любой военно-политической структуры вторая составляющая не менее важна, чем выучка солдат, современный уровень техники и моральный дух солдат и офицеров. Чрезвычайно важен интеграционный потенциал стран-участниц проекта. Однако даже поверхностного взгляда достаточно, чтобы понять, что снова главным «донором» проекта выступает Россия. У других союзников Москвы слаба собственная мотивация. Тем более что после августа 2008 года многие соседи РФ ее откровенно побаиваются. Абхазско-осетинский прецедент с опасением воспринимают в странах Центральной Азии, где нет де-факто государств, но остры пограничные проблемы (взять хотя бы отношения Казахстана и Узбекистана, а также таджикско-узбекские отношения). Можно по-разному относиться к решению президента РФ от 26 августа. Автор настоящей статьи считает, что в конкретных условиях до и после «пятидневной войны» у Москвы был узкий коридор возможностей, и решение о признании было не выбором между хорошим и плохим. Но оно насторожило таких членов ближнего СНГ, как Казахстан (остро реагирующий на любые сепаратистские вызовы) или Киргизия (у которой есть проблемы во взаимоотношениях между севером и югом страны).
В отличие от того же НАТО, являющегося «жизненным делом» не только США, но и их союзников (которые также раскошеливаются на Альянс), ОДКБ – это в первую голову проект, за который платит и будет платить Москва. Планируется, что в нынешнем году Россия потратит на Организацию порядка 94 млн. рублей по сравнению с 50 млн. рублей прошлого года. Не дело не только в деньгах, но и в своих военных. Широко разрекламированные КСОР будут состоять главным образом из российских войск. Если Россия выделит «донорскую помощь» в виде дивизии ВДВ из Иванова и десантной бригады из Ульяновска, то наши союзники ограничатся одним батальоном от каждого. А ведь в первоначальной схеме речь шла о «бригадном подряде». Однако в финале остановились на уровне батальона. Ташкент и вовсе заявил, что военные из Узбекистана не будут входить в КСОР на постоянной основе, а Белоруссия заявляет о том, что ее военные будут использоваться только на ее участке. Таким образом, Россия готова «платить», а остальные союзники этому не противятся, но и не стремятся продемонстрировать излишний интеграционный энтузиазм.
Но центральным вопросом является готовность ближнего СНГ (где нет амбициозной Украины, неудобного Азербайджана, Молдовы со своими претензиями к Кремлю по поводу Приднестровья, и, конечно, Грузии) вырабатывать общие политические подходы к безопасности Евразии. Напомним, что даже белорусский президент Александр Лукашенко, склонный к экстравагантным и эмоциональным действиям, в деле признания Абхазии и Южной Осетии занял крайне осторожную позицию. Вот что он заявил в интервью западноевропейским СМИ в конце сентября прошлого года: «Я не знаю, в чем вы, западноевропейцы, можете нас упрекнуть в нашей политике по Абхазии и Осетии? Ни в чем!» И в самом деле, в чем? В молчании во время «пятидневной войны»? В систематическом оттягивании решения о признании Абхазии и Южной Осетии (сначала Лукашенко говорил о необходимости дождаться выборов парламента 28 сентября прошлого года, а затем сами парламентарии объясняли свою замедленную реакцию процедурными обстоятельствами)?
Представим себе новую эскалацию насилия на Южном Кавказе. Не обязательно в Абхазии или в Южной Осетии. Возьмем хотя бы Нагорный Карабах, принимая во внимание тот факт, что Армения является членом ОДКБ, а значит, вправе с формально-правовой точки зрения рассчитывать на помощь союзников. Между тем, Баку никогда не исключал возможность силового решения карабахской проблемы. Насколько будут готовы к однозначной поддержке Армении Казахстан или Таджикистан, чьи экономические контакты с Баку растут год от года? В августе 2007 года президенты Азербайджана и Казахстана Ильхам Алиев и Нурсултан Назарбаев поставили в качестве стратегической цели утроить двусторонний товарооборот, доведя его до 1 млрд. американских долларов. По словам бакинского эксперта Ровшана Ибрагимова, «стоит отметить, что Казахстан давно использует страны Южного Кавказа как перевалочный путь для перевозки нефтяных продуктов и зерна. В Баку введен в строй зерновой терминал мощностью до 800 тыс. тонн зерна в год, где будут хранить зерно из Казахстана для дальнейшего экспорта на мировые рынки». В 2008 году президент Казахстана подписал «Договор между Республикой Казахстан и Азербайджанской Республикой о поддержке и содействии транспортировке нефти из Республики Казахстан через Каспийское море и территорию Азербайджанской Республики на международные рынки посредством системы «Баку - Тбилиси - Джейхан»». Кстати, и официальный Минск совсем недавно заявил о поддержке территориальной целостности Азербайджана. В начале февраля 2009 года посол Белоруссии в Азербайджане Николай Пацкевич сообщил журналистам: «Мы и раньше всегда подчеркивали, что Белоруссия придерживается четкой позиции по поводу решения нагорно-карабахской проблемы на основе территориальной целостности Азербайджана. Это не является темой обсуждений и дебатов. Это наше однозначное мнение. Иначе быть не может».
Таким образом, в случае реализации негативного сценария в Нагорном Карабахе Ереван не получит поддержки со стороны КСОР так же, как Москва не получила действенной политической (о военной и речи не шло!) поддержки во время «пятидневной войны». Добавим сюда и то соображение, что государства Центральной Азии крайне неохотно вовлекаются в проблемы, не касающиеся их региона напрямую. Вспомним, насколько активными были соседи Таджикистана в начале 1990-х гг., и сравним с пассивностью участников ближнего СНГ во время проведения миротворческой операции в Абхазии. Напомним, что данная операция изначально планировалась, как коллективная миссия стран СНГ. Но ни одно государство Содружества - подписант ДКБ - не взялось за операцию вместе с РФ. Украина - отдельный случай, поскольку Киев не участвовал в Договоре, но его миротворческие амбиции впоследствии проявились.
Собственно говоря, сам ДКБ (Договор о коллективной безопасности) был подписан 15 мая 1992 года во многом из-за эскалации напряженности на таджикско-афганской границе. Изначально он имел региональную привязку. После присоединения к Договору Грузии и Азербайджана в сентябре 1993 года среднеазиатский акцент был несколько смещен. Но в 1999 года эти государства из Договора вышли, и все прежние акценты вернулись. Армения - особая статья. Она подписала Договор, будучи фактическим участником карабахского конфликта, а потому помощь Москвы была для Еревана важным фактором. Между тем, в августе 1992 года Армения в ходе азербайджанского наступления потеряла Арцвашен (который в советское время был частью Армянской ССР, а не НКАО). И ДКБ никак не помог Еревану, его же успехи в противостоянии Баку объясняются совсем другими факторами.
Нельзя забывать и об острой конкуренции за региональное лидерство между Казахстаном и Узбекистаном (из-за позиций которого проваливается идея создания Союза центральноазиатских государств), а также о проблемах двусторонних отношений между Душанбе и Ташкентом. По справедливому замечанию Ивана Преображенского, «после отмены Евросоюзом (по инициативе Германии) санкций против Узбекистана, введенных из-за кровавого подавления бунта в городе Андижан, официальный Ташкент резко начал менять внешнеполитический курс с пророссийского на прозападный. И сделал это уже не в первый раз. Для начала узбекский президент Ислам Каримов объявил о приостановке членства в Евразийском экономическом сообществе». Этот дрейф Узбекистана, обеспокоивший Кремль, едва не стоил Москве существенного ухудшения отношений с Душанбе. Обещания Дмитрия Медведева расширить сотрудничество с Узбекистаном в ущерб соседнему Таджикистану привели к жестким заявлениям и посла этой страны в Москве, и самого президента Эмомали Рахмона. В результате для того, чтобы заполучить строптивого президента на саммиты ОДКБ и ЕврАзЭС, России пришлось фактически извиниться перед Душанбе.
И последнее (по порядку, но не по важности). Союзники Кремля по ближнему СНГ не готовы к жесткому противоборству с Западом. Как сказал в беседе с автором один из влиятельных казахстанских чиновников, «две трубы всегда лучше, чем одна». А потому популярная в определенных кремлевских кругах философия «выбора между РФ и Западом» к реальности не применима. Все государства СНГ, включая Белоруссию и Армению, имеют свои интересы на Западе и свои ожидания от ЕС и США (особенно Ереван, понимающий силы армянского лобби в Вашингтоне и Париже). Следовательно, прямо или косвенно представители ближнего СНГ будут всеми силами уклоняться от роли «альтернативы НАТО», предпочитая диверсификацию внешней и оборонной политики. Даже в Абхазии не закрывают для себя «турецкое окно», принимая во внимание многочисленную диаспору в этой стране (при том, что Турция имеет вторую по численности армию в НАТО). В Армении это называется «политикой комплиментаризма». В большей или меньшей степени этому курсу привержен Казахстан и Таджикистан, Узбекистан и даже Киргизия, которая вовсе не прекратила обсуждать условия пребывания американской базы.
Впрочем, и самой России противоборство с Западом, особенно в условиях масштабного экономического кризиса, ни к чему. Естественно, компромисса между Москвой и Вашингтоном по Южному Кавказу будет достичь нелегко. И вряд ли это удастся сделать в ближайшей перспективе. Но многие вопросы стратегического характера, такие, как ядерная безопасность, распространение оружия массового уничтожения, Иран, КНДР, Ближний Восток, Афганистан, требуют совместных усилий. Антинатовские лозунги могут быть сильно смягчены Москвой. А все разговоры о втором «геополитическом полюсе глобальной игры» останутся профессиональным пиарщикам - к реальности они имеют весьма отдаленное отношение.
Автор - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук