После утреннего взрыва 6 февраля московское метро наводнили солдаты внутренних войск и милиция. Было бы опрометчиво ругать "силовиков" за запоздалую показуху - они, скорее всего, действительно пытаются предотвратить новые теракты. А ожидать их было бы логично - для того, чтобы действительно "поставить на уши" взбудораженную Москву, и показать людям их беззащитность. А еще потому, что в Москву, скорее всего, был переброшен отнюдь не один террорист - так было и в октябре 2002-го, и в июле 2003-го.
Сегодня новые взрывы никому во власти не нужны - в отличие от прошлых выборов, парламентских 1999-го и президентских 2000-го. Тогда основными инструментами пропагандистской кампании, обеспечившими успех "партии власти", стали именно рейд в Дагестан и взрывы домов – с начатой вслед за этим "второй чеченской войной".
Я отнюдь не хочу приписать эти взрывы спецслужбам - хотя настоящее расследование проведено не было, а прошедший суд менее всего способствовал установлению истины. Я просто повторю: "Мы не знаем, кто эти взрывы организовал, но мы совершенно точно знаем, кто их использовал". Это слова из статьи Глеба Павловского "За неимением Рейхстага", написанной о взрывах в московском метро 8 января 1977 года. Тогда, по горячим следам, "журналист" Виктор Луи, доверенное лицо КГБ, сообщил западным журналистам о причастности ко взрыву "диссидентов".
В те годы Павловский оппонировал этому пиар-применению трагедии. А двадцать с лишним лет спустя террор стал весьма эффективным инструментом пропаганды предвыборной - тем более, что в той кампании активно участвовал и сам Глеб Олегович...
Но невозможно выиграть две предвыборные кампании - с разницей в четыре года - под одним и тем же лозунгом "маленькой победоносной войны с террористами". Какая она тогда маленькая? И почему - победоносная?
Войну необходимо было спрятать - это и делали в течении всего последнего года.
Террор, равно как Чечня, почти не обсуждались в государственных и лояльных властям СМИ. Точнее, сменились акценты: с собственно конфликта и проблемы - на их решение и урегулирование.
С чеченским сепаратизмом формально покончили путем мартовского референдума и октябрьских выборов Кадырова. После выборов ровным счетом ничего не изменилось – ни в Чечне, ни за ее пределами. Достаточно вспомнить декабрьские взрывы в Ессентуках и в Москве или недавний рейд боевиков в горы Дагестана. Непонятно, кто это был и сколько из них ушло, однако к Новому году об уничтожении отряда отчитались. Награждал спецназовцев сам Путин - все проблемы должны были остаться в прошлом году!
Не получилось.
Теперь в центр обсуждения вновь всплыла неприятная для Владимира Путина тема.
Кроме того, вышедший из-под контроля Сергей Глазьев использовал трагедию в метро для предвыборной агитации вполне погромного толка. В этой ситуации действующий политик связан в высказываниях своим положением и всегда проигрывает маргиналу. Так было в Грузии в 1989-1990 гг., когда Звиад Гамсахурдиа победил секретаря компартии Гиви Гумбаридзе, развязав националистическую истерию. Так было и в Чечне в конце 1990-х, в период "шариата" и построения "исламского государства", когда Аслан Масхадов не мог оппонировать "ваххабитам", используя рациональные доводы. Теперь вот оппонент Путина, вышедший из-под контроля кремлевской администрации, говорит то, что не может сказать действующий президент.
Так что в интересах Путина было бы спрятать до выборов чеченскую войну и ее отголоски.
Не получилось.
За четыре года в Чечне был накоплен такой "багаж" ошибок и преступлений, что от него нельзя отказаться запросто, с помощью символических жестов вроде "избрания Кадырова" или раздачи наград.
В последние недели в центре предвыборной дискуссии находилось государство - исполнительная власть, силовые структуры, которые наступают на права граждан под предлогом обеспечения общественной безопасности и борьбы с терроризмом. Но 6 февраля нам напомнили, что мы живем в условиях реального террора.
Подпольная террористическая сеть, действующая в России - не вымысел, а действительность. Но "ваххабиты" – религиозные экстремисты и террористы – были в Чечне и за ее пределами и три, и пять лет назад. Однако "шахидский" террор в его палестинском варианте развернулся у нас лишь в последние год-полтора.
Быстро остановить террор в России теперь, похоже, не удастся даже при большом желании и разумной тактике. И дело тут вовсе не в чеченской реальности, а в нашей общей российской действительности.
Во-первых, коррупция. Нынешние наши силовые структуры террористов остановить не могут, как их не усиливай. Чтобы из Чечни через КПП "Кавказ-1" без досмотра и проверки документов выехала машина с людьми, достаточно предъявить "форму № 50" - пятьдесят рублей. Сплошная проверка документов у всех "подозрительных" лиц идет в московском метро постоянно, по тем же (или немного большим) расценкам.
Во-вторых, произвол. Достаточно сказать, что за последние годы в Чечне "исчезли" - в основном, были увезены "неизвестными лицами в камуфляжной форме, приехавшими на бронетехнике" - более трех тысяч человек. Семья, как правило, даже не могла справить траур по "исчезнувшему" - то есть он оставался вечным напоминанием для родственников. Так создавали мстителей - "мобилизационный резерв" для террористического подполья. Российские спецслужбы это, кажется, понимают - по словам начальника УФСБ по Чечне, после терактов прошлого лета начали брать на заметку родственников "исчезнувших" и убитых. Но можно ли уследить за тысячами?
Наконец, беззаконие. Изнасилования в Чечне носили, надо думать, отнюдь не запланированный, но, тем не менее, массовый характер. Сколько женщин стали в Чечне жертвами насильников за годы "зачисток" - неизвестно. О "пропавших" подают заявления в прокуратуру, о насилии - практически никогда. И взять жертв на учет ФСБ никак не сможет. Между тем это тоже кандидаты в мстители, и даже более решительные.
Но то - государство. А мы, граждане?
Похоже, мы забыли про реальность и поверили сказкам. В России сложилось ощущение (старательно поддерживаемое властью), будто проблема терроризма решена - заодно с ликвидацией чеченского сепаратизма.
Похоже, взрыв в вагоне метро 6 февраля стал для москвичей полной неожиданностью.
Почему? Ведь, казалось, здравый смысл подсказывал: после захвата заложников на Дубровке, взрывов в Тушино, на Тверской-Ямской и на Манежной повторение чего-то подобного в Москве более чем вероятно.
Все равно не ждали. Может быть, потому, что в метро гибли самые что ни на есть простые люди, а на мюзиклы и концерты ходят "богатенькие". Подлая мысль, но... ведь точно так же думают о "зажравшихся москвичах" многие наши соотечественники.
В метро ехали такие же обыкновенные люди, как и в электричке, взорванной 5 декабря в Ессентуках - там тоже погибли более пятидесяти человек. Но тут в восприятии уже сказался "московский сепаратизм" - это все далеко, у них, на Кавказе...
Правда, в сентябре 1999-го, когда именно "простые люди" гибли в жилых домах Буйнакска, Москвы и Волгодонска, можно было понять: "вместе мы русские", бедные и богатые, вне зависимости от этнической принадлежности и места жительства - и каждый из нас может стать мишенью террориста.
Вот только жаль, что тогда, осенью 1999-го, российское общество отказалось включить в это "вместе" живущих в Чечне. Ощутить их людьми. По сути, такими же жертвами террора.
Все эти годы война шла при нашем молчаливом согласии, во всяком случае - без заметных возражений. Чаша человеческого горя переполнялась. Из нее черпали материал организаторы террора. Теперь нам вернулось наше молчание.
Российское общество сегодня находится под двойным прессом. С одной стороны - террористы. С другой - государство, чья "борьба с террором" болезнь отнюдь не лечит, но усугубляет. По отдельности эти вызовы вставали перед обществами разных стран. Двадцатый век оставил нам в разной степени успешный опыт противостояния тоталитарному государству. Есть и современные примеры жизни - не выживания! - в условиях террора маргинального. Нам предстоит решать две эти задачи сразу - и до, и после выборов.
