Поглощение авторитарным государством слабого гражданского общества автоматически означает конец публичной политики. Партии и выборы становятся фикциями, политические игры заменяются подковерной борьбой за власть, а политологи уступают место кремленологам. Это воздействует и на экономику. Формула Товар-Деньги-Товар сменяется формулой Власть-Деньги-Власть+-Деньги+, в которой природа товара подразумевается, но из скромности не обозначается.
Для карьерно-ориентированных людей в этом нет ничего дурного. В институционализированной подковерной борьбе и коррупции есть и свои правила, и здоровый азарт, так что ответ на вопрос «Кто кого имеет?» отнюдь не однозначен. Надо лишь соблюдать технику безопасности. Как говорила старая бандерша, «главное правило нашей профессии, Маша, - никогда не суетись под клиентом!»
А чем развлекаются остальные?
Для тех, кто пытается противостоять власти, но не смеет или не считает целесообразным выходить на улицу, главной и единственной формой политического действия становится правозащитная деятельность советского образца, под лозунгом «Соблюдайте вашу Конституцию!» Хотя практический эффект этой деятельности невелик, а связанные с нею личные риски огромны, в долгосрочной перспективе она, безусловно, работает и к тому же приносит моральное удовлетворение.
Что же до молчаливого большинства, то в подобных ситуациях оно всегда начинает, каждый сегмент населения – по-своему, голосовать ногами.
1. Политический абсентеизм, неучастие в выборах, максимально возможный уход в частную жизнь и минимизация контактов с нелюбимым государством, по формуле «Пошли вы все на…! » Общественная жизнь от этого отнюдь не улучшается, но у людей формируется первая необходимая предпосылка самостоятельного выбора - способность сказать «нет!» В каком-то смысле это даже можно считать ростком будущего нового гражданского общества, когда (и если) созреют его другие, более сложные предпосылки. Сказать «нет» значительно проще, чем выбрать из нескольких «да» одно и принять за свой выбор ответственность. Последнее возможно только при демократии.
2. Выработка и передача собственным детям иммунитета и брезгливости к господствующей идеологии, в какие бы светские и религиозные формы та ни облекалась. Молчаливое неприятие и игнорирование иногда даже эффективнее, чем открытая полемика, предполагающая наличие общей, одинаково авторитетной для всех участников референтной группы. С всемирно-исторической точки зрения важно не торжество добродетели, которого никогда не бывает, а доказательство неэффективности (и в этом смысле – наказуемости) порока.
3. Уклонение от участия в совете нечестивых легче реализуется при наличии развитого Интернета. Он дает людям безграничные возможности автономного общения и формирования новых культур и ключевых слов, перед которыми бессильна любая цензура. Власть как объективная реальность, данная нам в ощущении, никуда не исчезает, но по мере того, как эти ощущения становятся все более неприятными, люди инстинктивно от них уклоняются, а виртуальная реальность сплошь и рядом пересиливает наличное бытие. Монополия государства в электронных СМИ – идеологический аналог нефтяной иглы в экономике. За реализацию своего заказа государство вынуждено платить уже не только производителям и рекламщикам, но и потребителям.
4. Для понимания этих процессов полезны гендерные аналогии. Экспериментально доказано, что одна и та же отрицательная ситуация, когда грубо нарушаются правила или возникает опасность, может вызывать у мужчин гнев, а у женщин – отвращение. Гнев – чувство активное, порождающее желание устранить угрозу с помощью силы, отвращение же пассивно, предотвратить риск заражения или распространения скверны можно и путем ухода. С точки зрения классической мужской идеологии, всякая пассивность – женственна, и уже по одному этому плоха. Но такая оценка не всегда справедлива. Хотя я категорически не согласен с формулой «Чего хочет женщина – того хочет Бог!», каждый мужчина знает, что если женщина чего-то не хочет, – заставить ее практически невозможно, в любом случае результат будет искажен. В той или иной степени это верно и для других зависимых слоев и категорий.
5. Утечка капитала – дело конъюнктурное, она зависит исключительно от соображений финансовой и личной безопасности, учета материальной состоятельности, мировой конкурентоспособности и – очень важный фактор! - психической надежности партнера, никакие моральные доводы тут не действуют. Тем не менее, разные политические системы неравноценны. «Силовики» склонны рисковать и зарываться, «торгашам» это может не нравиться. Кроме того, они знают, что вину за любые неприятности возложат на них. А считать они умеют.
6. При утечке человеческого капитала, «мозгов», соображения ситуативной выгоды дополняются долгосрочным расчетом. Какие ценности, консервативные или либеральные, больше стимулируют интеллектуальный рост (это важно для молодых ученых и инженеров), где лучше заботятся о здоровье населения и в какой морально-психологической атмосфере больше шансов вырастить благополучных и самостоятельных детей? Для более образованных родителей и для лиц, принадлежащих к этническим и социокультурным группам, которые чаще других становятся для власти и/или для оппозиции (они играют в одну и ту же игру!) козлами отпущения, эти заботы особенно актуальны. Не уезжая сами, они стараются заблаговременно «выкинуть» своих детей в более безопасную и благоприятную среду, к которой их дети легко привыкают и уже не хотят, а то и не могут вернуться домой. Исторически решающим моментом истины становится практический выбор детей: где и по каким правилам они предпочитают жить и работать.
7. Патриархальное сознание выше всего ценит стабильность, единство, постоянство и преемственность, жестко и однозначно разграничивая хорошее, правильное «наше» и плохое, подозрительное «чужое». Эта черно-белая философия может казаться очень привлекательной, но современная молодежь реально живет в мобильном, многоцветном, быстро меняющемся мире. Человек может родиться в одной стране, учиться в другой, работать в третьей, отдыхать в четвертой и т.д. Это не превращает его в перекати-поле, но делает его личную идентичность и чувство социальной принадлежности более подвижными и многогранными, не ограниченными любовью к родному пепелищу и отеческим гробам. Кстати, обратите внимание на то, как печальна эта метафора. Страшнее и бесперспективнее - лишь высказывание, что светлое будущее России – в ее славном прошлом. Это не пародия, вроде басни про римских гусей, а серьезный политический лозунг. Между тем мертвое здесь не просто хватает, а пожирает живое.
Современный человек ощущает единство мира не только в момент финансового кризиса, когда обещанный ему в море всеобщего беспорядка «остров стабильности» вдруг начинает опасно раскачиваться, но и по многим другим, более приятным поводам. Воленс-неволенс, к этому должно подстраиваться и политическое сознание.
В общем, что бы ни происходило в стране и мире, крот истории по-прежнему роет, а сова Минервы по-прежнему вылетает ночью.
А как обогащаются наши языковые ассоциации! Французское выражение «замки в Испании» (chateaux en Espagne) означает «воздушные замки». Для депутатов Госдумы замок в Испании - уже не мечта и не роскошь, а предмет повседневного обихода, но одновременно - это их ночной кошмар и продукт воспаленного русофобского воображения испанского прокурора Гарсона. Какой простор мысли для психоанализа и сравнительной лингвистики!
Единственное, что меня смущает, - пока мы в очередной раз разыгрываем тур любимой сказки про белого бычка, наши нехорошие соседи, – а у людей, которые возлагают ответственность за все свои неудачи на других, хороших соседей по определению не бывает, – могут нас еще в чем-нибудь обойти. Наш общий шарик, с которым мы так бездарно обращаемся и никак его не поделим, такой маленький и хрупкий…
Надо бы для порядка расставить смайлики. Но поскольку я сам не знаю, где надо смеяться, а где плакать, давайте лучше все время смеяться. Смех полезен для здоровья и облегчает переживание постоянных временных трудностей.
