Сначала казалось, что это вполне приличный суд, апелляция на приговор Косенко. Судьи были вежливы, подчеркнуто внимательны, никого не перебивали (почти) – небо и земля, если сравнивать с тем, что творится сейчас на процессе Удальцова-Развозжаева, в соседнем корпусе Мосгорсуда, где судья позволяет себе отпускать хамоватые шуточки в отношении адвокатов и подсудимых, прерывает участников процесса не без грубости, и то же, похожее, но помягче, с педагогически-репрессивным уклоном, цвело и на Болотном суде по «делу двенадцати». Но нет, только дело дошло до ходатайств защиты – а у Косенко целых четыре адвоката и еще общественный защитник, его сестра Ксения – и все ходатайства были отклонены. Кажется, защитники Косенко не просили ничего фантастического – просто направить его на повторную психиатрическую экспертизу, потому что первая, в Институте Сербского, была сделана в июне 2012 года, почти два года назад, и была оспорена независимыми экспертами от психиатрии, один из них выступил тогда в Замоскворецком суде.
Второе, о чем просили адвокаты целую коллегию из трех судей – оценить некоторые материалы дела заново. Что доказывает вину Косенко, который якобы бил омоновца Козьмина, срывал с него амуницию и т.д.? Показания другого омоновца Лукьянова, который сначала – на этапе следствия – никакого Косенко не припоминал, зато уже на суде говорил о нем как о нападавшем – с уверенностью. Правда, здесь же, в Замоскорецком суде, Лукьянов признается: он как будто и не видел, как именно Косенко бьет омоновца, но уверен, что бил именно он. И второе доказательство обвинения – видео, на котором тоже не разобрать вины Косенко. Здесь защита представляет свою раскадровку, где отчетливо видно, что в момент избиения омоновца Косенко находится от него примерно в трех метрах, то есть никак не может нанести удар. То же подтверждают и свидетели защиты – Ян Рачинский, Олег Орлов, Александр Подрабинек. Их показания тоже приложены к делу – но, как теперь мы знаем наверняка, в наших судах показания одного омоновца, измененные им в течение следствия – важнее, чем показания трех правозащитников.
Мы сидим на узенькой скамье, где-то между дипломатами Евросоюза и активистами «Комитета 6 мая». С экрана, из Бутырской тюрьмы, на нас смотрит человек все в том же свитере и немного старомодных усах, все тот же, что глядел на нас из-за решетки Замоскворецкого суда. Нет сомнений, это вполне разумный человек – может быть, он умнее многих, собравшихся здесь на него посмотреть. Косенко немного асоциален – это правда, но все его реплики своевременны, адекватны, просто немного резкие и односложные. Правда, если бы вы просидели почти два года в Бутырской тюрьме, есть сомнения, что ваша речь была бы интеллигентна и зажигательна. И когда Косенко говорит, пользуясь своим последним словом, говорит, что власти не наказали ни одного омоновца, избивавшего невинных людей на Болотной, но устроили этот показательный, устрашающий процесс, чтобы запугать граждан, чтобы на митинги стало ходить страшно – разве это речь сумасшедшего? И когда Косенко говорит, что при конкурентной политической системе, при политическом диалоге, этот судебный процесс просто был бы не нужен, потому что некого было бы запугивать – разве это слова сумасшедшего?
Все ходатайства адвокатов отклонены – судьи совещаются быстро, на месте, не уходя в совещательную комнату. В прениях сторон адвокаты просят: отмените приговор. Или, как говорит один из них, мы понимаем, как сложно вынести оправдательный приговор в российской судебной системе. Он произносит это как будто даже не без сочувствия к судьям. Он говорит: если не можете отменить приговор, то хотя бы смягчите. Не отправляйте Косенко на принудительное лечение – он может, как раньше, наблюдаться у докторов, пить лекарства, он не опасен для общества. И еще, говорят адвокаты: у нас было всего две недели, чтобы защитить Косенко, чтобы представить наши доказательства, у стороны обвинения – одиннадцать месяцев. В этом деле – больше пятидесяти потерпевших, но мы видели в суде всего одного. Кстати, их, омоновцев, оповестили повестками про апелляцию по делу, но никто не пришел.
Судьи объявляют перерыв перед окончательным приговором. В перерыве заходят журналисты с камерами. Дипломат рядом тоже делает снимок на свой айфон. К нему подбегает спецназовец из службы судебных приставов, требует удалить. Дипломат не очень-то понимает, что говорит ему пристав, и чем он, дипломат, хуже журналистов, которым можно делать снимки, а ему – нет. Рядом, со скамьи, встает пожилая женщина. Она хочет передать что-то Ксении Косенко, которая сидит в центре зала, за столом адвокатов – но пристав-спецназовец останавливает ее, делает замечание. Пожилая женщина спрашивает – почему нельзя пройтись в перерыве по залу суда? Пристав приказывает ей – выйдите, это санкция за непослушание. Пожилая женщина недвижима, как бы вкопана в лавку. Пристав говорит: тогда мы вынесем вас вместе со скамьей. Он готовится поднимать скамью, женщина недвижима. Перерыв заканчивается, заходят судьи. Угроза пристава превращается в фарс. Он стоит перед женщиной и смотрит на нее в бессильной злобе. Судьи диктуют свой приговор.
Приговор Косенко вступает в законную силу. Его отправят в психбольницу закрытого типа. Он может провести там пару лет, а может и всю жизнь.