12 октября 1702 года после тринадцатичасового исключительно кровопролитного штурма, венчавшего двухнедельную осаду, войска Петра Первого под личным фактическим руководством царя взяли стоявшую на острове в истоке Невы шведскую крепость Нотебург.
Хронологически это была первая серьезная наступательная победа русских в Северной войне: захват действительно важной в стратегическом отношении крепости, ставший и в самом деле ключом к завоеванию Приневья – главного геополитического приза России в ходе этой исключительно долгой кампании. Потребовавшая не только труднейшего, повлекшего многочисленные жертвы штурма, но также серьезной и комплексной предварительной работы – включая завоевание господства в акватории Ладожского озера. Таким образом, для Петра Первого взятие Нотебурга стало в первую очередь важным опытом победы, успеха – он, по сути, впервые после взятия Азова в 1696 г., убедился, что планомерная и тщательная работа по сосредоточению ресурсов, "набор очков", с неизбежностью отливается в ощутимый результат. И шведы в качестве объекта приложения подобной методики оказались ничуть не хуже турок.
Расположенная на острове в Ладожском озере, прямо перед истоком Невы крепость Нотебург за свою почти четырехвековую историю многократно переходила из рук в руки. Крепость была основана новгородцами под именем "Орешек" (буквальный перевод – Нотебург) в 1323 г. Именно там был подписан знаменитый новгородско-шведский Ореховецкий договор о границах и вечном мире. Что не помешало шведам разорить крепость в 1348 году. Под шведским контролем она находилась с 1411 по 1595 год, а затем вновь была передана шведам Василием Шуйским в 1611 году. В 1656 году войска воеводы П.Потемкина пытались взять крепость штурмом, однако не преуспели.
К моменту начала Северной войны, Нотебург представлял собой довольно старинную, по сути, средневековую по стилю крепость, состоявшую из семи шестнадцатиметровых башен и двенадцатиметровых каменных стен. Здесь не было бастионов, куртин, равелинов и прочих достижений фортификации Нового Времени, называемых часто (хотя и не точно) системой Вобана. Тем не менее, даже в век интенсивного использования артиллерии Нотебург все еще представлял серьезную преграду для штурма, ибо находился на острове и занимал его практически целиком. Шведский посол при Московском дворе писал о крепости: "так что нельзя пробить его ядрами, каких больших пушек ни навези туда, потому что ни с какой стороны нельзя поставить укреплений ближе, как на четыре ружейных выстрела, по причине быстрой реки, протекающей мимо крепости". Гарнизон крепости насчитывал 450 человек при 140(?) орудиях.
Понятно, что мысли о взятии крепости появились в голове Петра практически одновременно с идеей напасть на Швецию – собственно, первоначальная цель войны – Ингерманландия – не могла быть взята под контроль без нейтрализации Нотебурга. Еще в марте 1700 года, за полгода до начала войны, с разведывательной миссией в окрестности крепости посылается Преображенский сержант Василий Корчмин – тот самый участник Великого Посольства, некогда написавший из Берлина царю в Лондон в 1698 году веселое письмо об успехах в обучении курируемых им соотечественников: "Изволил ты писать, чтобы отписать, как Степан [Буженинов], не учась грамоте, гиометрию выучил, и я про то не ведаю, как впредь выучит: Бог и слепцы просвещает". Этот же человек станет в 1702 году одним из основных действующих лиц затеи по переброске гвардейских батальонов из Архангельска , пройдет через всевозможные превратности Северной войны и в чине контр-адмирала будет назначен главным квартирмейстером последнего, Персидского похода Петра Великого в 1722 году.
Но вернемся в Нотебург. В январе 1701 года была попытка взять его штурмом по льду замерзшей Ладоги – однако внезапная оттепель расстроила планы, и год спустя Петр вернулся к проблеме, уже рассчитывая на летнюю кампанию. Высаживаться под стены крепости предполагалось с воды.
Сделать это, однако, было непросто: Ладога контролировалось шведской эскадрой адмирала Нумерса, со стороны Кексгольма возможен был прорыв частей генерала Я. Крониорта, помощь из невской крепости Ниеншанц или даже прорыв частей оборонявшего Северную Прибалтику генерала Шлиппенбаха – родного брата, кстати говоря, коменданта Нотебурга.
Таким образом, локальная, казалось бы, операция по взятию крепости потребовала согласованных действий по всему театру военных действий.
Вот, что в результате было сделано.
1. Б. П. Шереметеву дается указание совершить поход в Ливонию, сковав там шведские силы.
2. П. М. Апраксину выпадает совершить налет на Ниеншанц дабы отвлечь Крониорта от истинной цели кампании.
3. Стольник И. Ю. Татищев начинает на реке Сясь и на Олонецкой верфи (где нынешнее Лодейное поле) строить небольшие корабли для поддержки и переправы атакующих.
4. Отряд подполковника Островского из 400 человек на лодках неожданно атакует место якорной стоянки эскадры Нумерса – в результате атаки флагманская бригантина "Джона" и лодка "Аборес" были сильно повреждены. 27 августа более многочисленный русский отряд под командованием полковника Ивана Тыртова близ Кегскольма вновь атаковал эскадру Нумерса. Воспользовавшись штилем, гребные суда пошли на абордаж с парусными. Шведы лишились пяти судов, из которых одно было потоплено, два сожжено, и две шестипушечных шкуты пленены. Шведы потеряли также 300 человек команды. В этом бою, однако, погиб и полковник И. Тыртов. Оставшаяся часть шведской эскадры не решилась оставаться на Ладожском озере и ушла Невою в Финский залив к Выборгу. Контроль над Ладогой был получен.
5. Еще раньше – в декабре 1701 года – было закончено изготовление четырнадцатиметровых осадных лестниц. Яков Брюс докладывал царю о результатах этой работы: «зделано лестниц с небольшим сто, длиною по двадцати аршин, иные и гораздо короче, для того что сперва, государь, такова лесу долгова вскоре не нашли; а зделаны они шириною слишком в аршин, и мочно дву человекам сряду идти по тех лестницах, и приделаны ко всякой по два колесца, чтобы скореи по стене их вкатить. И на такой великой длине, государь, не возможно их было зделать лехко, чтоб малыми людьми несть возможно, для того что болно гибки будут»
6. И, наконец, в начале сентября по "Осударевой дороге" из Архангельска прибыл сам Петр во главе батальонов гвардии и тотчас же отозвал в свое распоряжение Шереметева. Можно было начинать.
Вот, как описывает осаду крепости современный исследователь (М. Ю. Данков): С 29 по 30 сентября по его приказу прорубили просеку "с полмили" в лесу на полуострове и "сухим путем через лес" перетащили 50 "свирских" лодок к истоку Невы. <…> Осада продолжалась с 25 сентября по 12 октября 1702 года. Осадный парк располагал 43 орудиями. Фронтом атаки была выбрана Юго-Западная часть крепостной стены напротив мыса образуемого берегами Ладожского озера и р.Невы. Ставка Петра была расположена на правом берегу в 1250 саженей от Нотебурга. Траншейные работы, начатые 27 сентября, состояли из подступа в виде зигзагов у опушки леса, в 650 саженей от крепости. За первые дни (27-28 сентября) было обустроено пространство вдоль Невы в 500 саженей. Ход сообщения, возведенный параллельно крепости, и, следовательно, фронту атаки разделялся на две ветви, которые были продолжены до берегов образующих мыс. Правая ветвь вдоль Ладоги завершалась траншеей до самого мыса. Внутри пространства образовавшегося ближайшими подступами лейб-гвардия возвела 2 редута, и 2 "кетеля" которые служили опорными пунктами. В последующие два дня (29-30 сентября) было завершено строительство 4-х отдельных батерий с 31 орудиями (19- 18 фунтовых пушек и 12- 12 фунтовых) и 12 мортирами. К 1 октября все осадные приготовления на правом берегу были завершены и артиллерийские батареи вооружены. В 4 часа утра этого дня на противоположный берег был переправлен 1000 отряд гвардейцев, который, отогнав неприятеля, закрепился лагерем с круговым окопом, в расстоянии 400 саженей от крепости. Из лагеря вел подступ к батарее состоящей из 6 пушек и 2 мортир, у самого берега. Идея акции заключалась в организации вспомогательной атаки по фронту южной стены, с целью разрушения южной башни и поражения внутренних построек крепости. С этого же дня батареи главной атаки начали артиллерийскую пальбу, и не прекращали ее до самого дня приступа. 2 октября шведский майор Лейон предпринял попытку прорваться правым берегом к Нотебургу с боевым отрядом в 400 человек пехоты и 1 роты драгун с 4 орудиями. Однако армейская группа, посланная от генерала Крониорта, из Ниеншанца, была обнаружена и смогла на небольших судах попасть в крепость только 5 октября, предварительно отступив за пределы наблюдательных постов лейб-гвардии.
Штурм был запланирован на утро 12 октября и оказался много более тяжелым делом, чем представлялось. В "Гистории Свейской войны" он описывается в следующих словах:
В 11 день октября в воскресенье рано о 2-х часах учинился великой пожар в крепости. И потом наши охотники к приступу, которые с своими судами с полмили на озере стояли, указ получили к нападению чрез три выстрела из пяти мартиров залфом. И о пол-четверта часа рано начало приступа со всех сторон ко крепости учинили, которой тем охотником не горазда удался. Того ради посланы подполковник Семеновского полку Голицын, а потом Преображенского полку маеор Карпов (которой вскоре жестоко картечем ранен сквозь ребры и руку) с командированными. ... Аднако ж на бреш ради крутости и малого места земли, и сильнаго супротивления неприятелского, и за краткостию наших приступных лесниц (которые в ыных местах болши полуторы сажени коротки были), взойтить и овладеть не могли. А неприятели с одной стороны строение, которым было наши защитились, каркасами зажгли и непрестанно дробом по наших ис пушек стреляли, также бомбы, непрестанно зажигая, со стен катали, отчего великой и несносной вред нашим учинился.
Согласно современному исследователю (Б. В. Мегорскому):
Лестницы оказались недостаточно длинными, и люди не могли даже долезть до проломов. На узкой полосе суши между стенами крепости и водой скопилось большое количество солдат, к которым прибывали подкрепления и которые не могли ни взойти на стены ни укрыться - шведы сожгли служившую прикрытием для нападавших постройку под стенами и расстреливали их из всех видов оружия. Нападающие несли большие потери и могли отвечать лишь мушкетным огнем и гранатами; Длившийся много часов подряд штурм ни к чему не привел, и с берега был отправлен гонец с приказом об отступлении («уже указ послан был для отступления»); также, некоторые солдаты стали бежать от «неприятельской зестокой стрелбы», возвращаясь к лодкам. Но приказ не был доставлен в давке и беспорядке боя (посыльный «ради тесноты пройтить до камандира не мог»), а бегство солдат старший офицер князь М. М. Голицын остановил, велев увести от острова пустые лодки. Этим шагом он не оставил русским солдатам иного выбора, кроме как продолжать попытки; и шведский гарнизон увидел, что русские не отступят. К тому же, шведы видели, как на берегу Невы стали собирать лодки и подводить новые части для переправы к крепости. После отпуска лодок гвардейскими штаб-офицерами Карповым и Голицыным был предпринят «последний приступ». Майор Карпов был ранен, а Голицын продолжал руководить атакой до тех пор, пока шведы не ударили сдачу (взойти на бреши так и не удалось). Потери десяти русских пехотных полков, принявших участие в штурме составили 538 убитыми и 925 ранеными, причем гвардейцы понесли наибольшие потери. Реляция говорит, что «неприятель, от множества нашей мушкетной, также и пушечной стрелбы, в ту 13 часов толь утомлен и, видя последнею отвагу, тотчас ударил шамад (здача) и принужден был к договору склониться, которой ему способно соизволен».
Сами же шведы писали об этом так:
В это время неприятель стал штурмовать все три бреши, которые были заняты следующим образом: в церковной башне находился майор Лейон с 95 чел., в погребной – майор Шарпантье с 75 чел., крутину поддерживали оба отряда, а остальное войско было распределено по другим частям ограды, где неприятель уже готовился, с помощью штурмовых лестниц, ворваться в амбразуры; в резерве оставалось 4 человека. Первый приступ, продолжавшийся от 1 до 6 часа утра, хотя и был отбит безпрерывным бросанием гранат, но неприятель предпринял тот час же второй, с свежими и более многочисленными силами. Второй приступ, также произведенный на все три бреши, продолжался до 10 часов утра, и был равномерно отбит. Неприятель предпринял третий приступ, но он, хотя и с величайшим трудом, был отбит как и предидущие. Между тем в крепости не оказалось более гранат и их стали заменять камнями; вместо пуль также начали употреблять мелко расколотые камни, обнаружился недостаток в кремнях, наконец самые ружья приходили в совершенную негодность. Гарнизон до того был ослаблен, что у майора Лейона из 95 чел. осталось 25, остальные или убиты или ранены; а из 50 чел., пришедших на помощь крепости, осталось под ружьем только 4 чел. Наконец офицеры, доведенные до такой крайности, представили коменданту невозможность долее держаться против неприятеля, и это побудило его приступить к переговорам.
Есть, кстати, и иная версия эпизода с неуспешной попыткой Петра прервать незадавшийся было штурм: будто бы царский посланец добрался-таки до М. М. Голицына, однако гвардейский офицер отказался выполнить приказ, велев передать царю, что в текущей ситуации подчиняется не ему, а лишь Богу единому. Послал царя, короче. И ему за это ничего не было. Потому, как победителей не судят…
И в заключение стоит обратить внимание еще на одну красноречивую деталь – взяв Нотебург, Петр, разумеется, не замедлил переименовать трофей. Казалось бы, логичный шаг – возвращение исконного русского названия, тем более, что пафос "возврата наших древних земель" в полной мере звучал в массиве пропагандистского обеспечения той войны. И, тем не менее, этого не происходит: царь дает крепости абсолютно новое, да к тому же еще и немецкое имя – Шлиссельбург, "ключ-город". Это и в самом деле ключ – ключ к пониманию на первый взгляд предельно иррациональной любви Петра к Ингерманландии – этой не слишком удобной, малозаселенной и бедной земле, которую он потом в критическую минуту не соглашался отдать назад даже ценой потери "Пскова и иных провинций". Петр был – истинный строитель: его идеалом являлось возведение здания регулярной, правильной жизни, желательно на новом, чистом месте, не обремененном собственной исторической памятью и несовершенными людьми, упрямо несущими воспоминания о бессмысленном прошлом.
