Последнее высказывание спикера РПЦ о. Всеволода Чаплина о «десятине» наводит на мысль, что церковное руководство решило нажимать на все аварийные кнопки подряд. Не получилось с Моцартом и Бахом, придется запустить дискуссию о реформировании экономики церкви.
Действительно, за предложением «ввести десятину» вроде бы виден вполне конкретный сценарий постепенного возвращения церкви к традиционным древнерусско-православным нормам, длинный список, часть из которого мы уже слышали из уст того же о. Всеволода. Тут и дресс-код, и запрет мужеложества, и многодетность... В конце этого списка можно разглядеть даже смутные признаки настоящего соборного народовластия, реального участия простых людей в управлении церковью, отказ от жестко-централизованной структуры, построенной в сталинские годы, и размежевание областей с государственным руководством вплоть до отказа от «спец-статуса». Впрочем, думается, что сам о. Чаплин, посмотрев так далеко, ужаснулся бы. Ведь это означало бы отказ от более чем 300-летней тактики государственно-церковного симбиоза.
Если рассмотреть те модели, которые реализовывались в русском православии вне спайки с государственным аппаратом и обслуживания его внутренних интересов, то, поискав, можно найти и дресс-код, и соборность с реальным участием мирян в управлении церковными делами, и десятину. Все это было реализовано в русском старообрядчестве в результате хорошей встряски, о чем писали в прежние времена и Мельников-Печерский, и Лесков, и митр. Антоний Храповицкий. У старообрядцев все это есть и сейчас, но у них нет статуса государственного или, как говорили раньше, «господствующего» исповедания. У русских протестантов (баптистов, адвентистов) также есть традиция народности, но отсутствует консервативная традиционность и связь с византийско-древнерусским прошлым.
Наша социальная структура этой зимой необратимо пришла в движение, нарушился баланс ее «структурной дуальности», произошла поломка самой структуры как посредника и продукта поведения людей. Государственная администрация не может эффективно обеспечить социальное воспроизводство, а церковь в ее нынешней форме также не помощник. Ведь социальная структура – это только и исключительно памятные следы, навыки, правила и ресурсы, осознаваемые людьми. И церковный институт мог бы в теории быть проводником или депозитарием коллективной традиционной памяти. Но на практике связь внутри него самого не работает.
Одна из возможных и, как кажется, весьма прогрессивных стратегий могла бы быть реализована именно в этом направлении путем отказа от централистской, эксклюзивистской, имперской и «романовской» церковно-государственной риторики, отказа от статуса государственной церкви и превращения в церковь народную. Тем более, что многое в жизни пестрого сообщества, именуемого «невоцерковленным православным большинством», уже готово для этого. Люди чают того, что мы выше назвали депозитарием коллективных традиционных социальных правил и норм. Препятствий видится три: первое – в субкультурно замкнутом «воцерковленном меньшинстве», грезящем о возвращении в «блаженные дореволюционные» времена вместо движения вперед, второе – в привычке церковного руководства РПЦ к номенклатурному статусу и чиновничьим бонусам. Третье – в наработанном и заматеревшем отталкивании современных сознательных «воцерковленных» от консервативной традиции. Традиция («старина») терпится как «форма», но не как действительный набор норм и правил - это общая наша проблема.
«Воцерковленный народ» вздохнет и будет привычно «уклоняться от налогов», а у церковной интеллигенции на эту проформу только возрастет аллергия. И это повод для большой дискуссии, а не для заявлений в ток-шоу.
Децентрализация и деэтатизация в обмен на подлинную народность были бы неплохим балансовым показателем в условиях обвального падения церковных акций. Да, большинство держателей разных социальных активов по-прежнему придерживает церковность, хотя рекомендации аналитиков рынка давно уже поменялись на «избавляться». Тут как чемодан без ручки – и нести невозможно, и бросить нельзя. Впрочем, лидеры рынка уже почти избавились от этих акций. Тут бы в самый раз и произвести ребрендинг. Но на него должна быть дана общественная санкция и государственная «вольная». Если о смутном предчувствии первой можно прозревать, то второго пока не видно.
Десятина, предлагаемая о. Всеволодом, есть, говоря научно, распределение ответственности и постоянно действующий канал актуализации групповой идентичности. Иначе говоря, взяв на себя финансовую ответственность за церковные дела, люди могут начать переходить из статуса «непрактикующих», невоцерковленных в статус гораздо более ответственный, встроенный. Но это немедленно приведет к требованию прозрачности и отчетности, т. е. к началам реального, а не декларативного народовластия – концу административной формы РПЦ в ее современном виде.
Впрочем, о том, чем чревата «десятина» для РПЦ, уже написал Михаил Захаров. Вот только в словах спикера РПЦ видится не либерализм, а имитация. Ведь настоящая самоокупаемость в условиях сохранения зависимости от господдержки приведет к дальнейшей социальной и политической регрессии.
Авось отвлекутся от своих митингов и обсуждения «брегетов» с «нанопылью». А жаль! Тратить столь ценные поводы ради операции прикрытия как раз не хотелось бы, второго шанса для ребрендинга может и не быть.
