Возвращение исторической аббревиатуры двум столичным спецподразделениям МВД — ОМОНу и СОБРу — символический шаг. Прежде всего, он характеризует, что реформа милиции окончилась полным провалом. Не удалось не только превратить милицию в настоящие «органы правопорядка», даже переименовать толком не могут.
Всяческая чехарда с реформой милиции/полиции, каковую реформу власти представляли в прошлом году, потерпела полную неудачу. По крайней мере, в символическом плане. Столичное ГУВД объявило, что две главные силы специального назначения — ОМОН и СОБР — свои названия сохранят. Расшифровка аббревиатур будет новой (ОМОН, скажем, превратится в «отряд мобильный особого назначения»), но сами сокращения будут прежними. Таким образом, новые названия отрядов (ООН и ОСН) продержались порядка полугода, после чего полицейское уже начальство решило провести небольшую, но знаковую ревизию переименований в МВДшном хозяйстве.
Когда Дмитрий Медведев запустил не самую удачную реформу, одной из публичных мотиваций необходимости изменений было очищение милиции от скверны и преобразование ее в профессиональную сервисную службу. С какой целью и предлагалось срочно переименовать «старорежимную» милицию в новую, очищенную полицию. Символика была небесспорной: над ней смеялись в анекдотах и подтрунивали журналисты. Власти еще неоднократно пытались всячески объяснить причины странноватого переименования.
Не удалось не только объяснить необходимость переименования, но и доказать широким массам само благотворное воздействие, которое были призваны оказать на сотрудников правоохранительных органов переаттестация, переименование, массовые (хотя, если приглядеться не столь уж и значительные) сокращения. И когда в декабре Владимиру Путину во время «прямой линии» задали вопрос «а не зря ли переименовывали», то действующий премьер отказался за реформу отвечать, сказав, что участия в ее разработке не принимал, а главное, с его точки зрения, достоинство реформы — повышение довольствия сотрудников МВД.
В смысле предвыборном такое заявление безусловно имеет право на жизнь, но в смысле политическом де факто признан провал реформы тем, кого именуют «самым популярным политиком в современной России».
Символический провал, как кажется, является прямым отражением провала фактического. Структура МВД просто отказалась выполнить прямое указание начальства по самосовершенствованию, предпочтя обойтись «малой кровью».
Во-первых, на момент сокращения предельная численность органов была превышена едва ли не в полтора раза, а сократили (попутно увеличив предельную численность до миллиона сотрудников) МВД лишь на 20 процентов. К тому же некоторые должности просто были выведены за штат — например ректоры милицейских вузов.
Новый закон «О полиции» стал фактически калькой аналогичного «Закона о милиции» с прибавлением нескольких чисто голливудских украшений, вроде необходимости зачитывать права задержанным и предоставлять им право на один телефонный звонок.
По повышению профессионализма оставшихся в органах сотрудников также имеются определенные сомнения. Кажется, что в работе рядовых сотрудников с переименованием и переаттестацией мало что поменялось, по крайней мере каких-то радикальных изменений, как свидетельствует вопрос Путину, граждане не заметили.
Это, правда, касается и нынешних «обратно переименованных». В Москве и Петербурге, например, ОМОН периодически доказывает свою эффективность при разгоне и массовых задержаниях всяческих оппозиционных мероприятий. Что о собственно реформе милиции/полиции мало что говорит. ОМОН и до всякого переименования был при разгонах оппозиционных мероприятий чудо как эффективен. Работа у омоновцев такая.
Это при том, что реальность проблем разложения органов не отрицает никто, кроме разве самих милицейских/полицейских начальников. Однако провести реформу, даже когда она очевидно назрела и перезрела, власти оказались не готовы ни морально, ни концептуально. Сведенная к ее куцему «переименовательному» варианту, она стала еще одной неудачей и без того не самого прекрасного президентства.
