21 января 1526 года в Москве играли государеву свадьбу. Сорокашестилетний Великий Князь Московский Василий Третий, которого все чаще и чаще иностранные контрагенты называли "царем", сочетался браком с восемнадцатилетней рыжеволосой княгиней Еленой Глинской. Это был второй и последний брак Василия – в этом смысле он уподобился своему отцу Ивану III Великому, также женатому дважды, причем во второй раз – тоже на девице, родившейся за границей. На этом, впрочем, сходства заканчивались, ибо Иван Великий женился на Софье Палеолог, перед тем овдовев, тогда как первая супруга его сына на момент заключения второго брака была жива и здорова, хотя и пострижена в монахини Суздальского Покровского монастыря (куда потом Иван Грозный также сошлет жену Анну Васильчикову, а Петр Первый – свою первую жену Евдокию Лопухину).
Событие и в самом деле было непростое и во многом – прецедентное.
Итак, 4 сентября 1505 г., меньше чем за два месяца до смерти Ивана III, двадцатипятилетний Василий женился в первый раз – на представительнице сравнительно знатного московского боярского рода Соломонии Сабуровой. Из него же впоследствии выйдет и жена наследника Ивана Грозного – Ивана Ивановича, убитого своим отцом в 1581 г. Кроме того, к тому же клану принадлежал и первый в России выборный царь Борис Годунов. Тем самым было дано начало новой традиции – взятие в жены московскими государями представительниц нетитулованных родов – продолжавшейся с редчайшими исключениями вплоть до петровской революции матримониального обихода российских монархов. А ведь до Василия женами московских князей становились исключительно Рюриковичи либо представительницы иных правящих родов – Гедеминовичи, Палеологи, дочь молдавского господаря и т.д. В целом, данную перемену нельзя назвать позитивной – страна в династическом отношении как бы замкнулась внутри себя, что не особо хорошо…
Этот княжеский брак, однако, не оказался счастливым в самом главном. А именно – не подарил московскому государству наследника престола. Да и вообще оказался бесплодным – что в те времена считалось однозначной виной жены, а не мужа.
Ситуация была архимучительная для всех, ибо грозила вымиранием всему московскому княжескому дому целиком: во избежание создания конкурентной ситуации, Василий запретил трем своим младшим братьям жениться, а следовательно рожать законных детей вплоть до появления сына у него самого. Еще мучительнее, надо полагать, чувствовала себя Соломония, ибо бездетность была в ее ситуации явным позором – неспособность выполнить основную и единственную функцию, ради которой она и весь ее род были столь резко возвышены.
В общем, шли годы, а детей у Василия Ивановича все не рождалось. Все было настолько скверно, что в наследниках московского трона одно время, по всей видимости, состоял крещеный татарский царевич Петр (Худай-Кул) – муж младшей сестры Василия, Евдокии. Это был сын казанского хана Ибрагима, а, следовательно, настоящий Чингизид, то есть человек, по тогдашним понятиям, царского роду. Он был захвачен в плен во время взятия Казани в 1487 г., принял в 1505 г. православие (потеряв тем самым права на казанский трон) и стал одним из заметных деятелей в окружении Великого Князя. Так, во время похода на Псков в 1510 г., царевич Петр командовал Большим полком – традиционно самым важным, сильным и почетным соединением московского войска. Неоднократно (в том числе и в момент осады крымцами в 1521 г.) Василий поручал ему руководить Москвой в свое отсутствие. Однако, в 1523 г. Петр Ибрагимович умер – похоронили его в Архангельском соборе Кремля, среди могил князей московского дома, а вопрос о наследнике престола лишился даже столь экзотического разрешения.
Так прошло восемнадцать лет. К середине 1523 г. в окружении Великого Князя созрел проект добиться развода с неплодной Соломонией. Сделать это, однако, можно было с огромным трудом. да и то – только в случае пострижения бывшей княгини в монастырь, на что последняя совершенно не желала соглашаться. В итоге – ее то ли подловили, то ли спровоцировали, то ли и вовсе оклеветали, обвинив в колдовстве и вообще в использовании недозволенных методов, которыми она пыталась добиться… зачатия. В итоге, Соломония была насильственно пострижена под именем Софии и удалена в монастырь.
Но до того идею о разводе Василий вынес на заседание Думы и, похоже, там она особого одобрения не получила. Отрицательно ответили на вопрос о допустимости подобного и афонские старцы, а также восточные патриархи, к которым обращались, причем, по всему, не с пустыми руками. Вообще, эта операция, даже будучи успешно проведенной, не снискала одобрения и сочувствия в тогдашнем русском обществе. Напротив, против великокняжеского развода выступили такие духовные авторитеты, как Максим Грек и Вассиан Патрикеев, считавшие, что государственные интересы здесь не могут служить оправданием столь беспрецедентному насилию. Союзником же Василия в этом деле стал глава русской церкви митрополит Даниил, жестко подавивший духовную оппозицию и подвергший ее лидеров репрессиям по сфабрикованным обвинениям в преступлениях против веры. Надо сказать, что Даниил был поставлен лично Василием в 1521 г. взамен сведенного с митрополии Варлаама – Бог знает, может быть уже и с дальними видами на санкционирование развода. Это тоже было впервые в русской истории – чтобы верховная светская власть столь прямо, даже без формального прикрытия со стороны церковного собора, тасовала персоналии на высшей церковной должности.
Однако пострижением Соломонии проблемы для Великого князя не кончились. Несколько месяцев спустя возник слух, что инокиня Софья в монастыре родила мальчика. Понятно, что Василия это должно было привести в состояние фрустрации: ведь если этот мальчик – его сын, то, выходит, Господь исполнил его чаяния тогда, когда он сам, малодушный, разуверился в Божьем всемогуществе. И что в связи с этим делать – не ясно. Если же мальчик не от него, Василия, то из этого следует, что причиной бесплодия является он сам, а не Соломония – в этом случае предпринятый маневр не только лишается хоть какого-нибудь морального основания, но и становится попросту бессмысленным! Как бы то ни было, в Суздаль в 1526 г. поехала специальная комиссия, выяснившая, что слух вроде бы ложный – однако полной в этом уверенности не было ни у кого: ни у Василия, ни у его окружения, ни у историков, исследовавших вопрос потом.
Как бы то ни было, надо было вступать в новый брак – годы поджимали: с учетом характерной для того времени продолжительности жизни, Василий Иванович уже с трудом мог надеяться дожить до совершеннолетия своего потенциального наследника.
В жены была выбрана Елена Васильевна Глинская, племянница князя Михаила Львовича Глинского, человека в высшей степени замечательного.
Глинские – род литовских князей, происходящих от татарского мурзы, выехавшего на службу к Витовту и получившему в держание города Глинск и Полтаву. Прямой потомок этого человека, Михаил Львович Глинский довольно долго (двенадцать лет) жил в Германии, Испании и Италии, служил в армиях курфюрстра Саксонии и австрийского императора, знал несколько европейских языков и, по возвращении в Литву, стал приближенным Великого Князя Александра. Фавор его был исключителен – Глинский стал сказочно богат и влиятелен, причем, несмотря на принятый во время европейских скитаний католицизм, поддержку ему оказывали главным образом православные, т.е. русские бояре Великого Княжества Литовского. Однако же – век фаворита недолог: после смерти Александра Великим Князем становится его брат Сигизмунд, и акции Глинских начинают падать. Все это кончилось открытым мятежом, развязанным Глинским в 1508 г. Михаил пытался отколоть часть земель Великого Княжества и вместе с ними "отъехать к Москве". Несмотря на целый ряд военных успехов, мятеж не удался – военное счастье, похоже, изменило победителю крымских татар. В итоге к Василию отъехали лишь сами Глинские в сопровождении слуг и небольшого отряда личной охраны. Василий принял Глинских благожелательно, но не более – чего сверхамбициозному князю было явно мало. В конце концов, он начал какие-то сепаратные шашни с Сигизмундом, был уличен и посажен в тюрьму – на момент бракосочетания своей племянницы и еще год после этого он пребывал в заключении. Такую вот родню приобрел в результате московский великокняжеский дом.
Счастье, тем не менее, не наступало: прошел год, второй, третий, а потомства у Василия Ивановича все не было и не было, несмотря на неоднократные молитвенные походы к удаленным святыням и прочие серьезные меры. И вдруг… в 1530 и 1532 годах Елена рожает двух сыновей: Ивана, будущего Грозного, и Юрия. Династия спасена!
Но вопросы остались: уж слишком быстро после смерти Василия III в 1533 г. у вдовы Елены образовался фаворит – Иван Федорович Овчина Телепнев-Оболенский. Была ли она в связи с этим князем до того, как овдовела? И почему среди ее потомства так велика доля лиц с сильными психическими отклонениями – при том, что ни род Глинских, ни московские Даниловичи прежде таких не имели? Как бы то ни было, эти сомнения возникли не только у нынешних историков – можно вообразить, каким невыдираемым гвоздем сидели эти сомнения во впечатлительном мозгу Ивана Грозного – наряду с предположением о том, что где-то на Руси живет по сей день сын его отца и Соломонии Сабуровой…
