На #ОккупайАбай пришел возмущенный «местный житель». Чуть ли не с авоськой. Он ругался, обзывал людей нехорошими словами, жаловался на созданные ими неудобства. Люди не обиделись. Наоборот — предложили выступить. И «местный житель» повторил свои обвинения уже с «высокой трибуны».
Я сам этого человека не видел. Мне о нем рассказал другой местный житель (только без кавычек и авоськи) — режиссер Артур Аристакисян. Ему посчастливилось видеть этого человека дважды. Второй раз — на Арбате.
Он опять выступал с «высокой трибуны». Та же поза, тот же голос, те же интонации. Только вместо Абая был Окуджава. И текст — другой. «В этих вопросах мы не должны идти ни на какие компромиссы с этой преступной властью!» В таком духе.
История эта только кажется простой. На самом деле, это притча. Живая и страшная, как океан Солярис. Каждый видит в ней то, что хочет видеть. В конечном счете, каждый в ней видит себя.
Давайте проведем эксперимент. Сделайте паузу и немного подумайте. О чем, на ваш взгляд, эта притча? Что имели в виду Драматург, Режиссер и Художник, создавшие этого человека, этот сюжет, эти декорации?
Нашли ответ?
Что бы у вас в итоге ни получилось, вы описали себя. А я — себя. Если хотите сравнить, читайте дальше…
Самое поверхностное прочтение дало мне шекспировское «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины – все актеры», усугубленное довлатовским «Советский, антисоветский — какая разница?». Вторую формулу можно осовременить: «За Путина, против Путина («охранитель», «оппозиционер») — какая разница?».
Если честно ответить: «Никакой!», почва уходит из-под ног, табуретка вылетает из-под попы, и много чего еще вылетает в трубу. Почти всё. То, что осталось, и есть человек. Или нет. Если ничего не осталось…
Оборотень из притчи Артура Аристакисяна — человек, которого нет. Есть разные сценические площадки, разные декорации, разные роли. Оборотень в равной степени хорош в любой из них. Или плох (если бездарен). Не важно! «Что осталось на трубе? — вот в чем вопрос!». Когда оркестранты покидают яму, гаснут огни рампы и занавес шуршит по паркету, артист становится самим собой. Оборотень же спешит на другую сценическую площадку, чтобы выступить в новой роли. Или сразу в двух. Или в трех. И так до гробовой доски. Вроде, жил человек интенсивно, а в землю зарыли — непонятно кого. Последняя роль — роль трупа — без слов. Нужно быть настоящим артистом, чтобы тебе аплодировали…
В жизни всегда есть место для доброкачественного артистизма. Опять сошлюсь на Артура Аристакисяна. Он как-то поделился впечатлениями от судьи Таганского суда. «Суд — это же изысканное представление!Судья – роль, требующая самоотречения и филигранной техники. Настоящий судья, когда на нем мантия, преображается — становится другим.
Она сидела в бигуди, в окружении сковородок, несвежих простыней, протекающих кранов. Глаза их, конечно, не видят. Но все это там».
Как можно назвать тетку «ваша честь»? Как смеет тетка требовать такого обращения?
Еще более высокие требования предъявляются артистам в Церкви. Роль патриарха, например — это очень серьезно! Алексий II с ней более-менее справлялся. Чего нельзя сказать про нынешнего исполнителя. Да, конечно, квартирный скандал, «троюродные сестры», исчезающие «брегеты» и пр. по нынешним временам — вполне невинные шалости. Было бы смешно и нелепо обращать на них внимание, если бы шалун не был патриархом. Тут ведь, как в порно. «Постельные сцены» в фильмах категории ХХХ — это нормально. Но все меняется, когда главную роль играет Генеральный прокурор Российской Федерации…
Священник — тоже ответственная роль. Помню, с каким благоговением я относился к настоятелю храма, в котором пономарил в юности. Не из-за сана — из-за умения нести его с достоинством, красиво. Сегодня это высокое искусство безнадежно утрачено.
Прихожанин — тоже очень серьезная роль, требующая собранности и самодисциплины. У меня и теперь перед глазами стоят потрясающие артисты, не пропускавшие ни одной воскресной службы. За ними хотелось наблюдать, подражать каждому их жесту, исполненному благородства и понимания. Сегодня такое встретишь разве что у староверов.
А «церковным худсоветом» в Церкви всегда были юродивые Христа ради! Их выходки обескураживали в прямом смысле этого слова: увлекся артист, «поймал кураж», заигрался — получи по мозгам! И в следующий раз не заносись. Артур Аристакисян в 70-е годы знал двух ленинградских юродивых, которых мудрые священники специально приглашали в свои приходы для «оздоровительных процедур». Реакция нынешних горе-актеров РПЦ МП на аналогичные «процедуры» Pussy Riot — это приговор. Окончательный. Без права на обжалование. «Театр закрывается — нас всех тошнит».
А почему, собственно тошнит? Потому что вместо артистов в суд, в Церковь, в Кремль, в «несистемную оппозицию», да и в театр (который «начинается с вешалки») пришли оборотни — люди, которых нет. Мы к ним почти привыкли. А потом на «оккупаях» посмотрели друг другу в глаза и обнаружили, что мы – личности, и что нам с оборотнями не по пути.
Личность имеет убеждения. У оборотня вместо них – текущая конъюнктура.
Личность настроена на равноправное взаимодействие с другой личностью. Оборотень — хочет паразитировать на обезличенной толпе.
Личность любопытна. Оборотень — «и так все знает».
Личность мыслит в категориях этики (честь, достоинство, стыд, жертвенность, честность, правда и т.д.). Оборотень — в категориях политики (интерес, выгода, компромисс, целесообразность, влияние, власть и т.д.).
Личность креативна, изобретательна, талантлива. Оборотни — интеллектуальные и творческие импотенты.
Личность предпочитает слушать. Оборотень —– говорить.
Личность непобедима. Оборотни обречены…
Как-то так у меня прочиталась эта притча (см. начало). А как у вас?
