26 апреля 25 лет аварии на Чернобыльской АЭС, а незадолго до того вышел в прокат новый фильм Александра Миндадзе "В субботу".Набивший руку журналист без труда соорудит по поводу названия лентыкакой-нибудь впечатляющий пассаж с ветхозаветными коннотациями: дескать, подобноевреям, обязанным праздновать субботу при любом стечении окружающихобстоятельств, персонажи фильма отдаются веселью весь этот день, невзирая нато, что сам воздух вокруг них пропитан смертью, пропитан и убивает их в каждоемгновение.
В действительности, никаких евреев в фильме нет (за вычетоммимолетного персонажа с говорящей фамилией Горелик), а есть раннегорбачевскийСССР, небольшой южный городок погожим субботним днем 26 апреля 1986 года иатомная электростанция неподалеку, взорвавшаяся накануне ночью. Чернобыль.
Теперь – скороговоркой – некоторая формальная информация,согласно требованию жанра. Для режиссера это вторая самостоятельная работа –при том, что 62-летний Александр Миндадзе, вообще-то, ветеран нашего кино – нокак сценарист: совместно с Вадимом Абдрашитовым он сделал десять лент,составивших ему имя, писал он сценарии и для А. Прошкина, и для А. Учителя. Понятно,что автором сценария в нашем случае является сам режиссер, а вот камерой насъемках командовал талантливый румынский оператор Олег Муту, – этот уроженецКишинева известен нам в первую очередь по замечательной ленте Кристиана Мунгиу"Четыре месяца, три недели и два дня". Остальное не столь принципиально.
Дальше положено раскрывать краткое содержание ленты, нопрежде стоит сказать вот, о чем. О, так сказать, ожиданиях от"продукции" Миндадзе. Сложившееся главным образом от работ в тандемес Абдрашитовым представление состоит в том, что жанром ленты должно статьчто-то между бытовой драмой и фильмом-катастрофой, однако без характерного дляпоследних нагнетания по-голливудски примитивных эмоций. То есть, как бы оба этижанровые начала сперва вырождаются в некоторую притчу, а затем, обычно ближе кконцу фильма, складывающееся только-только в голове зрителя притчевая метафоранамеренно раскалывается таким сюрреалистическим наплывом – в худших, на нашвзгляд, случаях и вовсе скатываясь в некоторую водевильность, как скажем вконцовке "Космоса, как предчувствия". То есть, киноистории Миндадзеобычно – довольно сложные зрелища, это раз. И не всегда безупречны – два.
К счастью, в новом фильме нет ни излишней "зауми",ни явных проколов – зрителю довольно комфортно его смотреть, однако выйдя изкинотеатра (встав из-за компьютера) ему есть, о чем поразмышлять задним числом,ибо вторыми и третьими смыслами лента вполне обеспечена.
Теперь, собственно – фабула. Главный герой – Валерка (АнтонШагин) – бывший ресторанный музыкант-барабанщик Джонни, а ныне – молодойкомсомольский функционер (характерное для работ Миндадзе двойное социальное амплуагероя) – по стечению каких-то труднообъяснимых обстоятельств становится наисходе ночи свидетелем аварии на ЧАЭС: в компании некоего партийного начальстваон оказывается на роковой станции, наблюдает предельную растерянность руководстваи получает от последнего устное указание хранить все в тайне дабы не сеятьпанику. Снята эта первая, ночная часть фильма именно в стилистикефильма-катастрофы – чего стоит хотя бы эффектная "поездка навстречусмерти" одного из партийных тузов – когда легковая машина упрямо движетсяк взорванному энергоблоку под аккомпанемент испуганного голоса, сообщающегоубийственно-растущие показания взятого с собой дозиметра… Эта же сцена,впрочем, вызывает в памяти и соответствующие моменты из "Сталкера"Тарковского, в частности, когда Писатель прет напрямую к Дому С ВолшебнойКомнатой, невзирая на отчаянные предупреждения героя Кайдановского.
Триллер, однако, тут же кончается – наступает утро, инахватавшийся бог знает сколько рентген герой в ужасе бежит со станции в город:единственное его намерение теперь – это удрать. Удрать прочь от смерти,практически персонифицированной на экране: тот самый, утративший инстинктсамосохранения партийный туз, встретив героя на рассвете, проникновенносообщает ему, что, де, был "там" и заглянул в самое жерло, котороекак бы звало к себе… Наш Валера стремительно кидается прочь от подобнойсуицидальной интимности – оставляя партначальника в начинающемся приступеострой лучевой болезни…
Дальше как будто бы вступает в свои права бытовая драма.Герой сперва пытается забрать с собой любимую девушку, певичку из того жересторанного ансамбля – выдергивает ее чуть ли не из душа в женском общежитии,тащит на вокзал, однако на поезд они не попадают по, казалось бы, случайнойпричине: девушка ломает каблук. Следующий поезд будет завтра и Валера проводитсубботу в городе. Собственно, основная часть фильма – это, в полномсоответствии с названием, субботний день, выходной, когда жители Припятиотдыхают, справляют свадьбы (Миндадзе на встрече со зрителями говорил, чтореально в тот день в городке справлялась чуть ли не дюжина свадеб разом),покупают в магазине дефицитные румынские (привет оператору)туфли-"лодочки"… Эдакий вариант джойсовского "Улисса" в кино– только вместо 16 июня 1904 г. – 26 апреля 1986. Главный герой вовлекается, помимособственной воли, в это буйство жизни – подменяет в своей прежней группезаснувшего с перепою барабанщика, поздравляет приятеля-жениха, покупает длядрузей "медвежью кровь", выясняет отношения в рамках любовноготреугольника с изрядно скругленными углами. Характерно, что авторы фильманамеренно снимают остроту традиционных для кино драматических ситуаций –скажем, напрашивающийся конфликт "сокровенное знание Валеры об истиннойситуации на 4 энергоблоке – неведение жителей города" практически сводитсяна нет: все и так в курсе, что ночью что-то серьезное произошло, что опасностьвелика, что металлический привкус во рту говорит о совершенно конкретных вещах.Все, в общем, все понимают, но, также как и герой, не спешат бежать прочь,предпочитая мыслям о смертельной опасности сиюминутное буйство жизни.
Так о чем же наш фильм? Где здесь чаемая метафора? Попробуемответить, проанализировав собственные ощущения. В самом деле, сочувствие к героям,трагико-лирическая нотка, возникает в нас первым делом от сознания собственногокогнитивного превосходства: даже и без всякого Чернобыля, глядя на людей из 86года, мы, знающие о том, что произойдет затем, сколь усложнится окружающий их мири сколь ничтожными покажутся потом актуальные для них тогда обстоятельства,начинаем испытывать эмоции, сходные с теми, что вызывают в нас дети. Это,говоря иначе, вполне умершая для нас реальность – она, несомненно, была, нотеперь ее нет, нет совсем.
Следующий уровень этого же когнитивного превосходствавозникает уже вследствие самой аварии: мы знаем про серьезность положения вполной мере, а герои фильма – нет. И, наконец, третий уровень того же поприроде ощущения определяется главным героем: даже он знает качественно больше, чем окружающие его персонажи. Получаетсясловно бы пирамида громоздящегося незнания – и лишь бог-зритель из 2011 годаведает обо всем. Но обо всем ли? Ведь и мы не знаем нашего завтра, ведь и мычетверть века спустя будем выглядеть наивными простаками в сложном современноммире. И у нас впереди – неизбежная смерть, и мы тоже не в силах от нее убежать,а лишь способны наполнить отпущенное до нее время тем или иным содержанием.Собственно, об этом и фильм – о неотвратимости смерти, олицетворенной на экранеполуразрушенной махиной аварийного энергоблока. Валерка сперва бежит от негопрочь, сломя голову, но она все равно находит способ напомнить о себе: и вотуже вышедший за вином герой замирает в толпе жителей Припяти, оцепенело наблюдающихзарево над бетонной махиной… И, наконец, возвращается к взорванному реакторуследующим утром – просыпаясь со своими друзьями на кораблике, бодро огибающимстанцию на пути к Киевскому водохранилищу. Не уйти…
Ну и напоследок – дежурные комплименты. "Всубботу" довольно изысканное в визуальном смысле зрелище – снятая впсевдодокументальной манере ручной камерой лента исключительно многолюдна, ирежиссеру с большой достоверностью удается воспроизвести не только характерныедля эпохи типажи, но и простроить попутно множество чудных эпизодическихмизансцен, в совокупности придающих пространству фильма дополнительную глубину.А то, что на Берлинском фестивале этим не прониклись – стало быть, им, гагарам,недоступно.
Так, что – айда в кино!
