...заявляют, что они своих солдат сюда не посылали, признавая их тем самым как бандформирование. По закону военного времени они подлежат высшему пределу наказания. Признание Россией своих военнослужащих влечет отношение к ним как к военнопленным.
Из ответного ультиматума чеченской стороны российскому руководству, 29 ноября 1994 г.
Говоря своим московским "кураторам", что власть Джохара Дудаева в Чечне осенью 1994 года была слаба, многочисленные лидеры "оппозиции", в общем, были недалеки от истины. Дудаев после июня 1993 года оказался в ситуации в чём-то похожей на положение Бориса Ельцина после "чёрного октября" того же года. Оппозиция вроде бы разогнана, а на самом деле существует и усиливается. Экономические и социальные проблемы не решены, но усугубляются. Народная поддержка слабеет.
Правда, были и отличия. На российскую власть в начале 1990-х не оказывалось систематическое давление, не было скоординированной пропагандистской кампании, никто не консолидировал, не подкармливал и не вооружал где-нибудь в Брянских лесах - в "Красном поясе" - оппозицию Москве. В отношении же Чечни было и давление, и пропаганда, и... да вы и сами знаете. Но в чеченском хаосе осени 1994-го большинство населения заняло позицию сторонних наблюдателей, и выжидали - чья возьмет Власть, возможно, на самом деле "лежала под ногами".
В фильме Алексея Поборцева "По ту сторону войны" житель Грозного говорит, что, видя беспрепятственно входящие в город колонны "оппозиционеров", десятки боевых машин, многие готовы были согласиться на смену власти: дескать, "раз они смогли всё это собрать и организовать - то смогут и управиться со всем нашим бедламом". Одни чеченцы сменят других - какая, в конце концов, разница? Отношение изменилось, когда из танков полезли русские экипажи - кто за сигаретами, кто просто так. Видение ситуации мигом изменилось - теперь это было уже не внутреннее противостояние, а внешняя агрессия. Вообще-то люди осторожные предлагали подождать и подготовиться, поискать экипажи в "горячих точках", среди служащих в российской армии или демобилизовывавшихся оттуда чеченцев (ранее таким образом были укомплектованы экипажи боевых вертолётов, приданных "оппозиции"). Но, как следует из повествования Поборцева, суета, вызванная возникшей вокруг чеченской проблематики нездоровой конкуренцией в российском руководстве и спецслужбах, привела к тому, что пошли по короткому пути - экипажи искали в Подмосковье; похоже, в "элитных" гарнизонах чеченцев не оказалось...
Теперь представьте себе на минуту, что произошло бы, если в первых числах октября 1993 года оказались правдой разного рода "страшилки", бытовавшие на парламентской стороне? Если бы под масками "Альфы", "Вымпела", "Витязя", дзержинцев, таманцев, кантемировцев и тульских десантников обнаружился бы вдруг "звериный оскал мирового империализма" (или, не приведи Господь, "сионизма")? Боюсь, что море зевак, созерцавших осаду и обстрел Белого дома, мягко говоря, немного взволновалось бы. И вполне вероятно, что из стоявших на мосту в окружении толпы танков повытаскивали бы экипажи - включая того, кто сидел бы на месте тогда ещё старшего лейтенанта Андрея Русакова. Впрочем, тогда, 4 октября 1993-го, "личная неприязнь" сотрудников МВД к оппонентам из Белого дома тоже была в значительной мере адресована "образу врага", но не "империализма" и "сионизма", а... "злого чечена" - впрочем, это тема заслуживает отдельного обсуждения и развития. Противники Ельцина, кстати, куда более сознательно и последовательно пытались представить конфликт внутренний, раскалывающий социум, в виде угрозы внешней, перед которой всем должно сплотиться (отсюда и терминология - "временный оккупационный режим" и т.п.) - без особого, впрочем, успеха. Вера в присутствие в октябрьской Москве "дивизий и бригад НАТО и Израиля" была и остаётся уделом маргиналов. Вот и вы скажете: "бред!"...
Но между Москвой 1993-го и Грозным 1994-го была существенная разница. В Чечне, во-первых, эта гипотетическая ситуация реализовалась - из танков полезли не ожидаемые братья-вайнахи, а русские, в ситуации "внутреннего конфликта" немного неуместные. Во-вторых, в Чечне многочисленны были люди с оружием, включая противотанковое - в отличие от единственного гранатомёта, захваченного сторонниками Белого дома при штурме гостиницы "Мир" и три часа спустя безо всякой пользы израсходованного в Останкино.
Силы "оппозиции" были методично уничтожены 26 ноября под руководством Аслана Масхадова, но уже не при безразличии, а при сочувствии и поддержке массы населения Чечни - включая и "человеков с ружьём".
*****
Пленение российских военнослужащих восстановило популярность Джохара Дудаева, в центре Грозного начались многочисленные непрерывные митинги. Пленных планировали провести по центральным улицам города (РТР, 28 ноября 1994 г., 20:00), и это, казалось бы, могло ещё более "подогреть" митингующих.
Но пленные становились также основным аргументом в диалоге Грозного с Москвой. У Джохара Дудаева неожиданно появились козыри. Пленные могли стать предметом переговоров. Определение статуса пленных было связано со статусом самой Чеченской Республики Ичкерия - хотя бы как стороны в вооружённом конфликте. Гуманное обращение с пленными было бы сильным пропагандистским ходом, а их освобождение - жестом доброй воли... и так далее.
С другой стороны, централизованный контроль за содержанием пленных был важен в этой ситуации для сохранения власти в самом Грозном. Между тем, пленные были захвачены различными силовыми структурами и формированиями. Но после выдвинутого Борисом Ельциным 28 ноября ультиматума чеченская сторона моментально взяла под контроль ситуацию по крайнем мере с большей частью пленных и формализовала их статус. Представление с пленными было отменено в последний момент, когда толпы людей ждали на улицах (Маяк, "Новости", 29 ноября 1994 г., 8:00).
Мавлен Саламов, ближайший помощник Джохара Дудаева, заявил, что, по крайней мере, немедленно и просто так пленные расстреляны не будут:
Есть желающие их расстрелять без суда и следствия, но мы этого не допустим. Создана специальная комиссия, идет следствие, будет суд.
(Эхо Москвы, "Эхо", 29 ноября 1994 г., 12:00)
Во второй половине дня Дудаев откликнулся на ультиматум Ельцина:
...Все требования обращения уже выполнены, военные действия прекращены, нет ни одного выстрела, бунтовщики разоружены и их оружие под надежной охраной, регулярных войск в Чечне мы не успели еще создать. Есть только вооруженный народ, и официальный ответ на заявление Ельцина может дать только народ. ... Приняты все меры для обеспечения достойного содержания и безопасности пленных российских солдат, и никакие репрессивные действия в их отношении допущены не будут."
(РИА, телефонное интервью; РТР, "Вести", 29 ноября 1994 г., 20:00).
В тот же день Дудаев издал три указа, согласно которым Чечня присоединялась ко Всеобщей исламской декларации прав человека (каюсь - до сих пор не знаю, что это такое!), учреждался Конгресс чеченской республики (чего от Дудаева требовали ещё полторы недели назад), а судам Чечни придавался статус военно-полевых судов. На пресс-конференции он заявил, что пленные "находятся под арестом" ... "за них беспокоиться не нужно" (НТВ, "Сегодня", 29 ноября 1994 г., 22:00).
В ГШ ВС ЧРИ также категорически опровергли появившиеся сообщения о том, что в Грозном начался расстрел пленных. По официальному заявлению штаба,
“...ни один из более чем 200 человек не расстрелян. По каждому из них будет проведено отдельное расследование, и военных трибунал вынесет приговор”.
(Маяк, "Новости", 30 ноября 1994 г., 7:00).
То есть формально в их отношении соблюдалась юридическая процедура. Уголовные дела могли быть возбуждены согласно действовавшему в ЧРИ УК РСФСР в редакции до 1991 года, однако формулировки обвинения, соответствующие государственному статусу Ичкерии: статьи 64-я - "измена Родине... деяние, умышлено совершенное в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности...", 72-я - "организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений" (по словам Усмана Имаева, в середине декабря 1995 г. именно эти статьи вменялись пленным из 57-го полка оперативного назначения ВВ МВД РФ), или хотя бы 83-я - "незаконный выезд за границу... въезд... или переход границы" - еще не были найдены.
По словам Владимира Лысенко,
"...главное обвинение, предъявленное... нашим танкистам, состоит в том, что один из россиян, попытавшись бежать, прострелил руку конвоиру".
(Валерий Яков, "Орион" на связь не вышел": интервью с В. Лысенко, "Известия", 7 декабря 1995 г.).
Речь, видимо, шла о Растопко: "При аресте стрелял в чеченского бойца, в результате тому, отцу шестерых детей, пришлось ампутировать руку. Растопко бежал, его даже не преследовали, но через день он вернулся и сдался".
(РТР, "Подробности", 4 декабря 1994 г., 23:25).
Политический смысл использованной юридической формалистики разъяснил Ахьят Идигов, председатель парламента ЧРИ: статус и
"...судьба военнопленных зависит от российского руководства... руководство, министр обороны заявляют, что они своих солдат и офицеров сюда не посылали, признавая их тем самым как бандформирование. По закону военного времени они подлежат высшему пределу наказания.
Признание Россией своих военнослужащих влечет отношение к ним как к военнопленным.
Пока что они находятся под арестом".
(НТВ, "Сегодня", 29 ноября 1994 г., 22:00).
Чеченская сторона настойчиво использовала проблему пленных для перевода ситуации в русло прямых переговоров с Москвой и признания ЧРИ как стороны в конфликте, и соблюдала необходимые для этого формальности.
Позднее, 7 декабря, формальное положение пленных было приведено в соответствие с Дополнительными протоколами к Женевским конвенциям.
Усман Имаев, министр юстиции и генеральный прокурор ЧРИ, письменно заверил российские официальные структуры, что ко всем военнопленным в Чечне проявлена гуманность, предусмотренная Женевской конвенцией, и всем раненым оказана медицинская помощь (РТР, "Вести", 7 декабря 1994 г., 23:00).
Кроме того, на 7 декабря представители Международного Комитета Красного Креста (МККК) регулярно посещали пленных, захваченных в чеченском конфликте, и успели встретиться с десятками задержанных во время вооруженных столкновений людей. На тот момент в Чечне работали семь сотрудников МККК. МККК настаивал на том, чтобы беседы с задержанными проходили без свидетелей, и посещение пленных соответствовало принятой в МККК процедуре (Радио России, "Новости", 8 декабря 1994; 1:00).
*****
Несмотря на кажущееся обилие сообщений о пленных и об условиях их содержания, реальность была сложнее:
"...журналисты и депутаты регулярно встречаются лишь с 15 из них, охраняемых президентской гвардией. Остальные же пленные были захвачены бойцами подразделений внутренних войск и госбезопасности ЧЕЧНИ и содержатся в подвалах этих ведомств. С ними никто не встречается. Часть пленных, раненые, проходят лечение в госпиталях".
(РТР, "Вести", 7 декабря 1994 г., 20:00).
По словам освобожденного 3 ноября Дмитрия Вольфовича,
"Где были мы, там было 14 человек, а два человека были в другой структуре. Про остальных я ничего не знаю".
(Радио России, 4 декабря 1994 г., 16:10).
"Два человека" - это содержавшиеся в ДГБ старший прапорщик Николай Потехин (весь его экипаж сгорел в танке, а он, весь обожженный, чудом из него выскочил) и сержант срочной службы Сергей Чекин (Чикин). "Они, по источникам из президентского дворца, не пошли на соглашения, которых от них требовали. Весь плен для прапорщика и сержанта прошел в застенках местной госбезопасности". Сотрудники департамента категорически не хотели их освобождать, "и только непреклонная позиция генерального прокурора Чечни [ИМАЕВА] позволила обрести им свободу" (Белых В., Бурбыга Н. Генерал готов встречаться даже с чертом // Известия. 1995. № 238).
Для прессы недоступность Потехина мотивировали тем, что "в бою ему так обожгло лицо, что его все эти дни не показывали фотожурналистам - чтобы не думали, будто его пытают. Теперь лицо у Потехина более-менее зажило" (Тетерин С. Прощание славян // Московский комсомолец, 1984, 10 декабря. С.2)
Не все оказавшиеся в госбезопасности вернулись из плена. Так, по сообщениям чеченских источников, взятый в плен 26 ноября лейтенант Налётов Александр Васильевич был расстрелян в ДГБ. Тело было захоронено во дворе ДГБ, сведения о местонахождении могилы переданы российской стороне. Родственники, однако, тело не опознали, и Налетов долгое время продолжал числиться пропавшим без вести.
См. также: часть первая, часть вторая, часть третья, часть четвертая.
Продолжение следует
