Дача, доставшаяся мне от отца,расположена на Карельском перешейке – соединяющем, точнее, разъединяющем Финскийзалив и Ладожское озеро. Место называется Орехово – это старый, еще с начала60-х годов, дачный район, застроенный десятками тысяч если не сотнями тысяч дачпетербургских жителей. Сейчас это – административно – Приозерский районЛенинградской области, до государственной границы (с Финляндией) оттуда –полторы сотни километров. Озеро, на которое мы ходим купаться, называетсяБольшое Барковское – пляж на Северо-восточном его берегу. Если встать там уводы, хорошо виден южный берег – та же стена соснового леса, что и везде вокруг.И ничто не напоминает сегодня, что по этому южному берегу еще в 1939 годупроходила линия государственной границы, причем линия весьма старая – впервыепроведенная за 616 лет до этого.
Данная линия, берущая начало отФинского залива, – сама по себе действительно примечательный историческийобъект. Сейчас значительная ее часть является административной границей Всеволожскогои Приозерского районов Ленобласти, а также Выборгского р-на Ленобласти иКурортного района Санк-Петербурга. До 1940 года это была граница между СССР иФинляндией, до 1918 – между Петербургской губернией и Выборгской губерниейВеликого Княжества Финляндского. До этого, с 1710 года, здесь проходиливнутренние административные границы Ингерманландской губернии России, а ещераньше – с 1583 по 1595 и с 1611 по 1702 – границы между ленамиИнгерманландской провинции Королевства Швеции.
При этом часть нашей линии былаграницей и до 1583 года – она разделяла земли шведского Выборгского лена иНовгородской Водской пятины. (Каковая вместе с самим Новгородом была Иваном III включена в составунитарного русского государства.)
И вот этот-то рубеж как раз и быллегализован впервые в 1323 году в процессе заключения Ореховского мирногодоговора между Швецией и Новгородом – едва ли не первого в истории русскойдипломатии договора о вечном мире сосколько-нибудь детальной делимитацией межгосударственных границ.
Пару слов о предшествующейситуации. Карелия и прилегающие районы современной Финляндии примерно с начала XIIвека стали ареной активной экспансии как Швеции, так и Новгорода. Обе сторонысовершали неоднократные военно-карательные экспедиции в эти"ничейные" земли под предлогом обращения местных жителей вхристианство; истинной же целью походов был, понятно, грабеж, а также обложениенаселения данью – что в те времена было синонимом признания суверенитета.
Как бы то ни было, жизнь шлавесьма бурно: в 1156 году Эрик IX,высадившись в районе современного Турку, подчинил своей короне прилегающиеземли, населенные людьми, называвшимися по-русски сумью. В 1187 году новгородцы совместно с эстами икарелами осуществили набег на собственно Швецию, сожгли Сигтуну – город-предшественникСтокгольма. Серьезный поход в Финляндию и Карелию с целью насажденияправославия предпринял в 1227 году Ярослав Всеволодович – будущий Великий князьВладимирский, новым масштабным походом отметился в 1277-78 годах его внукДмитрий Александрович. В ответ в 1293 году маршал Торкель Кнутссон высаживаетсяна Карельском перешейке и основывает Выборгский замок. Два года спустя онприсоединяет к своим владениям и Восточную часть перешейка, основывая там уберега Ладожского озера укрепление Кекисалми (Кексгольм). Однако, вскореновгородцы отбили эту крепость, переименовали ее в Корелу (нынешний Приозерск)и утвердили свой суверенитет над приладожской частью перешейка.
Дальнейшие многочисленные, однакомелкие столкновения не оказали серьезного влияния на сложившуюся диспозицию. И,наконец, к 1323 году стороны пришли к необходимости закрепить статус-кво, таксказать, на пергаменте. Для Новгорода, надо отметить, это было время предельнотрудное: серьезные конфликты республика имела тогда практически по всемупериметру своих границ и даже внутри оных. Предпринятый в 1322 году поход наВыборг закончился неудачей, после чего новгородское правительство решаетсостредоточиться на главных направлениях: борьбе с сепаратистскими устремлениямиПскова и участием в Московско-Тверском противостоянии (на стороне Москвы). Дляэтого в январе 1323 года заключается мир с Ливонским орденом, а заключенный вавгусте Ореховский договор со Швецией не только "закрывал" шведскуючасть границы, но и заметно улучшал позиции Новгорода на другом театреконфликта: в Северной Норвегии (Финнмаркене), где новгородские сборщики данисоперничали с норвежскими королевскими чиновниками. Кроме того, появляласьвозможность использовать высвободившиеся руки дружественного Новгороду ЮрияМосковского для защиты югорских владений республики, подвергавшихся давлению состороны Устюжских князей – его номинальных вассалов. Не менее серьезныетрудности испытывала тогда и Швеция – отсюда и возник этот, уникальный для тойэпохи, компромиссный дух переговоров и достигнутого соглашения.
Итак, летом 1323 года вовновьпостроенной на Ладоге крепости Орешек (теперь – Шлиссельбург) началисьпереговоры, завершившиеся в августе подписанием мирного трактата. При всей однозначностиданного события, немало вопросов возникает – стоит лишь взглянуть на негопопристальнее.
Ну, например: каковы в этомсоглашении юридические стороны? С одной из них вроде бы все ясно: сторона эта –шведская корона. Ее представляли на переговорах два рыцаря Эрик Турессон и Хеминг Эдгислассон, младшийдворянин Петер Юнссон и священник Вемундус (или Вемундер).Священник, понятно, отвечал за секретарскую часть, первые два шведа в спискебыли весьма влиятельными столичными деятелями, третий же занимал важнуюдолжность в Выборге – то есть в ближайшей к границе административной единице.Кроме того, в переговорах участвовали два представителя высшего купечества г.Висбю на острове Готланд. Как подданные шведского короля, они вроде бы быличленами шведской делегации, однако Висбю был еще и ганзейским городом и потомууказанные лица должны были бы отстаивать также и интересы Ганзы, каковые далеконе во всем совпадали с королевскими. Еще неоднозначнее было русскоепредставительство. В состав его входили новгородский посадник Варфоломей итысяцкий Аврам – то есть, за вычетом архиепископа, высшие должностные лица Новгорода.Возглавлял же делегацию московский князь Юрий Данилович, и его подпись подтекстом трактата с русской стороны наиболее значима. Более того, буквальноследуя тексту трактата, мы видим, что это, в общем-то, договор двух частныхлиц: короля Магнуса и великого князя Юрия. Магнус был королем Швеции, а Юрий? Вкачестве кого он подписывал трактат: как Новгородский князь, как князьМосковский или как Великий князь Владимирский, являющийся верховным сюзереном иМосквы и Новгорода? Он-то себя явно считал и тем, и другим, и третьим в одномлице – и это несмотря на то, что ярлык на Владимирское Великое княжение на тотмомент уже был передан Ордынским ханом Тверскому Великому князю. Все же,по-видимому, следует считать Ореховский договор шведско-новгородским, тогда какмосковское государство становится в нем стороной лишь с момента ликвидацииновгородской внешнеполитической независимости в 1471 году.
Согласно дипломатическим правиламтого времени, договор составлялся каждой стороной самостоятельно, причемрусские писали текст по-русски, а шведы – на латыни. Содержательная частьтекста, понятно, совпадала, однако преамбулы различались. Иначе говоря, каждаясторона писала текст как письмо от себя противной стороне. Эти письмаподписывались, после чего происходил обмен грамотами. Иногда, впрочем, договорсоставляла лишь одна сторона с преамбулой от своего имени.
В случае Ореховского трактата,имеющиеся тексты на русском, латинском и шведском языках воспроизводят именнорусскую преамбулу. Был ли тогда написан текст со шведской – непонятно. Переданный шведам русский подлинникхранился в Выборгском замке до 1493 года, после чего был перевезен в Стокгольм.В середине XVII века его переписал бежавший в шведские владения подьячийПосольского приказа Григорий Котошихин – автор интереснейшего сочинения оРоссии в царствование Алексея Михайловича. Подлинник же договора погиб в 1697году во время большого пожара в Стокгольмском замке – что, задним числом, мыможем считать дурным для шведов предзнаменованием… в той же степени, как исчитать дурным предзнаменованием утерю экземпляров договора русской стороной входе разгрома приказной документации периода Смуного времени 1610-1612 годов. Вобоих случаях утеря документа словно бы предвещала для страны-хранителя существеннуюпотерю приграничных территорий…
Еще в 1537 году, в ходе очередныхрусско-шведских переговоров в Москве, шведы потребовали предъявить им подлинниктрактата. На это им было заявлено, что таковой находится в Новгороде, и послыувидят его по дороге восвояси. В Новгороде же его долго не могли найти, однаков конце концов отыскали – в архиве архиепископа. Шведы тщательно скопировалитекст, каковой оказался почему-то на шведском же, а не на латинском языке! Тоесть являлся лишь не имеющим юридической силы переводом. Тем не менее, поотбытии послов на родину, этот документ затребовали в Москву и поместили навесьма почетное место в архив русско-шведских дипотношений.
Впрочем, есть сведения, что вовремя Тявзинских переговоров 1595 года русская делегация обладала латинскимподлинником трактата. Видимо – нашли его все-таки в перевезенном в МосквуИваном III Новгородскомгосударственном архиве. Кстати говоря, формально именно по заключении Тявзинскогомира Ореховский трактат терял юридическую силу. Впрочем, тявзинская границапочти совпадала с ореховской…
Согласно Ореховскому договору,граница брала начало от Финского залива (начисто игнорируя, кстати, самосуществование о-ва Котлин – где расположен нынешний Кронштадт), далее шла пореке Сестре, поворачивала на северо-восток и затем меридианально на севервплоть до побережья Ботнического залива. Судя по всему, первое время стороныстарались договоренности соблюдать, хотя удавалось это с трудом. Дело в том,что, несмотря на детально прописанную последовательность пограничных ориентирови установленные межевые камни, качество делимитации было исключительно низким:высокие стороны по незнанию допустили множество неоднозначных трактовок ипропусков. В итоге трансграничный разбой, угоны скота и т.п. стали нормойкарельской жизни, постоянно провоцируя вовлечение в конфликт властей различногоуровня. Дело дошло до того, что король Густав Ваза (тот самый, что провел вШвеции лютеранскую Реформацию) вынужден был переселить часть населенияприграничных сел во внутренние районы, заменив их на людей, не знакомых споэтичным образом жизни фронтьира – однако эффект был незначителен.
К этому следует еще добавить ито, что если южная часть ореховской границы – от Финского залива до озера Сайма– проходила по довольно населенным местностям и была реально демаркирована, то малолюднаясеверная существовала лишь в тексте трактата. Более того, довольно быстроНовгород утратил даже тень контроля за частью этой территории, и реальноеразграничение шведских и русских владений поменяло направление: теперь оно шлоне к Ботническому заливу, а к Ледовитому океану.
И, в заключение, еще несколькослов о самом Ореховском договоре. Помимо описания границы, он включал в себянесколько односторонних обязательств шведской стороны. Во-первых, сохранялисьправа собственности на несколько объектов недвижимости (земли, бобровые гоны ит.д.), принадлежащие жителям новгородской Карелии, но расположенные в Карелии шведской. Во-вторых, Швециябрала на себя обязательства обеспечения беспрепятственного доступа в Новгородские владения ганзейскихкупцов по воде и по суше. А в-третьих – отказывалась от поддержкиантиновгородских действий Ливонского ордена. Иначе как большим дипломатическимуспехом Новгорода все это назвать нельзя.
