В истории постсоветской России встреча Нового года будет надолго зарифмована с отставкой ее первого президента. Впервые в российской истории (в данном случае не только постсоветской) глава государства добровольно и в соответствии с Конституцией страны, а не по воле Пленума ЦК, усталого караула, вследствие апоплексического удара, народных волнений или потери объекта управления покинул высший пост.
Сегодня этот исторический факт не принято вспоминать. Ныне у нас на дворе политическая стабилизация. Рейтинг главы государства превосходит все аналогичные показатели у руководителей демократических стран. Президент, «партия власти» и околовластные эксперты заняты решением головоломки-2008, которая почти официально объявляется едва ли не единственной в стране актуальной проблемой. Консолидация «элит», политических партий и общественных объединений вокруг Кремля также с каждым днем все сильнее, а оппозиция занята “конструктивной критикой” отдельных недостатков правительства (упаси Боже не президента!). Региональная фронда отсутствует, а Чечня представляется стране и миру как если не окончательно, то почти замиренная республика.
В этой связи упоминать о политических процессах ельцинского десятилетия, серьезных кризисах власти, удачных и не очень попытках их преодоления в российском политическом и политологическом классе сегодня не модно. А если такое происходит, то исключительно с отрицательными коннотациями. Период «безвластия», «безначалия», тотальной «суверенизации» и столь же тотального «развала»…
Но в этой связи возникает нехитрый вопрос: «А как стали возможны сегодняшние стабилизация и консолидация?» Не ветром же, в самом деле, надуло. Ведь при всем уважении к Владимиру Путину очевидно, что второй российский президент никогда еще в своей именно президентской практике не сталкивался с серьезными внутриполитическими «вызовами». Ни с проблемами двоевластия (со всеми его последствиями), ни с вопросами обеспечения легитимности власти, ни с конституционным кризисом, ни с жестким и радикально оппозиционно настроенным парламентом, ни с серьезным противодействием региональных баронов, ни со столь же жесткой (хотя и подковерной) внутриэлитной борьбой.
Об импичменте и референдумах и говорить нечего. Все описанные выше проблемы были решены до его прихода в Кремль. Путин получил смирный (хотя и достаточно безликий в политическом смысле) парламент, прирученных региональных вождей (кого прикормили, а кого приручили трансфертной политикой), ослабленную и деморализованную поражениями (от импичмента до неудач на выборах) оппозицию. «Стартовые» возможности второго российского президента были на все сто обеспечены действиями первого. Что ж, теперь можно наслаждаться высокими рейтингами и давать оптимистические «консолидационные» комментарии.
Впрочем, для аналитиков не грех бы почаще обращаться к рассмотрению (не с целью наклеивания ярлыков) политических процессов ельцинского периода. Демократия (хоть и управляемая) - на то и демократия, что не застрахована от обвалов рейтингов, падения популярности и серьезных кризисов вообще. И вот здесь-то антикризисный менеджмент по-ельцински со всеми его «рокировочками» и сильными решениями может оказаться как нельзя кстати. Напомним также, что действия Бориса Николаевича в 1991- 1993 гг. проходили еще в «дополиттехнологическую эпоху». Эпоху, когда еще был силен демократический романтизм, а такие понятия, как черный PR, «грязные технологии» и «технологичные» решения не вошли в активный словарь российской политики.
Между тем именно в 1993 г. был решен основной вопрос последней буржуазной революции в нашей стране – вопрос о власти. И события 20 марта 1993 г., когда президент России инициировал т.н. «особый порядок управления страной», а по сути - озвучил идею референдума о доверии к себе и проводимому им курсу реформ, и сам апрельский референдум, и октябрьские события играют здесь ключевую роль.
В августе 1991 г., который принято считать точкой отсчета истории новой России, была дана отставка КПСС как системе управления государством и обществом. В своем неприятии этой системы объединились и «розовые» коммунисты, и либералы, и монархисты с анархистами. И уже далее возникали содержательные вопросы: в каком направлении реформировать экономику, какое государственное устройство взять за образец. На тот момент в России установилось политическое двоевластие, до поры до времени не проявлявшееся открыто (пока был единый враг в лице КПСС). Однако конфликт между двумя властями (особо подчеркнем, не ветвями власти, а властями) был неизбежен. Бесспорно, личностный фактор Ельцина и Хасбулатова придал этому противоборству свою логику и особую остроту. Но избежать конфликта между советской моделью власти (при которой власть неслиянна и нераздельна) и президентской, получающей легитимность через процедуру всенародных выборов, было невозможно. Советы новой России оказались законотворчески неэффективны, поскольку не смогли принять новые демократические реалии и принцип разделения властей, самореформироваться в единственно возможном направлении – парламентаризации.
Даже если принять за аксиому, что для Ельцина карьера была основой всего сущего, то признаем, что он мог рискнуть поставить ее на кон. Он смог сделать это и в августе 1991 г., и в марте 1993 г., объявив референдум о доверии не только себе, но и экономической реформе. Несмотря на зашкаливающие рейтинги Евгения Примакова, Ельцин инициировал его отставку, находясь под угрозой импичмента и коммунистических массовых выступлений. Первому российскому президенту удавалось идти против воли политических волн и оставаться на плаву. Кто теперь, кроме экспертов, вспомнит фамилии оппонентов Ельцина – Хасбулатова и того же Примакова? Кто станет всерьез рассматривать президентские амбиции Юрия Лужкова? А ведь не кто иной, как Ельцин остановил поход из Москвы на Москву главного «крепкого хозяйственника» страны. Смог бы при таких “исходных данных” выстоять Владимир Путин – большой вопрос. Фактическая ликвидация публичной политики и подмена ее номенклатурной борьбой показывает со всей очевидностью, что сегодняшнему Кремлю ельцинской решительности явно не хватает.
Французский историк Марк Блок назвал проблему происхождения того или иного события и явления «идолом племени историков». Ельцин и Путин как политики имеют разное «происхождение». Ельцин – порождение русской революционной стихии, «русской смуты». Но он же сумел и ввести эту «смуту» в определенные рамки. Начал с развала страны и КПСС, а закончил прикормленными регионами, остановкой «синдрома Беловежья» и электоральными успехами партии власти в 1999 г., а также начал инкорпорирование Чечни. Ельцин всегда выступал как ведущий, инициатор, игрок, не боящийся отчаянно блефовать.
Иное дело Путин. Политик, которого привели к власти Ельцин, российская бюрократия и хитрые политтехнологи. Отнюдь не self-made man, а, напротив, человек, которому «сделали карьеру». По всем повадкам – серый чиновник выше среднего, употребляющий слова «трудящиеся» и «учащиеся». Отсюда и извечное стремление второго российского президента из двух решений выбирать третье. Отсюда и извечные комплексы по поводу своей самостоятельности и полноценности как политика и государственного деятеля. Здесь же корни и путинской подозрительности и нервной болезненной реакции на критику.
Только изживание этих комплексов влетает российским гражданам в копеечку. Желание понравиться электорату, заслужить славу борца с олигархами («дело ЮКОСа» – лучший тому пример) уже нанесло серьезный ущерб национальной экономике. Одна борьба за якобы скрытый от налогов миллиард Ходорковского обошлась только в первые дни после его ареста в 40 млрд…
Отсюда и повышенное внимание Путина к собственному рейтингу, за рамками которого реально просматривается пустота. «Главное – всем понравиться» – слоган, который мог бы стать словесным выражением сути «путинского курса».
Начали с укрепления вертикали власти, а завершаем фактической несменяемостью губернаторского корпуса. Леонид Ильич Брежнев со своими геронтократами могут отдыхать. Тем паче, что назначение глав регионов в условиях отсутствия транспарентных процедур способствует развитию рынка… административно-бюрократического.
Начали прагматичное сближение с США, а закончили обывательским антиамериканизмом из-за иракской кампании и боязни “цветных революций”.
Не раз грозили Грузии и Молдове, а потом оставили военные базы и начали “cлив” Южной Осетии и Приднестровья.
Начали с тезиса «мочить в сортире», а закончили сдачей кадыровскому клану Чечни за чисто внешнюю лояльность.
Пытались защитить российских граждан за пределами России, собирали помпезные конгрессы соотечественников, а в результате капитулировали перед обнаглевшим Туркменбаши.
И таких полумер, полурешений набирается немало. Хватит не на статью, а на многотомную монографию. Также и с гимном, также и с молчанием по «Курску», по Тузле и Беслану. Любимый герой шуток и злословий политологов, Президент США Джордж Буш-младший после трагедии в Новом Орлеане посетил этот город четырежды! Российский рыцарь печального образа заехал в Беслан лишь на несколько часов для встречи с управленческим “активом”. Также и с отсутствием внятных реформ в области ЖКХ, в военной сфере и т.д. Представить себе «молчащего» Ельцина даже в период «работы с документами» в связи с гибелью подлодки невозможно даже в отчаянных утопиях авторов «Совраски». Одним словом - стабилизация!
И, пожалуй, главное. В эпоху Путина перестали обсуждать содержательные вещи. Мы не говорим о темпах и методах реформирования экономики и армии. Мы не говорим о концепциях внешней политики и национальной безопасности. Мы стали трактователями очередных замеров президентской популярности и гадателями на тему, когда питерские чекисты “возьмут под себя” очередной лакомый кусок, а 25-ый чиновник администрации Кремля подсидит наконец 24-ого. И сплошные «позиционирования в рамках дискурсов».
«Застой. Что ж здесь плохого? – скажет гладко причесанный молодой политтехнолог, – Вот и народ по застою тоскует» Все это верно, но не забывайте, что после застоя начинается Перестройка. Так, может быть, одной достаточно?
