Акция «Я не голосовал» избирателей Ингушетии вновь привлекла внимание к проблеме так называемых фальсификаций на выборах 2 декабря.
В нарушение презумпции невиновности трудовых коллективов избирательных комиссий, распространяются обвинения в размножении голосов, поданных за одну из партий. Размножаются эти голоса, очевидно, посредством деления. Иначе как объяснить заключения, что за ЕР на самом деле проголосовало процентов 30-35, а то и меньше. И ладно бы всё это было б только пропагандой. На полном серьёзе сами верят. Мой друг, не последний человек в аппарате одной из либеральных партий, убеждён, что истинная явка составила 10-20%. Источники убеждения – блогеры и региональные партактивисты. Тот факт, что этим цифрам явки соответствует голосование за партию власти в диапозоне от… минус 13-ти млн. до минус 2-х млн. избирателей (при условии, что почти все приписки были в пользу ЕР), его с блогерами и партактивистами не смущает. Не до арифметики, когда на кону вера.
А противной стороне не до теории вероятности. В рамках которой как-то неуютно объяснять «выбросы» на доброй трети всех участков. Хотя эти аномалии можно было бы трактовать как артефакты. Если предположить, что на остальных двух третях участков, теория вероятности получила стандартный по принятым меркам откат. Для несведущих: 20-40%.
И не объясняют. Есть такая международная практика: «Don’t Ask, Don’t Tell». Типа: «Не спрашивают? Ну и не распространяйся». Вот, сами себя в своих СМИ и не спрашивают.
Спрашивают – на страничках своих интернет-изданий — лица нетрадиционной политической ориентации. И сами же себе отвечают.
Как ни печально мне, убеждённому либералу, в этом признаваться, но первый пример анализа по ту сторону партийных флажков, подал представитель противоположного лагеря: политолог и свежеизбранный госдумец Сергей Марков. Правда, чтобы обнародовать своё заключение, ему (на период до вступления в силу депутатского иммунитета) пришлось временно покинуть Россию и переместиться на территорию не признанной международным сообществом, а следовательно не являющейся субъектом договоров об экстрадиции, республики.
«Это не значит, что не было нарушений, нарушения были, я бы разбил их на несколько блоков: 1) использование административного ресурса на региональном уровне, особенно в некоторых национальных республиках, в частности северокавказских; 2) несбалансированность работы телеканалов в освещении работы правящей партии и оппозиции; таким образом, если судить по большому счету, можно сказать, что российские выборы на 80 % были демократичными…» (из пресс-конференции Сергея Маркова в г Сухуми, 7 декабря 2007-го года, ИА «РЕГНУМ»).
Умри, Денис, лучше не скажешь. В смысле — в тезисном формате. Профессор Марков по академически лаконичен. Как это у них там принято в научной среде: «и после серии несложных преобразований, которые мы здесь опускаем…». А нам, привыкшим к более популярному жанру, хотелось бы , расшифровки.
С первыми двумя тезисами нет проблем.
1) Использование административного ресурса на региональном уровне…(или, на языке топологии, – перегибы вертикали власти).
Кто бы спорил. Замечу лишь, что Россия вся – в электоральном смысле — состоит из регионов, и федеральных избирательных участков, по крайне мере в статистически значимом масштабе, не наблюдается. Но может быть Марков имел в виду, что если Центр и использовал свой ресурс, то для создания на выборах здоровой конкурентной среды? Смеётесь? И напрасно. Известен, по крайней мере один такой прецедент: на выборах в неком районе партия власти по предварительным данным набрала под 100%. Но Центр надавил, и плюрализм восторжествовал. К 100% за ЕР добавились 9% за СР.
2) Несбалансированность работы телеканалов в освещении работы правящей партии и оппозиции.
Здесь все исчерпывающие объяснения уже дал другой учёный – физик атмосферы В Чуров.
А вот, что стоит за характеристикой российских выборов как на 80% демократичных?
Первая мысль: если сложить проценты за ЕР, СР и ЛДПР, как раз 80 и получится. А за оставшимися 20-ью пока не доглядели.
Впрочем, зря я сразу так — на Маркова. Он ведь не сказал, что выборы были на 80% суверенно демократическими. Так что же всё-таки он имел в виду?
Демократичные выборы мы проходили. Это, когда избиратели, в соответствии с установленным законодательством порядком, опускают в урны бюллетени, а потом на основании их подсчёта определяются результаты выборов. Не демократичные – тоже проходили – и ещё раньше. Это, когда избиратели, опять таки в соответствии с установленным законодательством порядком, опускают в урны бюллетени, а результаты выборов к подсчёту этих бумажек никакого отношения не имеют.
Тогда понятно. На 80% демократичные выборы – это, значит, когда избиратели, в соответствии с установленным законодательством порядком, опускают в урны бюллетени, и на основании их подсчёта на 80% определяются результаты выборов. А ещё на 20 % они определяются иными обстоятельствами. Например – подсчётом тех бюллетеней, которые оказались в урне в нарушение установленного законодательством порядка. Или – просто подсчётом.
Если наложить подобную оценку профессора Маркова на результаты прошедших выборов, то выходит, что из примерно 69,6 млн. учтённых Центризбиркомом голосов, 80% (55,7 млн.) были голоса законных участников голосования, а 20% (13, 9 млн.) — приписки. Несложно подсчитать, что даже если все эти приписки были в пользу Единой России, то и без них она получила бы абсолютное большинство – 55%. Явка при этом составила бы 51%. Результаты голосования за другие партии тоже бы изменились, но не кардинальным образом. То есть, 20%-ная «коррекция» истинных результатов голосования основных тенденций волеизъявления народа не преломила.
Это какой же запас прочности у нашей 80%-ной демократии! В Штатах исход спора по каким-то 700 бюллетеням вопрос о власти решил. А у нас – миллионы голосов приписали… не приписали? А, чёрт с ним – с рублём. Четырнадцатью миллионами больше, четырнадцатью миллионами меньше, — баланс всё тот же.
Интересно, что оценка фальсификации по Маркову попадает в верхнюю половину разброса экспертных оценок (от 6 до 20 млн. сфальсифицированных голосов), приведённых в The New Times. Чем объяснить, что в погоне за объективизмом виднейший электоральный эксперт ЕР переплюнул многих отпетых либералов? (В Рыжков, например, оценил приписки лишь в 10 млн.).
Возникает, конечно, соблазн предположить, что Сергей Александрович как вхожий в коридоры власти обладает какой то инсайдерской информацией, повлиявшей на его оценку. Но, боюсь, подобной точной информации не существует в природе.
Здесь я рискую навлечь гнев сторонников теории «всемирного заговора». А как же «тридцать пять тысяч одних курьеров», приставленных Кремлём/Лубянкой к каждому избирательному участку и в режиме реального времени оповещающих Центр о количестве вброшенных бюллетеней, объёме приписок и т. п.?
Если бы такое было, то на территории Пресненского района г. Москвы (и не только) не возникли бы участки эктопии голосования по чечено-мордовски- кузбасскому типу. При жёстко управляемой Центром тотальной фальсификации, она носила бы размазанный характер. Что, кстати, существенно затруднило бы её статистическую оценку.
Но даже если на минуточку заподозрить Центр в нехороших намерениях, то не следует думать, что там сидят исключительно невежды и дураки. Успех фальсификации на каждом из тысяч и тысяч участков зависит (по крайней мере — пока) от множества привходящих недертерминированных обстоятельств: «надёжна» или не совсем избирательная комиссия/её председатель или секретарь, готовы ли они в случае чего взять на себя функции стрелочников, имеются ли на участке квалифицированные и настойчивые наблюдатели и т. п. Мы знаем по примерам из ЖЖ, как в мягко говоря не дружественной к наблюдателям обстановке, в ряде случаев удавалось пресечь самые наглые подтасовки. А в других случаях – не удавалось. То есть, предугадать из центра конечный результат по каждому отдельному участку (за вычетом специфических географических зон) невозможно.
Что, правда, не означает, что нельзя способствовать повышению вероятности успеха процесса фальсификации в целом. Выражаясь математическим языком, – до определённой степени управлять значениями переходных вероятностей. В теории управления такие процессы носят название марковских.
При этом вовсе не обязательно «сверху» кого бы то ни было сознательно побуждать к махинациям с голосами. Достаточно просто спустить ориентиры (они же — задания) по голосованию в каждом регионе. Причём, вполне допускаю,— основанные на данных опросов общественного мнения. Настолько непредвзятых, насколько они, как и любая экспертиза вообще, могут быть непредвзятыми в пределах вертикали власти. С регионального уровня соответствующие ориентиры спускаются на районный и. т. д.
А теперь представьте психологию типичного винтика от вертикали власти, когда ему сверху спускается некая цифра, на основании которой будут судить о его профпригодности. В теории public policy management такая цифра называется критерий performance evаluation. А согласно генетической памяти винтиков она носит название плана. Это ведь как ещё в той — такой простой счастливой жизни. Выдал на гора полмиллиона тон угля, или, вот теперь, — полмиллиона голосов, тебе и орден, и вертушка рангом повыше. Не выдал – партбилет на стол. А перед глазами уже: «В случае невыполнения повесить на входе в ТИК с табличкой на груди – саботажник». Или: «Сослать в органы представительной власти без права на ближайшие 8 лет занимать руководящие должности в исполнительной».
Не исключено, что некоторые особо непосредственные винтики решили, что спущенные ориентиры — это и есть цифры из того самого секретного плана Путина. Тем более, что и знакомились они с ними, не иначе, как под подписку о неразглашении.
Там, где план, там, по традиции, и встречный план. Представляете, какая развернулась борьба за квоты на предстоящую победу над врагами. Это, если поискать ближайшие аналогии, тот же механизм, что побуждал региональные ОГПУ/НКВД ходатайствовать пред Центром об увеличении квот на первую категорию (подлежащие расстрелу) врагов народа.
Винтик не был бы винтиком, если бы не был воспитан в понятии, что план – это Закон. И его надо выполнять, даже если выполнение вступает в противоречие с другими законами. Кто как умеет и может. Дальше можно не объяснять.
А наверху, не вдаваясь в ненужные подробности о происхождении, просто получили готовый результат. И, как справедливо заметил Андрей Левкин, сами теперь в него верят. И даже не замечают, что он не выдерживает элементарного испытания электоральной статистикой. Да зачем им статистика? Ведь она, перефразируя Дизраэли, хуже, чем наглая ложь.
Итак, инсайдерскую информацию об уровне фальсификаций мы отмели. Но есть другое – и более правдоподобное объяснение радикализма оценки Маркова. До него все эксперты строили свои расчёты на аксиоме, что вбросы осуществлялись исключительно в пользу «Единой России». Однако такое предположение не учитывает традиции и специфику подведения итогов голосования в ряде субъектов Федерации. Там, судя по всё той же пресловутой статистике, члены избирательных комиссий лучше самих избирателей знают, как те должны проголосовать. Именно на этом основании формируются массивы голосов для подсчёта. И, тем не менее, находятся отдельные несознательные избиратели, (где пол, где пять, где все двадцать процентов), которым удаётся вбросить в такие массивы свои подлинные голоса. Если помимо подобных регионов учесть ещё и анклавы по типу отдельных участков Пресненского района г. Москвы, мы выйдем на цифру порядка 4 миллионов вброшенных таким образом голосов.
13,9млн.-4млн.=9,9млн. голосов, сфальсифицированных в пользу ЕР. Вот эта цифра уже вполне респектабельна. Она означает, что за ЕР в действительности проголосовало 58,5% избирателей при явке под 55%. В перерасчёте на всех имеющих право голоса, это 32%. То есть буквально столько же, сколько поддержало конституцию на референдуме 1993-го. Совпадение символично.
И, вы наверное уже обратили внимание, — цифра в 9,9 млн. практически совпадает с цифрой, озвученной В. Рыжковым. Вот и ещё одна точка для консенсуса.
Не в том значение критерия Маркова, что на его основе можно рассчитать то, что и без того очевидно всем. А в том, что он даёт нам новый языковый инструмент для налаживания общественно-политической коммуникации. Если публично оценивать то, что произошло в, согласитесь, оскорбительных для победившей стороны терминах «фальсификация, вбросы, приписки», диалог невозможен по определению. И совсем иной коленкор — академическая дискуссия о том, являлись ли выборы демократичными на 70%, или на все 85%.
Применение данного инструмента может носить и более универсальный характер. Например, для характеристики банкира, присвоившего 10% средств со счетов вкладчиков, можно использовать обозначение на 90% честного. Или – режима, репрессировавшего 20% граждан, как на 80% гуманного. Всё это, несомненно, оздоровит диалоги заинтересованных сторон. И можно будет, наконец, успокоиться и просто ждать, когда же наступит полный консенсус.
Но как всегда мешает вопрос о собственности.
Вот ведь как это бывает при на столько-то процентов демократических режимах:
Голосование было совершенно свободным, в чем Аурелиано мог убедиться сам – почти весь день он простоял рядом с тестем, следя, чтобы никто не проголосовал больше одного раза. В четыре часа дня барабанная дробь возвестила о конце голосования, и дон Аполинар Москоте опечатал урну ярлыком со своей подписью. Вечером, сидя за партией в домино с Аурелиано, он приказал сержанту сорвать ярлык и подсчитать голоса. Розовых бумажек было почти столько же, сколько голубых, но сержант оставил только десять розовых и пополнил недостачу голубыми. Потом урну опечатали новым ярлыком, а на следующий день чуть свет отвезли в главный город провинции.
«Либералы начнут войну», – сказал Аурелиано. Дон Аполинар даже не поднял взгляда от своих фишек. «Если ты думаешь, что из-за подмены бюллетеней, то нет, – возразил он. – Ведь немного розовых в урне осталось, чтобы они не смогли жаловаться». Аурелиано уяснил себе все невыгоды положения оппозиции. «Если бы я бы либералом, – заметил он, – я бы начал войну из-за этой истории с бумажками». Тесть поглядел на него поверх очков.
– Ай, Аурелиано, – сказал он, – если бы ты был либералом, ты бы не увидел, как меняют бумажки, будь ты хоть сто раз моим зятем.
( Г. Г. Маркес. Сто лет одиночества).
Интересно, по чьему недосмотру Минюст не занёс ещё этот источник в список экстремистской литературы?
Обратите внимание: выборы, по крайней мере в этом городке, были, как минимум, на 50 с чем-то процентов демократичными. И подтасовка не изменила основной тенденции голосования. Голубых бумажек и без неё было больше, чем синих. Но стратегическая ошибка дона Аполинара Москонте состояла в том, что он считал итоги выборов собственностью их участников, а не всего народа. Отсюда и предположение, что возмущаться кражей голосов у либералов могут только сами либералы, а не политически нейтральные зятья.
…когда однажды вечером Геринельдо Маркес и Магнифико Висбаль, обсуждая в кругу друзей историю с кухонными ножами, спросили, кто он, либерал, или консерватор, Аурелиано не колебался ни минуты.
– Если обязательно надо быть кем-то, то я лучше буду либералом, потому что консерваторы мошенники
Стоит ли напоминать, какую роль потом сыграл Аурелиано в местной «цветной революции»?
Это я не к тому, чтобы власти озаботились вопросом, обсуждают ли председатели избирательных комиссий производственные вопросы за партией в домино со своими зятьями. Феномен зятьёв возникнет неизбежно — рано или (скорее) поздно — и подточит этот режим, как подточил брежневский. Вопрос – кто будет – из их же поколения — им противостоять, не щадя живота своего? Я вовсе не подразумеваю силовое столкновение (не приведи Господь!). У каждой эпохи свои, но от этого не менее жёсткие, форматы.
И здесь – водораздел между подлинно тоталитарным режимом и – на столько-то процентов демократическим. И павки корчагины , и павлики морозовы, и отказывающаяся от душеспасительного крестика умирающая пионерка верили в высшую справедливость режима. У них была мифология, ради которой они жертвовали и своей жизнью, и чужими. И не щадить живота своего (на благо ли – вопрос отдельный) им помогали воспоминания о том, как «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадтский лёд».
А что вспомнят эти? Как их водила молодость в автобусный поход голосовать по липовой бумажке? Как бросала с ними избирательные бюллетени пачками в чужие урны?. И это они-то будут кого-то или что-то (режим, государство, идею) защищать, рискуя даже не жизнью, а бабками или карьерой? Представить подобное так же абсурдно, как какого-нибудь политтехнолога во френче в качестве комиссара на передовой.
Сталь закаляется в борьбе с огнём. И «память» о моменте этой закалки придаёт ей особую твёрдость. Убивая, реквизируя, раскулачивая, «закладывая», павки и павлики осуществляли целенаправленную деятельность по отношению к конкретным врагам своей идеи фикс. И это «лицом к лицу» давало им индульгенцию в собственных глазах. В том числе – на будущее.
Но питерские студенты в Новгороде, краснодарские — в Москве, и, видимо, тысячи и тысячи их коллег — автобусных экскурсантов — не воевали лицом к лицу с врагами из «не тех партий». Дело не в том. что подбрасывающие прятали свои лица, но и лица тех, кому они подбрасывали, были им неизвестны. Нельзя сказать даже, что они реквизировали чьи-то конкретные голоса (этим, если и занимались, то другие).
Голосование – процесс индивидуальный и тайный, а собственность на его результаты — коллективная. Невозможно раскулачить – в электоральном смысле — избирателей СПС, «Яблока», КПРФ, не нарушив права собственности всех остальных избирателей. Даже тех, кто голосовал за ЕР. Подбрасывая бюллетени в урны, нынешние павки корчагины подбрасывали их всему народу, а не только его «врагам». Потому что, если рассматривать народ как некое метафизически целое (в категориях типа «Выбор народа»), то, вот, может быть он, этот народ, и хотел «вложиться» в партию власти, но на уровне, допустим, 55- 58%, а не 64%. Знай тот или иной избиратель, что и без его голоса единороссы получат на 10 миллионов голосов больше, чем за них проголосовало, может быть и распорядился бы своим голосом иначе. Это ведь как играть на рынке акций на основе заведомо ложной информации.