Большая пресс-конференция Владимира Путина — честный образ нашей политической системы. Народно-авторитарной. В ней вместо механизмов полемики (парламентских, академических, экспертных, общественных групп) — жалобы трудящихся. С одной стороны, сигнал от граждан подчас проходит — кто-то может решить свои локальные вопросы, например, выбить 11 млн рублей на футбольной поле, кто-то умудряется продвинуть какие-то общеполезные темы, вроде инвестиций в переработку мусора. С другой, авторитарной — все-таки это не политическая полемика, а ответ главного и единственного настоящего начальника на сигналы с мест.
Что здесь плохого, — можно спросить, — система как-то работает и даже что-то решает? Но все же трудно дойти с одного, даже хорошего, вопроса на прессухе до сколько-нибудь сложного содержания, поэтому и внятность внутренней политики часто страдает.
А что если бы можно было идти не по «ленте» вопросов из зала, а вглубь? Где именно Владимир Путин «плывет» в ответах (несмотря на большой опыт в политической риторике и хорошее владение фактурой)? Какие следующие вопросы могли бы быть заданы в острой политической полемике, если бы она у нас была? Попробуем задать несколько очевидных.
Вопрос. Возможно, вы не поняли (или сделали вид, что не поняли), в чем именно была острота вопроса о бедственном положении Донбасса, заданного дважды — украинским и российским корреспондентами. Понятно, что в блокаде Донбасса, как вы и сказали, виноват режим в Киеве, но сейчас-то реальный контроль над властями в ДНР и ЛНР прямо и неприкрыто российский. Означает ли бедственное положение населения на этих территориях то, что Россия и не ставит цель наладить там жизнь и сделать ее лучше, чем в окружающих регионах Украины?
Комментарий. С 2014 году Москва говорит о поддержке населения Донбасса. И действительно сначала гуманитарная, а теперь и прямо бюджетная поддержка есть. Но цели этой поддержки, как мы знаем, слабы: чтобы было чуть лучше по деньгам, чем в подконтрольных Украине частях Донецкой и Луганской областей. Это слабая цель, потому что все равно получается не лучше — ДНР и ЛНР в блокаде, то есть возможности независимого бизнеса минимальные, гуманитарная западная помощь прямо вытеснена за редкими исключениями, а выехать гражданам в поисках лучшей доли — тяжелее. При этом сейчас, после выборов 11 ноября, завершилась смена управления в республиках на абсолютно подконтрольное Москве — к этим выборам не были допущены сколько-нибудь самостоятельные силы, а промышленность контролируется управляемым из Москвы «Внештогсервисом». При этом мы не можем исключать частных интересов, в смысле — коррупции, а в военных условиях правильнее говорить о мародерстве (например, в Донецке громко шушукаются о возросших интересах бывшего украинского олигарха времен Януковича Сергея Курченко).
Где логика интересов России? Мы все равно тратим большие деньги, а получаем угрюмое недовольство даже среди лояльных донбассовцев, не говоря уже о том, что остальная Украина смотрит на то, как Россия «своих не бросает». Не тот ли случай, когда скупой платит дважды?
Вопрос (вдогонку). Жителям Донбасса и Украины вы обещали облегчение получения российского гражданства, но не поняли вопроса об излишней забюрократизированности этой сферы («бюрократия неистребима»). У нас уже было одно облегчение — в связи с введением статуса «носителя русского языка», но сработало-то очень слабо. Хотите ли все-таки чтобы жители Донбасса и Украины могли просто и массово получать российское гражданство, или вам нужен фиктивно-демонстративный пиар на мелких «облегчениях»?
Комментарий. Я сам видел как старик, учитель истории из Днепропетровска, автор книг (по-русски понятно) волновался и ошибался в ответах на вопрос экзаменаторов на статус «носителя русского языка». Это позорище — было неловко всем — и ему, и экзаменаторам и мне. Непонятно, зачем издеваться над людьми в тяжелой ситуации. Вся миграционная практика у нас — репрессивная, «не пущать», клерки МВД придираются к закорючкам, чтобы только не принять заявления. Притом что иногда принимается политическое решение по реальному облегчению принятия гражданства, как было с жителями Южной Осетии и Абхазии.
Вопрос (еще раз вдогонку). Мы поняли про украинских моряков, они ждут решения суда и пойдут на обмен. Но мы не поняли, как с российскими гражданами, которые сидят в том числе в украинских тюрьмах, например, Евгений Мефедов в Одессе сидит четыре года по дутому «делу 2 мая», однажды оправданный, но снова арестованный?
Комментарий. Хотелось бы внятной и более жесткой позиции по вытаскиванию своих — есть ощущение, что многих забыли, а значит важно сказать, что не забыли. И, кстати, иметь более обоснованные и проверенные списки на обмен, чем есть сейчас в ДНР и ЛНР.
Вопрос (переходим к экономике). Понимаете ли вы, что реальная экономическая политика правительства и Центробанка (повышение налогов, ужесточение налогового администрирования, рост тарифов, рост ставок и уменьшение доступности кредита) ведет не к росту, а охлаждению экономики? Если да, то как это связано с требованием ускорения, «прорыва»?
Комментарий. В этом вопросе нет прямой критики экономической политики. У меня нет тезиса «как надо», такие вопросы — полемические, обычно разные интересы и факторы балансируют, разные правительства в разные моменты используют инструменты разогрева экономики, иногда — охлаждения и сдерживания инфляции или «пузырей». Я, естественно, не претендую на какой-либо правильный ответ об экономической политике в нынешних условиях. Но я (как и любой другой внимательный комментатор) ясно вижу, что тезисы президента об экономической тактике и стратегии — путаные, он не отвечает по сути. Для того, чтобы это заметить, не надо быть экономистом, достаточно навыков интервьюера — по логике разговора понятно, когда собеседник уходит от ответа. Один из способов — уйти в частности, сделав вид, что суть вопроса непонятна. Например, вы спрашиваете в духе Козьмы Пруткова «Что будет с хвостом лошади, если ее щелкнуть в нос?», а вам отвечают, что процент фырканья носом лошади повышается, а волатильность хвоста в приемлемых рамках.
Вместо того чтобы предложить какую-то цельную логику (или иерархию приоритетов), Владимир Путин достает к каждому новому вопросу как фокусник из рукава, новый параметр, объясняющий, что зачем делается (инфляция, нефтегазовый дефицит, промышленный рост, тариф, пенсионный возраст и пр.), никак их не связав в единую логику. Ну хорошо, нам надо уменьшить нефтегазовый дефицит? А зачем? Именно это надо больше всего? Надо больше, чем рост? Надо прямо сейчас? Как это все вообще связано с реальностью жизни предприятий и людей?
Удивительно, но про экономику как раз коллеги из государственных СМИ (ТАСС, ПРАЙМ, «Россия») задали несколько вопросов в одну точку, с одним и тем же посылом — есть ли общая логика в экономической политике — на что ответа получено не было. То есть президент ответил по частностям, а в общем — не ответил.
У меня есть правдоподобная гипотеза, почему коллеги так насели на президента. Первое — это отражение внутренней полемики, исходящей от главы Счетной палаты Алексея Кудрина. Он готовил к прошедшим выборам стратегию, как и конкурирующие группы (например, группа бизнес-омбудсмена Бориса Титова), но, видимо, она была признана неубедительной (как и стратегии конкурентов). Да и как эти программы могут быть убедительными, когда стороны (условные экономические «либералы» и условный реальный сектор) даже и не вступают в полемику, считая друг друга идиотами? В стране нет дискуссии об экономической стратегии, все какие-то «заговоры» отдельных групп.
В итоге в новый срок Путин вошел с правильной идеей «прорыва», но с фактически старым и вялым правительством, которое смогло породить только весьма сомнительную по качеству пенсионную реформу и дальнейшую «оптимизацию». Но при этом реальная экономика стонет под растущим давлением, отсюда естественный напор «граждан», достаточно влиятельных, чтобы задать вопросы через большие СМИ.
Вопрос (вдогонку). Мы поняли про 1 триллион 376 миллиардов рублей на поддержку промышленности до 2024 года и то что правительство весь 2017 год искало на это деньги. Правильно мы поняли, что решили сначала взять деньги у всех граждан сейчас (через рост налогов, пенсионную реформу, разные оптимизации), а потом раздать отдельным компаниям под отдельные проекты?
Комментарий. Я-то «за» инфраструктурные инвестиции, Крымский мост и ЧМ-2018 — это самое лучшее, что произошло в нашей экономике в последний год. Но этот объем — в масштабах России небольшой, в общем, ручной, где-то по два Крымских моста в год. Если идея в том, чтобы обобрать всех и отдать одному-двум ротенбергам, то это — слабая политика. Вопрос в том, чтобы госинвестиции вызывали по цепочке рост в разных отраслях, а не в том, чтобы построить один мост через Лену, которого президент даже не смог пообещать. Рост НДС президент внятно так и не смог объяснить, кроме того, что сказал, типа хозяин дал (снижение до 18%), хозяин взял (обратно 20%).
Правительство радуется одновременно профициту (ура, много денег) и повышает налоги (ужас, мало денег), а президент вяло повторяет за ним. Хорошее правило все-таки — долой новые налоги без нового представительства. В данном случае нет уверенности, что бизнес отдаст налоги, а получит новые рынки и госконтракты.
Вопрос. Про статистику роста зарплат. Попробуем прояснить два вопроса коллег, заданных, возможно, неясно. Понимаете ли вы, что в стране развернута масштабная система относительно легальных приписок в статистике роста зарплат и издевательски-потогонная система оплаты труда врачей и учителей на фоне «оптимизаций»?
Комментарий. Задача для ЕГЭ. Как поднять зарплату ученых МГУ в два раза? Надо всех уволить и взять на полставки на те же деньги. Знакомая очень хорошая учительница просила директора избавить ее от платных дополнительных «услуг» типа кружков, потому что нет времени придумать новые игры и развивающие театры для детишек, да и спать некогда. Говорят, что нельзя, а то испортится статистика по средней зарплате в школе — для отчетности надо работать много и плохо. Оптимизация медицины даже в культуру уже вошла через кино «Аритмия». Бумажные показатели на грани того, чтобы убить суть дела — науку, медицину, образование.
Вопрос. Вас спросили про аресты рэперов и про админарест Льву Пономареву. Ответ был в том, что «надо тщательнее» и суд прав. Но суть вопроса не в том, чтобы вы выступили вместо суда. Суть вопроса в том, как прекратить глупейшие посадки за слова — репосты в сетях, строчки в песнях и прочее.
Комментарий. Прошедшим летом вопрос по этой теме Сергея Шаргунова привел к смягчению статьи об экстремизме. Сейчас почти ничего в жанре милосердия и здравого смысла не было достигнуто — кроме конкретного эпизода о расследовании убийства силовиками братьев Ганагусейновых в Дагестане. Но вопрос и тут шире — неясно, насколько президент отдает себе отчет, во-первых, в уровне неправого насилия на Северном Кавказе, который только способствует уходу молодежи в боевики, и, во-вторых, как много простой и фиктивной деятельности производят силовики, сажая подростков за репосты или подкидывая наркотики рядовым потребителям вместо борьбы с реальной наркоманией и реальным террором. Ладно экономику президент как-то не очень любит, но контроль за эффективностью силовиков, вроде его сфера?
«У нас в разведке, в контрразведке и в информационной работе одно и то же. По сути, это одна и та же работа — это информация: вы занимаетесь информацией, и спецслужбы тоже занимаются информацией», — сказал президент.
Но есть и отличие — спецслужбы делают анализ тайно и «полезное» вранье открыто, а медиа — все-таки за публичное обсуждение. Одними спецслужбами, боюсь, не обойтись — в отсутствии свободной прессы и открытой политической полемики они сами быстро начинают верить в собственное вранье и подгонять под известный ответ в закрытых записках.
Пресса, медиа и должна давать слово разным сторонам политической полемики, когда она есть. Но у нас в отсутствии сторон, готовых слышать друг друга, — все больше крик телеклоунов и вопросы на большой пресс-конференции.
