Недавно мы отметили годовщину одного любопытного эпизода взаимоотношений между двумя сверхдержавами – США и СССР. Причем «эпизодом» это можно назвать только сейчас, а тогда, 25 лет назад, вокруг него стоял такой большой шум, что это было настоящим «событием». Состояло оно в том, что новоизбранный Президент США республиканец Рональд Рейган отменил эмбарго на поставку зерна в СССР, введенное его предшественником демократом Джимми Картером в январе 1980 года в ответ на ввод советских войск в Афганистан. Отмена состоялась год с небольшим спустя, хотя советские войска из Афганистана тогда не только не вышли, но и пробыли там еще восемь лет.
Не время и не место анализировать, почему злостный антисоветчик Рейган взял да и отменил зерновое эмбарго, хотя оно вполне вписывалось в его концепцию «крестового похода» против коммунизма. Зато интересно посмотреть, как и почему развивался зерновой импорт в СССР, а также – почему в современной России зерно не импортируется, а, наоборот, экспортируется.
Если мы обратимся к предыстории вопроса, то вспомним, что массовый зерновой экспорт из России начался в эпоху Великих реформ Александра II. С одной стороны, рост производительности крестьянского (и помещичьего) хозяйства после отмены крепостного права создал относительно избыточные ресурсы зерна, а с другой стороны, политика индустриализации, которая тогда выражалась в бурном строительстве железных дорог, требовала массового импорта машиностроительной продукции. Меняя зерно на паровозы, тогдашнее российское правительство смогло за 20-25 лет построить базовую сеть российских железных дорог и заложить основы дальнейшего экономического развития страны.
Политику, аналогичную царской, проводило и большевистское правительство. Нажимая на зерновой экспорт как основу форсированной индустриализации, сталинское руководство смогло получить от развитых стран необходимое технологическое оборудование для создания тяжелой индустрии практически на пустом месте. Для этого крестьян пришлось загнать в колхозы, так как по-другому изъять нужное количество зерна для экспортных нужд у властей не получалось. После того как задача индустриализации народного хозяйства была успешно выполнена, экспорт зерна существенно снизился, а во время военных и первых послевоенных лет упал почти до нуля. И на этом нулевом уровне так и находился, хотя страны «народной демократии» в случае внутренних неурядиц всегда могли рассчитывать на продовольственные поставки из СССР.
Нулевой экспорт зерна был вызван не только тем, что промышленность СССР, как тогда писали, «стала развиваться на собственной технологической базе» и поэтому в иностранном оборудовании больше не нуждалась. Сокращение продовольственного экспорта стало происходить из-за роста внутреннего потребления зерна. А происходило это, во-первых, просто из-за роста численности населения, а во-вторых, из-за того, что все большая часть населения стала концентрироваться в городах, тем самым переставая быть непосредственными производителями сельскохозяйственной продукции. Они переходили, если так можно выразиться, от самообеспечения на государственное довольствие, поэтому государство было вынуждено сокращать экспортные ресурсы и перебрасывать их на внутренний рынок. Оно тем более было вынуждено это делать после 1953 г., потому что у сменившего Сталина Хрущева не было такого административного ресурса, который позволял бы держать население на полуголодном пайке. Для внутреннего спокойствия приходилось жертвовать валютными доходами.
При этом отметим, что одного сокращения экспорта для поддержания внутреннего потребительского рынка в относительном равновесии было недостаточно. Рост потребностей был таким большим, что сначала пришлось включить в хозяйственный оборот целинные степи, а потом, когда и казахстанского зерна не стало хватать, перейти на его импорт. Причем основным поставщиком зерна в СССР стал его основной геополитический противник – США.
Это, кстати, одна из своеобразных загадок советско-американских отношений: как США могли предоставлять своему заклятому другу необходимые продовольственные ресурсы, а СССР попасть в продовольственную зависимость от США. Несмотря на геополитическое противостояние, корабли с американским зерном исправно заходили в советские гавани, и этот груз так же исправно оплачивался советскими заграничными банками. И даже обострение напряженности между двумя странами, которое имело место в начале 80-х годов, как мы видим, не слишком повлияло на развитие зерновой торговли.
Более того, с течением времени потребность в зерновом импорте все возрастала и возрастала. Это было вызвано, с одной стороны, вопиющей советской бесхозяйственностью, при которой выращенный урожай мог погибнуть на любой стадии от производства до потребления, а также, как это ни странно, стремлением улучшить структуру питания советских граждан. В свое время (сейчас про это мало кто помнит) была выдвинута программа под названием «Животноводство – ударный фронт!», при реализации которой началось массовое строительство животноводческих комплексов. Эта программа сразу же вызвала волну критики, так как ското-место в этих комплексах оказалось слишком дорогим и больше соответствовало стоимости человеческого жилья, чем стоимости животноводческого помещения. Однако критика тех лет спокойно прошла мимо другого факта – рост поголовья скота требовал увеличения кормовой базы, а эта кормовая база требовала увеличения производства зерновых культур. Внутренний производитель по известным причинам увеличить поставки зерна для нужд животноводства не мог, поэтому растущую потребность в кормах пришлось закрывать за счет того же импорта.
Но в те времена рост импорта – как пищевого, так и прочего – происходил относительно безболезненно. Благодаря очень высоким нефтяным ценам, СССР мог позволить себе какие угодно выкрутасы, но после того как в 1985 году цены на нефть на мировых рынках резко упали, пространство для структурного маневра значительно сузилось, и импортные поставки пришлось резать «по живому». Правда, зерновому импорту «повезло» больше всех, так как рисковать продовольственным обеспечением городского населения никто бы не решился, и поставки зерна (уже в долг, а не за наличные) шли постоянно. Старую власть, впрочем, это уже не спасло.
Имея на руках подобного рода «зерновой баланс», новая Россия могла ответить на него только ликвидацией старых упущений. Централизованный импорт зерна был прекращен, потому что на него не было валюты, одновременно с ним была сокращена запашка под зерновые – топливо и удобрения резко подорожали. Казалось, над страной навис призрак голодной смерти, но этого не произошло. Выяснилось, что топливо и удобрения можно продавать за границу, получая в ответ все нужные нам пищевые ресурсы. В данном случае получился двойной положительный результат: при экспортных поставках суперфосфата и бензина можно было выручить гораздо больше средств, чем при их поставках на внутренний рынок, а потом на эти средства закупалась пищевая продукция, эффект от потребления которой был гораздо выше, чем от потребления зерна.
Вследствие этих структурных сдвигов голода не случилось, да и само сельское хозяйство, пройдя через разного рода передряги, внезапно стало показывать неплохие результаты, венцом которых стало восстановление роли России как одного из крупнейших экспортеров зерна. Начиная с 2002 года среднегодовой экспорт превышает 10 млн тонн в год, что совсем неплохо для мирового рынка, объем которого оценивается в 100 млн тонн. И уж просто великолепно по сравнению с советскими временами, когда импорт зерна доходил до 30 млн тонн в год.
Таким образом, смена экономической модели привела к смене направления товарных потоков – из импортера зерна Россия превратилась в экспортера. Интересно, рассчитывало ли американское руководство на такой результат российских политических и экономических реформ? На то, что американские фермеры лишатся гарантированного, как им когда-то казалось, рынка сбыта своей продукции?
