Все более странные сигналы в последнее время поступают с левого фланга нашего политического спектра. Традиционная критика «антинародного режима» со стороны КПРФ сопровождается призывами к проведению экономической политики, которая и так этим «режимом» проводится, зато реальные акции рабочих практически не находят в этой партии отклика, какие-то попытки обновления 2002 – 2003 годов, кажется, не только прекратились, но вылились в очень традиционную для наших коммунистов борьбу с разнообразными оппозициями и уклонами, главным фронтом теперь является борьба со «Справедливой Россией», настойчиво предлагающей КПРФ объединиться и постепенно оттягивающей активные элементы партии, и… с «оранжевой революцией», перспектива которой пугает КПРФ, кажется, куда больше, чем «Единую Россию», отдельные высказывания и действия коммунистических функционеров создают ощущение все более странного идеологического коктейля в их головах. Чтобы разобраться в происходящем, мы побеседовали с рассказывавшим нам в свое время много о потенциале обновления КПРФ одним из лидеров Левого фронта Ильей Пономаревым. Беседовали Дмитрий Ицкович и Борис Долгин.
Вернемся к надвигающейся избирательной кампании. На что будет делать ставку КПРФ?
Думаю, что принципиальных новинок не предвидится. Ставка будет сделана на агитацию в городах «от двери к двери». Правда, количество актива, который в состоянии вести подобную работу, снизилось в последние годы, но по-прежнему остается достаточным. Главное направление удара в этом сезоне будет направлено на борьбу со «Справедливой Россией». Другие соперники, включая «Единую Россию», будут получать существенно меньше критики, чем это можно было бы предположить в других условиях. Думаю, почти не будет критики уходящего президента.
Критика «Справедливой России» будет вестись по двум очевидным направлениям: поддержка Сенатом всех законов «Единой России» и расплывчатость позиции по вопросу об отношении к собственности. Обязательно будут вытаскиваться итоги голосования в Госдуме и Совете Федерации.
Думаю, что как и раньше, основное финансирование будет направляться на механический подъем тиражей партийной прессы, а использование телевизионной и прочей рекламы будет незначительным. Недавний разгром избирательного штаба КПРФ, связанный с делом «неотроцкистов», говорит, что особенного креатива не предвидится.
А чем это будет отличаться от кампании 2003 года?
Есть несколько принципиальных отличий.
Во-первых, в эту избирательную кампанию не предполагается, что КПРФ будет противником Кремля №1 – эту почетную миссию должна будет на себя взять «Справедливая Россия».
Во-вторых, Кремль, в свою очередь, не будет главным противником КПРФ. Путин – уходящий президент, а с преемником, кто бы он ни был, никто заранее портить отношений не хочет.
В-третьих, совсем другая внутрипартийная ситуация. Если в 2003 году значительная часть партии занималась прямым и сознательным саботажем кампании, то в 2007-м в регионах будут работать люди, уже добившиеся какого-то общественного статуса, и собирающиеся его еще повысить; однако, если это не получится, плакать они не будут. Реформа избирательной системы создала им надежный тыл в виде региональных и городских парламентов, которые зачастую являются площадкой не хуже Госдумы.
Насчет саботажа – это сильное обвинение…
Увы, таких примеров было очень много. Саботаж происходил от того, что из-за жесткого внутрипартийного противостояния и бизнес-десанта значительная часть региональных секретарей потеряла интерес к кампании, и впрямую торговала торговой маркой КПРФ в интересах ее прямых противников.
Вот, например, в одном северо-западном регионе баллотировался один видный деятель партии, ныне главный борец с «неотроцкизмом» - назовем его N. Он был во главе региональной группы, и, таким образом, гарантированно проходил в Думу. Но при этом, будучи в регионе человеком не последним, баллотировался и как одномандатник. Только вот в победу он ни на йоту не верил; и поэтому заранее договорился со своим конкурентом, состоятельным бизнесменом, о том, что поможет ему топить его противников, сильно не набирая свой рейтинг.
На беду, за этим N в региональном списке стоял богатый предприниматель, ставленник «Реновы» Виктора Вексельберга. И он решил помочь N пройти как одномандатнику, чтобы увеличить собственные шансы – на всякий случай, потому что место этого предпринимателя считалось проходным.
И вот тут началось. Признаться-то в сговоре невозможно! Так что нашему кандидату организовывали встречи с избирателями, а он на них не приходил. Вели расклейку листовок – обком партии принимал решение, что это портит облик города. Ставили машину для обзвона избирателей – у нее вдруг оказывались выдернутыми все провода… В итоге выборы N проиграл, хотя набрал больше, чем предполагалось изначально; его подельник тоже пролетел, а в Думу прошел единоросс.
Подобных случаев по стране были десятки. Их руководство КПРФ признает, только считает всех саботажников семигинцами. Хотя конкретный N и сегодня – ближайший соратник вождя.
Каков ваш прогноз на эти выборы?
Мой прогноз: «Единая Россия» 45-50%, КПРФ – 15-20%, ЛДПР – 10%. Джокером будет «Справедливая Россия», которая может набрать 25%, но может и 10%. Как у любого новичка, все будет зависеть не от закулисных договоренностей, но от того, как она проведет свою избирательную кампанию, прежде всего – на федеральном уровне. Вообще, на мой взгляд, главная интрига декабрьских выборов – не кто сколько наберет, а кто будет вторым. Это определит не только межпартийный расклад на следующие четыре года, но и повлияет на выбор преемника.
Для Зюганова персональная задача – обеспечить результат КПРФ выше результата 2003 года. Это гарантирует ему сохранение лидерства в партии. Думаю, у него все получится; а если не получится, то в Кремле чуток помогут.
Надо сказать, что по глубине раскола властных элит эта избирательная кампания превосходит все предыдущие, даже кампанию 1999 года, когда боролись «Единство» и «Отечество». Эта ситуация крайне благоприятна для КПРФ; фактически, Администрация Президента будет помогать коммунистам, чтобы не допустить чрезмерного усиления «эсеров». Тут у Суркова присутствует еще личная мотивация - с ним при создании «Справедливой России»никто не посоветовался. И если посмотреть на кремлевские СМИ (я имею в виду не лояльные, а именно впрямую управляемые из Кремля), то мы увидим, как резко сократилась критика КПРФ и возросло число упоминаний о ней, вплотную приблизившись к показателям «Единой России». Подобное уже было один раз – в 2004 году, когда Администрация фактически вела избирательную кампанию Харитонова, чтобы Глазьев не стал вторым и чтобы придать легитимность президентским выборам.
Если у КПРФ все настолько хорошо, тогда к чему все эти разборки со «Справедливой Россией»? Не проще ли ее не замечать и не помогать своим вниманием раскручивать эту, по выражению Зюганова, «партию небритого социализма»?
Со всеми этими хлесткими словечками все получается по Фрейду. Если у Миронова что-то небритое, то у Зюганова явно отрезанное по рецепту нашего уважаемого президента, и больше не растет.
Понимаете, «Справедливая Россия» действительно смертельно опасна для КПРФ. Опасна по двум причинам.
Во-первых, КПРФ удерживает свой электорат, да и актив тоже, во многом, на отсутствии альтернативы. Если есть альтернатива – народ бежит, что мы уже наблюдаем; и только временная слабость «Справедливой России», слишком занятой внутренними разборками вследствие столь стремительного слияния совершенно разных структур, не делает этот процесс обвальным.
Во-вторых, и это главное – Миронов предлагает избирателю, в целом неискушенному в политике, сверхпривлекательное сочетание – левые идеи и поддержку Путина одновременно. То есть две наиболее популярные общественные тенденции в одном флаконе. С этим мог бы поспорить, пожалуй, только национализм – но здесь власть старается блюсти свою монополию и не раскачивать ситуацию. Поэтому все мироновские эскапады с третьим сроком, заставляющие «Единую Россию» как бы выступать против популярного президента, - это очень эффективный политический ход. Тем более, что они ничем никому не угрожают – Путин уходит, и продолжать с ним бороться или, наоборот, поддерживать как личность политически бессмысленно; проблема же не в нем персонально, а в системе.
«Справедливая Россия» действительно левая организация или только такой пытается себя представить?
Насколько мне это видится со стороны, сейчас она выглядит как вполне классическая социал-демократическая партия. То есть она буржуазная и оппортунистическая, с точки зрения коммуниста, – но ведь она, вроде, и не называет себя коммунистической? Тем не менее, как мне кажется, партии, в которой представлен спектр политиков от Чуева до Шеина, еще предстоит найти свое лицо. Шансы на основе «Единой России» и «Справедливой России» сформировать малопартийную систему по аналогии с германской, на мой взгляд, очень велики – если у президента, конечно, сохранится такая воля. С точки зрения революционных перспектив это ситуацию ухудшает; с точки зрения возрождения легальной политики – улучшает, причем резко.
Есть ли какие-то перспективы у идеи объединения КПРФ и «Справедливой России»?
Насколько мне известно, Миронов несколько раз предлагал, да и продолжает предлагать КПРФ любые формы объединения. При этом предлагались, хочу подчеркнуть, действительно любые формы – от какого-то тактического союза по отдельным регионам до максимально плотного объединения: формирования единого избирательного списка, совместной работы на президентских выборах, полного слияния партий. Кстати, последний сценарий предусматривал демократические выборы партийного лидера.
Между прочим, в случае слияния могла бы получиться интересная комбинация, которая бы радикально перекроила российскую политическую систему. Что нужно Путину после отставки? 100% гарантии от возможных преследований, которую не «Единая Россия», ни, тем более, никто из его Администрации, особенно Сурков, дать не могут. Честно говоря, сытая старость одного человека – не самая высокая цена за начало социалистических преобразований в огромной стране. А Миронов вполне бы президента устроил в качестве гаранта. Что нужно Зюганову? Теплое кресло, почет и уважение. Позиция спикера или премьера «коалиционного правительства народного доверия» была бы ему обеспечена. Зато все эти «либералы»-единороссы могли бы стройными рядами отправиться в оппозицию.
И я думаю, что Миронов мог бы на это пойти, потому что он безусловно враждебен Кремлю (т.е. он дружественен президенту, но враждебен Кремлю, если под Кремлем понимать Суркова и Ко – и, тем самым, враждебен самой концепции «управляемой демократии», выстроенной в России). Такая сила имела бы реальные шансы на победу на выборах, потому что, если избежать войны между КПРФ и «Справедливой Россией», их объединение достаточно уверенно набрало бы под 50% , или, как минимум, была бы на равных с «Единой Россией».
То есть мечта «системного» политика вполне могла бы стать явью – если бы приход к власти был бы реальной целью. Все, что требовалось бы – хоть раз в жизни рискнуть, причем совсем немного. Коммунистов все равно пока еще больше, чем эсеров, так что контроль над партией был бы в любом случае сохранен.
Почему КПРФ так сильно боится? Понятно, почему боится объединения. А локальных союзов?
Партноменклатура правильно пугается объединения. В случае слияния она, естественно, потеряет власть в партии, даже если так случится, что Зюганов останется лидером. А тактического союза я бы на их месте боялся даже сильнее, потому что рядом окажутся динамичная и внятная «Справедливая Россия», которая говорит содержательные вещи и, более того, благодаря доступу к президенту имеет возможность эти вещи воплотить, и рядом – говорящая то же самое, но абсолютно никакая, аморфная, нехаризматичная КПРФ. В итоге от КПРФ останется лишь никому не нужная оболочка, а весь электоральный ресурс будет оттянут на «эсеров». Такие «союзы» действительно компартии не выгодны.
На самом деле, первым примером союза, который мог бы быть сделан и который Геннадий Андреевич лично всеми усилиями торпедировал, было законодательное собрание Санкт-Петербурга. Там «Единая Россия» не сумела завоевать большинства, а получила, если пересчитать на места, примерно 45%. Соответственно, коалиция трех других прошедших партий, т.е. КПРФ, «эсеров» и ЛДПР, давала бы контроль над парламентом. Это означало бы, что можно было бы выкинуть «единороссов» из всех комитетов, посадить своего спикера, и далее – вплоть до смены губернатора. То есть можно было бы добиться стратегического преимущества над «Единой Россией» в очень важном регионе. Удар по репутации партии власти, как среди избирателей, так и среди властных элит, был бы колоссален.
И со стороны «эсеров» коммунистам было сделано очередное предложение союза. Предлагались очень хорошие условия, исключительно выгодные. «Эсеры» просили себе позицию спикера для Оксаны Дмитриевой. Практически все остальные командные посты в парламенте отдавались КПРФ. У ЛДПР была, как всегда, предельно простая позиция: кто больше заплатит, тот и в дамках, а у «эсеров» деньги были. Ну и насолить «Единой России», конечно, всем было бы приятно.
Коммунисты отказались от этого. Они заняли свою традиционную позицию: мы будем воздерживаться от голосования, а воздержаться в данном случае – это поддержать «ЕдРо». В итоге весь состав руководства парламента остался прежним, а коммунистам там дали два комитета за подобное соглашательское, коллаборационистское поведение.
Миронов, естественно, все равно договорился о том, чтобы его делегировали в Совет Федерации, но ведь могли бы взять полную власть в городе. КПРФ несет полную ответственность за то, что этого не произошло.
Есть известный коммунист, бывший губернатор Камчатки Машковцев, который имеет у себя в регионе заметный рейтинг, он хочет объединения на выборах, видимо, не в ущерб компартии. Почему Зюганов так этого боится и на региональном уровне?
Действительно, Машковцев пользуется большим авторитетом и абсолютно верен партии. Уж его и семигинцы обрабатывали, и «эсеры», и зюгановцы сколько его давили, и власть – однако он слабины не дал, и из партии не вышел, хотя ушел со всех постов. Недавно он выступил с публичными заявлениями, что нужен союз между КПРФ и «Справедливой Россией», и намеревается сформировать такой блок на Камчатке.
Однако для Зюганова это важный прецедент. Дело в том, что КПРФ на данный момент очень слабо управляет своими регионами. После раскола 2004 г., и особенно после реформы избирательной системы, приведшей к изменению принципов формирования партийных списков на региональных выборах, отношения КПРФ с регионами стали строиться по принципу «ярлыка на княжение». Условно говоря, Президиум ЦК дает мандат первому секретарю обкома на представление интересов КПРФ в регионе, и дает гарантии невмешательства в его дела. А в обмен на это первый секретарь обкома обязуется голосовать в Центральном Комитете так, как надо, поддерживать Геннадия Андреевича и давать тем самым ему карт-бланш на представление партийных интересов на федеральном уровне. Главное – не посягать на политические вопросы и минимизировать идеологические высказывания, чтобы не войти в противоречие с колеблющейся «линией партии».
Довелось присутствовать на одном пленуме региональной организации, на которой целый ряд выступавших, если не большинство, костерили центральное руководство и лично вождя на чем свет стоит, не всегда справедливо даже. Но когда дело дошло до голосования, все единогласно приняли резолюцию с поддержкой Зюганова. Я потом подошел к одному из наиболее яростных бузотеров, и спросил, почему его слова так резко разошлись с голосованием. «Ну, я душу отвел, а дело-то важнее!». Потому так и живем.
В итоге, большинство региональных организаций разошлось по своим губернаторам, выражают интересы той или иной части региональной элиты, у них свои построенные отношения, которые могут иметь, а могут и не иметь ничего общего с общефедеральной политикой партии и позицией партии. Фактически, сложилась такая конфедеративная система, даже точнее - «франчайзинговая».
А Машковцев создает крайне неприятный прецедент, когда региональный руководитель, получается, вообще «отмораживается» и начинает лезть не в экономические вопросы, а принимать стратегическое политическое решение. И у этого прецедента могут быть далеко идущие последствия.
Но на чем держится такой «франчайзинг»? Все-таки возможности манипулирования избирателями не безграничны.
Здесь две опоры. Во-первых, это привлекательность коммунистической идеи и, следовательно, самого слова «коммунистический». Коммунист – это звучит гордо; коммунисты были стержнем Советской Армии, разгромившей фашизм, с партбилетом шли в бой. Коммунизм – это общество всеобщей справедливости и всеобщего процветания, общество без насилия и эксплуатации, общество без границ, общество свободы, великая мечта человечества. Слово «коммунистическая» в названии партии сигнализирует о том, что она является носителем этой мечты.
Во-вторых, коммунистическая партия создала СССР, великую державу, о которой многие вспоминают как о гораздо более справедливом обществе, чем то, в котором мы живем сейчас. Многие помнят страну, которую уважали и друзья, и враги, которая не только была на равных с Америкой, но и превосходила ее по многим параметрам. В глазах этих людей компартия – хранитель традиций, большого стиля великой эпохи, и воспоминание об этом побуждает голосовать. Они голосуют не за конкретных коммунистов, они голосуют за свою жизнь, которой гордятся, и которую они прожили не напрасно, как их пытаются уверить хулители прошлого.
Большинство людей не понимают тонкостей различий между коммунистическими партиями, нюансы идеологии. Коммунист – значит, член КПРФ. Они не могут понять, как это возможно – прятать совсем другие воззрения под благородным названием. А если и понимают – что такое конкретные Зюганов, Кашин, Рашкин, Никитин и т.п. перед лицом многовековой борьбы? Так, постыдный эпизод; и любые нападки на них, любая критика воспринимаются сторонниками идеи как нападки на свою мечту, особенно когда есть умелые технологи, подталкивающие общественное мнение к подобному выводу.
Правда, это в СССР, где было столько сделано для построения бесклассового общества, можно было предаваться мыслям о прекрасном будущем, не заботясь о насущном куске хлеба – какой-то минимум был гарантирован всем. Сейчас совсем другое общество, классовое расслоение нарастает, и возникает, наконец, классовое сознание. Наемные работники начинают отделять «мечтателей» (как искренних, так и хитрых манипуляторов) от тех, кто реально борются за их права. Возрождается реальное протестное движение, растут настоящие, а не бутафорские профсоюзы, крепнут социальные структуры сопротивления (как, например, весьма многообещающий Союз Координационных Советов). Ностальгирующий слой еще пока достаточно многочисленный, но он сокращается. Будущее будет за теми силами, которые смогут найти свою классовую опору.
А что будет делать партия, когда «ностальгический» слой вымрет?
Он все время вымирает, и результат партии определяется величиной его замещения. Электоральное ядро существенно съеживается – у нас сейчас вымирание идет со скоростью, грубо говоря, 1,5% от числа избирателей в год. Учитывая величину поддержки КПРФ среди людей старшего возраста, получаем, что в каждый год ядро уменьшается на 0.8-1%. Вот и получается, что ядро в 1999-м было около 18% (плюс еще примерно 5% добрали колеблющихся), а в 2003 получили 13% (10% колеблющихся, которые могли бы проголосовать за КПРФ, собрала «Родина»). Далее число неустойчивых протестных избирателей только росло, они голосовали за такие партии, как «Пенсионеры», и составляет сегодня не менее 20%, в то время как ядро КПРФ находится где-то в районе 8%.
Это как раз иллюстрация к тому, о чем я говорил. Происходит замещение деклассированного разочарованного, преимущественно малообразованного и сельского избирателя, людьми совершенно иного типа. Приходят не просто более молодые. Приходит самовоспроизводящийся городской электорат с устойчивыми и явными классовыми характеристиками. Поэтому если компартия образца 1996 г. – это было, прежде всего, село и очень слабая позиция в городах, то компартия образца 2006 г. – это, наоборот, исключительно города и почти «по нулям» на селе. И чем крупнее и развитее город, тем больше компартия там набирает. В городах КПРФ зачастую выигрывает у «Единой России».
Реально мы видим большие слои неудовлетворенного населения, которые, правда, не всегда готовы к борьбе за свои права, но уже готовы к голосованию за них. У меня много друзей, которые всегда были антикоммунистами (во всяком случае – антисоветчиками), а сейчас они говорят: «Мы будем голосовать за КПРФ». Я спрашиваю: «Вы что, стали коммунистами?» - «Нет, ненавидим коммунистов». - «Так почему вы голосуете за КПРФ?» - «А за кого еще голосовать?» - «А не боитесь потом матросов с ружьями?» - «От этих-то? Смеешься!». И это точка зрения довольно большой части населения. Поддерживать эту точку зрения – что за компартию можно безопасно проголосовать, безопасно и без последствий выразить свой протест – это обоюдный интерес КПРФ и власти. Так что в условиях отсутствия альтернатив, что усердно обеспечивается Росрегистрацией, КПРФ ничего не грозит, а ее избиратель будет все время возобновляться.
Я всегда говорил, что омоложение само по себе не решает проблем КПРФ. Возраст – неправильный критерий. Сейчас по факту, конечно, сохраняется большой процент представителей старшего поколения среди партийных секретарей, но в целом партия существенно помолодела. И большое количество региональных руководителей уже являются не 70-летними, а 50-летними людьми, а в отдельных регионах существуют и 30-летние секретари горкомов. Омоложение идет, но оно не решает вопроса о будущем партии, потому что изменения произойдут только тогда, когда партия осознает свой классовый интерес, когда она станет выразителем того слоя населения, который заинтересован в каких-то социально-экономических изменениях. Это могут быть умеренные изменения, могут быть революционные преобразования, но это должны быть изменения, а не сохранение статус-кво.
Как правильно оценить расстановку сил, выделить классы в современном обществе, определить интересы каждого из них? Думаю, это основной вопрос для политика, который не питает иллюзии о возможности прихода к власти через выборы, а думает о реальных преобразованиях. Мое сугубо личное мнение, что в изменениях как раз больше всего заинтересованы работники информационной сферы, которые по всем критериям подходят под определение пролетариата, которое давали основоположники – по-моему, профессор Бузгалин предложил для них определение: «информационный пролетариат». Но это отдельный вопрос, явно не для этого интервью.
В любом случае, КПРФ не пытается осознать свою классовую опору (ритуальные рассуждения про рабочий класс явно не в счет – в партии его никто описать не может, потому что мало кто видел). Аппарат заинтересован как раз в партии, построенной по образцу церкви, собирать людей, которые верят в коммунизм, верят в социализм или просто недовольны властью. При этом лидеры выглядят как верховные жрецы, обладающие неким сокровенным знанием, поделиться которым с непосвященными невозможно, и остается только верить в их всепроникающую мудрость и фотографироваться на память на многочисленных пленумах.
Но ведь в мире-то левое движение развивается. Осознает ли себя КПРФ частью этого международного левого движения?
Международного – не осознает. В «дальнем зарубежье» у КПРФ немного союзников. Это, прежде всего, Компартия Греции, ККЕ. Греческие коммунисты стоят особняком в международном коммунистическом движении. ККЕ – ярко сталинистская партия, и она сама мало с кем дружит, хотя является очень мощной в своей стране.
Кроме того, это еще тот союзник. Греки не питают больших иллюзий относительно КПРФ и гораздо охотнее общаются с РКРП, второй по величине компартией России.
Сталинистская ККЕ мешает репрессиям против местных студентов-анархистов.
Да, но она с ними не дружит. У них мало общего. Это примерно такие же отношения, как между КПРФ и различными леворадикальными движениями в России, т.е. они признают существование друг друга, напрямую не воюют, но при удобном случае стараются оттереть от всего, чего можно. Это не союзнические отношения; попутчики в лучшем случае.
Помимо ККЕ, еще хорошие отношения с Кипром – он ориентируется на греческих коллег, и с одной из компартий Португалии, тоже сталинистской. С остальными левыми партиями у КПРФ отношения либо никакие, либо плохие. Причем многократные попытки разных политических сил завязать отношения, как правило, кончались тем, что завязывались контакты с отдельными физическими лицами. Вот, Иван Иванович Мельников – уважаемый человек, его постоянно приглашает на свои мероприятия Европейская левая партия. Но она приглашает конкретно тов. Мельникова, она никогда не пришлет приглашения кому-то другому, КПРФ как партии, потому что тогда там мгновенно все друг друга проклянут за то, что пригласили некоммунистическую партию, как они считают, на свою тусовку.
Был у КПРФ скандал, связанный с поддержкой сексуальных меньшинств в России Французской компартией. Международное левое движение, как бы к этому ни относиться, поддерживает любые меньшинства: национальные, сексуальные, религиозные – оно всегда выступает за уважение прав меньшинства. А у КПРФ позиция однозначно гомофобская.
Почему в Белоруссии КПРФ поддерживает исключительно провластную компартию и выступает против оппозиционной? Получается, КПРФ – оппозиционная партия – выступает против оппозиционных коммунистов в другой стране.
Потому что КПРФ последовательно поддерживает Лукашенко. И делает это потому, что видит в нем человека, который сохраняет у себя в республике Советский Союз, и это перевешивает любые другие аргументы. Они ведь и в Чавесе видят не человека, который проводит левую политику (известно, что Чавес уважительно относится к ненавидимому руководителями партии Троцкому), они видят в нем человека, который противостоит американскому империализму. И не более того. У нас в руководстве КПРФ никто не знает, чем конкретно именно этот человек занимается, даже международный отдел не знает сути проводимых им реформ, и Зюганов последовательно критикует все то, что является основой политики Чавеса. Он для них просто главный враг Америки – соответственно, наш друг.
Почему не очень сложились отношения с Компартией Китая? Это остаток старых времен? Сейчас Компартии Китая явно комфортнее иметь дело с «Единой Россией».
Компартия Китая тоже занимает «прагматичную» позицию. Не видя в КПРФ идейных соратников, они не понимают, зачем с этой партией иметь дело. Китайцы ведь очень сильно устремлены внутрь себя, и их компартия традиционно придерживается такой линии. Она опирается на крестьянство, которое, как не крути, имеет мелкобуржуазный характер. Поэтому китайские коммунисты не просто очень крепко стоят на почве, но и свято блюдут «национальные интересы» Китая. Они, может быть, еще и были бы готовы дружить с партией, которая реально является коммунистической, во имя идейной и классовой солидарности, ну, а поскольку КПРФ таковой не является – чем она может быть полезна Китаю?
Иначе говоря, если КПРФ в России исчезнет или заменится какой-то другой левой партией, никто в мировом коммунистическом движении, кроме Компартии Греции, и не огорчится?
Да и Компартия Греции не прольет никакой слезы, потому что Компартия Греции имеет отношения с КПРФ, скорее, по традиции. Она не поддалась «новым левым» тенденциям, еврокоммунизму и т.д., и работает с партией, которая также является крупной, и которая также этому не поддалась.
А кого все-таки видят европейские левые в качестве своего партнера в России из более-менее серьезных, заметных сил?
Из серьезных никого не видят. Мы с ними часто общаемся как Левый фронт, но, поскольку мы – группа пока еще слабая и несистемная, поэтому мы для них интереса не представляем. Они нас постоянно приглашают на свои мероприятия, на форумы, могут даже оплатить дорогу, разместить у себя наших активистов (чего бы они никогда не сделали для КПРФ), но это все абсолютно бессистемно и не носит стратегического характера. Когда войдем в силу, безусловно, мы будем партнерами, а сейчас не видно никаких оснований для партнерства. Тем более, что у них много своих внутриевропейских проблем, которыми они занимаются. Европейская левая партия сталкивается с большими сложностями из-за разных позиций у разных левых партий в Европе, в частности, из-за позиции греков с одной стороны, и скандинавов с другой, и им этого хватает.
Абсолютное отсутствие самостоятельности во внешней политике – это непонимание эффективности этого инструмента, неумение или что-то иное?
Никакой реальной ценности руководство партии в международных контактах не видит. Вспомню Иосифа Виссарионовича, который как-то сказал: «Папа Римский? А сколько у него дивизий?» Так же и здесь. Сколько нам может дать на выборах дружба с Европейской левой партией? Более того, может быть, с точки зрения выборов, руководство КПРФ и право в своем изоляционизме. Эта дружба может не только не дать дополнительных голосов, но и отнять их, потому что если, например, для дружбы с ФКП придется начать поддерживать сексуальные меньшинства, что в России непопулярная идея, то это может быть неправильно понято. Хотя, безусловно, нормальные левые не должны давать ущемлять любые меньшинства, какими бы они ни были.
В общем, международная деятельность в партии сейчас не отстроена. У нас есть один нормальный специалист по внешней политике – это Квицинский. Но он в партийной структуре никакого места не занимает. Поэтому работа идет только по парламентской линии, т.е. межпарламентское сотрудничество. Мельников его ведет по линии ПАСЕ, общается с левыми депутатами Европарламента и т.д.. А межпартийного диалога нет. Даже те же греки сами нас теребят, сами инициируют переписку, контакты и поездки.
Такое ощущение, что потерян даже фокус в странах СНГ, где исторически совсем братские компартии.
О, это печальная история. Была когда-то сильная организация – «Союз коммунистических партий – КПСС», которая возглавлялась Олегом Шениным, участником ГКЧП. Шенин – человек авторитетный, но не агрессивный, и у него сложилась своя ниша. Но Геннадий Андреевич в какой-то момент его приревновал – как же так, кто-то где-то его главнее – и затеял с ним разборку. В итоге документы СКП-КПСС остались у Шенина, а брендом реально пользуется Геннадий Андреевич, который тут же избрал себя в качестве председателя этой организации.
Но ведь, по большому счету, компартии в СНГ все в кризисе, аналогично КПРФ. Где еще они на плаву? На Украине, в Молдавии…
Неслабая компартия в Казахстане.
Практически все азиатские компартии слабые. Относительно неплохо выглядят Казахстанская и Киргизская, но все равно их влияние ограничено. Последняя, правда, проявила себя в ходе «цветной революции».
Геннадий Андреевич с ними взаимодействует: они собираются раз в полгода на тусовку в Москве. Вождь читает им очередной доклад о положении дел в России, после этого все пьют и разъезжаются.
Серьезные деловые и плотные контакты, конечно, с Украиной, это главный партнер КПРФ в СНГ. И, кстати, в КПУ такая же ситуация, как в КПРФ. Если бы на Украине был бы такой же авторитарный политический режим, как у нас, соответственно, их Администрация поддерживала бы КПУ. При Кучме примерно так и было, я помню, как на его последних выборах боялись, что не Симоненко выйдет во второй тур. Но в отсутствие таких властных политтехнологий, в условиях конкурентной среды, КПУ там сильно просела, потому что, как и у КПРФ, не имеет социальной базы. Сейчас КПУ заигрывает с «Партией Регионов». А во время «оранжевой революции», чуть не поссорившись с Зюгановым, она заняла нейтральную позицию, то есть помогла Ющенко.
Кризис коммунистического движения в странах СНГ – это тоже, на мой взгляд, большая ответственность КПРФ. Потому что можно было бы из миллионов долларов, взятых на прошлых выборах, потратить несколько сот тысяч на поддержку международного коммунистического движения в этих странах – уж это точно бы сказалось на результате КПРФ на выборах, если бы партия таким образом показала, что реально хочет возрождения СССР.
А с антиглобалистами у КПРФ может быть союз?
Вы каких антиглобалистов имеете в виду? Если действительно антиглобалистов, то есть радикальных националистов типа Жозефа Бове, борцов за закрытость национальных рынков, то КПРФ является классической антиглобалистской организацией. И союз вполне возможен, только смысл в нем неясен – мы все-таки получаемся конкурентами.
А если брать массовое альтерглобалистское движение, движение Социальных Форумов, то есть настоящих левых, то вряд ли. Тем более что в альтерглобалистской среде сильно влияние троцкистских групп.
Лидеры КПРФ заявили, что символами будущей кампании будут Че Гевара, Фидель Кастро и Уго Чавес. У партии все-таки есть контакт с Чавесом?
Я уже говорил, что КПРФ не понимает Чавеса. Она трактует его как чистого антиамериканиста. Так же трактовала Че Гевару и Фиделя советская пропаганда. Компартия просто берет раскрученные имена и образы, используя журналистские штампы, что все мы левые. На самом же деле Чавес строит именно альтернативную модель глобализации, собирая обширный международный союз, не только в Латинской Америке, но и в странах Ближнего Востока, Африки, Юго-Восточной Азии.
Для Чавеса одним из основных идейных доноров, и одновременно проводником его политики, является движение Социальных Форумов (один из них даже прошел в Каракасе). КПРФ клеймит это движение как оппортунистическое и антироссийское (на самом деле, просто потому, что не она является его организатором в России). Тем не менее, Российский Социальный Форум становится зоной притяжения самых разных социальных групп и движений. Возможно, этой осенью удастся провести первый Всесоюзный Социальный Форум стран СНГ, на который мог бы приехать и Чавес, и Моралес, и другие лидеры левых.
А почему КПРФ не хочет использовать столь популярную в Латинской Америке идеологию христианского социализма, концепцию «теологии освобождения»? Ведь это могло бы примирить православного Зюганова с его левыми критиками.
Образования и кругозора не хватает.
Кроме того, разная роль христианства и церкви в России и в Латинской Америке. У нас церковь – часть государства, институт консервации. В Латинской Америке исторически священники несли чужую культуру, выступая адептами той самой глобализации, адептами социальной трансформации, изначально – трансформации феодального общества в буржуазное.
Один из самых близких к нам примеров – пример архиепископа Макариоса, освободившего Кипр от колониальной зависимости и основавшего Кипрскую компартию. Та же история – церковь была инструментом освобождения, а не порабощения.
У нас такую роль может выполнить ислам, в котором нет церкви как таковой. Однако, как мы понимаем, вероятность такого варианта развития весьма мала; хотя во всем мире явно наметился союз между красными и зелеными, особенно заметный в Великобритании, ну и, конечно, на Ближнем Востоке.
Но религия предполагает, прежде всего, готовность людей жертвовать, жертва – одна из самых сильных сторон действия. Есть ощущение, что КПРФ объединяет людей, которые считают, что они всем уже пожертвовали.
Я не очень с этим соглашусь. Как раз, все эти бабушки и дедушки, верующие в коммунизм, на мой взгляд, – это страшная жертвенная сила. Они готовы продолжать «жертвовать», драться с милицией и т.д. Другое дело, что вся эта жертвенность опирается не на знание, не на марксизм, не на некое видение новой жизни, а она опирается на то, что они всю жизнь в это верили, во имя этого жертвовали, т.е. они хотят, чтобы так оно и было. У них нет картинки нового общества. Это чисто консервативная, охранительная сила, это не прогрессивная сила. Но жертвенности там огромное количество. Они готовы умереть за свои идеалы, они об этом постоянно говорят.
Кроме того, рядовые бабушки и дедушки очень любят молодежь и, когда появляется кто-то из комсомольцев, они говорят: «Ну, наконец!». И их сочетание становится атомным оружием. Ядро из комсомольцев, вокруг них пенсионеры, буквально кидающиеся под ноги ОМОНу на митингах. Так развивались наиболее успешные акции, проходившие в рамках кампании против монетизации льгот.
Неизбежно ли было то, что на рубеже 90-х гг. коммунисты так и не стали в новых обстоятельствах авангардом чего бы то ни было, а повернулись целиком назад?
Во-первых, нельзя сказать, что совсем уж «назад». КПРФ стала инкубатором, в котором возродилось настоящее несектантское левое движение. Думаю, меня будут критиковать многие мои товарищи за такие слова, но я глубоко убежден – хотя большинство известных в левой среде теоретиков и публицистов и не прошли через КПРФ, но без того же СКМ организационный рост немыслим.
Во-вторых, это была вещь неизбежная – в 1992 году, в разгул контрреволюции, выглядящей как революция, революционеры выглядели как контрреволюционеры. Это породило целый ряд интеллектуальных и политических извращений, типа «красно-белого союза», благодаря которому к компартии надолго прилип ярлык «красно-коричневых». Сейчас волей-неволей КПРФ должна обрести однозначное политическое лицо.
И приобретя лицо, она потеряет половину электората.
Да, возможно, любое лицо будет означать тактические потери, но без этого нельзя перейти от обороны к наступлению. Хотя решиться на это очень трудно, поэтому, думаю, без смены руководства это неосуществимо.
То есть, КПРФ остается путь удержания безликой массы?
Именно безликой. Это принципиальная вещь. Один из молодых коммунистов очень хорошо сказал: «Если из КПРФ убрать весь этот старческий маразм, из нее уйдет душа». Партия превратилась в вишневый сад… И как бы его не любили, как бы нам ни было комфортно в своем кругу, поступь истории неумолима. Стук топора уже слышен.
