Заклинания поповоду инновации и модернизации заполняют речи государственных деятелей истраницы СМИ. Разобраться в реальном смысле этих понятий в применении ксовременной России попробовали председатель редакционного совета «Полит.ру»Дмитрий Ицкович и депутат Государственной Думы, председатель подкомитетапо технологическому развитию комитета по информационной политике ГД РФ Илья Пономарев.
Дмитрий Ицкович: Сейчас много говорят о модернизации и инновации. Давайразделим эти термины.
Илья Пономарев: Модернизация – это общественно-политическийпроцесс. Он представляет собой коренное изменение общественных отношений,изменение логики, в которой живет общество, институциональная перестройка.
Инновация – процесстехнологический, внедрение любой новой технологии. Она может быть реализованакак в области производства, так и в области общественного управления или вполитике – но именно с точки зрения технологии: например, как выстроить партию,или как оказывать электронные госуслуги. Один из наиболее ярких примеровобщественно-политической инновации последнего времени: Обама применил способмассового привлечения денег на свою избирательную кампанию с помощьюмикроплатежей через Интернет, тем самым, он выступил инноватором политическогопроцесса.
Дмитрий Ицкович: То есть политический процесс рассматривается какнекая технологическая задача. И внутри этой задачи есть инновативный элемент.
Илья Пономарев: Да. А вот, например, отказ от крепостного права –это модернизация, потому что изменяет природу общественных отношений. БорьбаСтолыпина с общиной – это модернизация, опричнина Ивана Грозного илииндустриализация «по-сталински» - это тоже модернизация. Специально привожуразные примеры, чтобы показать, что модернизация по своей природе находится внекатегорий морали, и может восприниматься обществом как великое благо, так и какотвратительное злодейство – все зависит от угла зрения.
Дмитрий Ицкович: Инновация – это часть модернизации или нет?
Илья Пономарев: Модернизация требует определенного количестваинноваций в области общественных процессов, и может повлечь ряд инноваций вобласти экономики. Но в целом это разные вещи. И модернизация может приводить куменьшению инновационности в целом.
Дмитрий Ицкович: Наша политика сейчас непрерывно апеллирует то кмодернизации, то к инновативности. О чем идет речь?
Илья Пономарев: Наша политика, с моей точки зрения, предельнотехнократична, т.е. зациклена на сугубо технологических подходах. Политическиеэлиты в России после распада СССР катастрофически деидеологизированы. Для нихпонятие «общество» является чистой абстракцией. Они не мыслят категориямиобщественных преобразований. Есть отдельные люди во власти, которые выдвигаюткакие-то политические идеи. Но они носят постмодернистский характер, то естьпредставляют из себя абстрактные конструкции, которые не связаны с сознаниеммасс.
Наше общество за последние 20 летбыло, конечно, очень сильно демодернизировано. СССР был гораздо болеемодернистским обществом, потому что был в гораздо большей степени устремлен вбудущее, чем современная Россия. Мы сейчас сознательно перешли на перифериюмирового капитализма и глобального исторического процесса. В лучшем случае, мыставим для себя «догоняющие» задачи. А Советский Союз ставил задачи опережающиеи во многих случаях успешно их решал. Мы наблюдаем сейчас демодернизациюполитической системы, возрождение архаичных форм правления, феодализациюотдельных частей страны. 2000-ые годы были, безусловно, периодом стабилизации,но стабилизация – это антоним модернизации!
Однако и в условиях стабилизации,не произведя ее глубинную модернизацию экономики, вполне возможно повысить ееинновационность. Для этого необходимо реализовать ряд чисто техническихрешений, облегчающих создание новых бизнесов, стимулирующего появление новыхкомпаний, стимулирующих спрос на инновационные продукты крупными производствамии т. д.
Дмитрий Ицкович: Политикабудущего, которую объявляет Медведев в своем Послании, - политика модернизации?
Илья Пономарев: То, что он описал в Послании – это политикастимулирования инноваций. Даже точнее – повышения использования новых технологийгосударственными органами.
Дмитрий Ицкович: Это хорошо или плохо?
Илья Пономарев: Это не хорошо и не плохо. Это один из возможныхвекторов развития России. Безусловно, у нас не используется интеллектуальныйпотенциал общества, который в стране беспрецедентно высок. И если Медведевуудастся реализовать свои тезисы по повышению инновационности экономики, то онсущественно повысит полезную загрузку российского интеллектуального потенциала,заставит его работать на экономику нашей страны. Но какой-то большой шаг впередневозможно сделать без глубинной модернизации общества. А я не вижу никого, ктобы выдвигал содержательную в этом плане повестку дня. Во всем ПосланииПрезидента был только один тезис, который можно отнести к модернизацииобщества: это идея относительно часовых поясов. Судя по статье «Россия,вперед!», он сам хотел бы большего, но не решился на конфронтацию с «правящимклассом», ограничившись подобным «сигналом».
Дмитрий Ицкович: Это был как раз единственный момент, которыйпроизводил впечатление, вываливающегося из общего контекста.
Илья Пономарев: Думаю, это была осознанная провокация.Неудивительно, что она вызвала столько насмешек и критики. Если хотите, этосимволический маркер – кто готов к модернизации, а кто нет.
Гораздо интереснее для меня был другой блок в Послании – ряд сентенций,касающихся использованию уехавших из России инноваторов и международныхспециалистов. В нашей стране мы всегда использовали опыт других стран во времявсех без исключения модернизационных экспериментов, причем в более радикальнойформе, чем можно себе представить. Как показывает наш опыт, от варягов иИвана Грозного до Петра Iи Александра II, неговоря уже о марксизме и военспецах после революции, национальныемодернизационные идеи обязательно взаимодействуют с остальным миром, потомобязательно преломяясь через наш собственный опыт и психотип.
Подчеркну, что модернизацияявляется нашим внутренним делом, и ее невозможно ни у кого заимствовать. Те,кто говорит, что можно «просто» перенести чужую модель на российскую почву,плохо понимают реалии нашей страны. Именно потому, что модернизация –общественная, а не технократическая сущность.
Однако впадать в другую крайность, говоря о нашей «самости» и «особости»- значит провалить всю затею. Строить инновационную экономику можно инужно, опираясь на международный опыт с международными партнерами. Надокопировать подходы, которые есть в наиболее передовых в отношении тех или иныхтехнологических и институциональных решений странах. Иначе говоря, если мывозьмем подходы американского венчурного опыта и перенесем к нам, это сильнопоможет инновационному процессу в стране.
Дмитрий Ицкович: То есть, унас было два типа модернизационных усилий, которые прикладывались к России?Один из них – дискриминационный: это относится к Грозному, к Сталину, к Петру.Другой – либеральный. Это относится к Александру II, Ельцину, которые совершили серьезнуюмодернизацию.
Илья Пономарев: До начала приватизации тезисы наших либеральныхреформаторов звучали, безусловно, модернизационно. Так, у Чубайса была идея,что нужно как можно быстрее раздать собственность, чтобы сделать необратимыми политические изменения – безусловномодернизационный посыл. Однако способ, которым это было осуществлено, привел ксохранению власти старой номенклатуры – тем самым было сохранено староеобщественное устройство, и страна пошла по явно демодернизационному пути.
Дмитрий Ицкович: Не совсем.
Илья Пономарев: Конечно, в результате реформ появились новыепонятия и типы общественных отношений. Но если взять производственную сферу, топоследствия преобразований носят сокрушительно демодернизационный характер.Кстати, основополагающая капиталистическая ценность – собственность – как былане легитимизирована в СССР, так и осталась.
Дмитрий Ицкович: По-видимому, всегда модернизация всегда имееттакой характер: что-то отпустить, а потом кого-то расстрелять. Или наоборот.
Илья Пономарев: За любой революцией следует период реакции. Сначаластрана совершает прорыв, потом частично откатывается назад.
Дмитрий Ицкович: Это касается и чубайсовской приватизации? То естьэто такой закон модернизации: перепрыгивание наверх, а потом частичноевозвращение к устоям?
Илья Пономарев: В некотором смысле – да. План с ваучерами, попыткасделать демократичным процесс приватизации, т.е. лишение старой партийнойноменклатуры присвоенного ей права распоряжаться собственностью от лица народа– это был шаг вперед. А залоговые аукционы – это два шага назад. Фактически,они дали возможность той же самой номенклатуре зафиксироваться на качественнодругом уровне. По сути – приватизировать ту власть, которая у нее была в СССР.Только если тогда она была условной и зависела от партии и т. д., то врезультате приватизации стала абсолютной, а номенклатура превратилась в новуюбуржуазию и установила свою диктатуру, отбросив все ограничения и нормыприличия.
Дмитрий Ицкович: А про соотношение дискриминационной и либеральноймодернизации?
Илья Пономарев: Этот тезисможно повернуть: бывает модернизацияснизу (в твоей терминологии либеральная) или сверху (дискриминационная или,точнее сказать – авторитарная).
Дмитрий Ицкович: Либеральная у нас тоже всегда была сверху.
Илья Пономарев: Ты говоришь о том, кем модернизация инициирована, ая – о том, на кого она опирается. Любую модернизацию можно провести насильственно,опираясь на меньшинство. Но возможен и такой вариант, который инициировансверху «царем», но имеет поддержку большинства общества. Как это было скрепостным правом – попытка сделать модернизацию в интересах большинства. Да игорбачевско-ельцинские преобразования поначалу также пользовались поддержкоймасс.
Дмитрий Ицкович: Валентина Федоровна Чеснокова писала, что русскаякультура предполагает сильное требование к цельности, консенсусности. Оно такоесильное, что может допустить любые репрессии ради ее достижения. При этом всеравно идет опора на большинство. Если большинство терпит, почему-то с этимсогласно, то это и есть причина.
Илья Пономарев: Согласен. Модернизация невозможна без абсолютногодоверия, реального единства между властью и агентом модернизации,модернизационным классом, на который делается опора. Помните: «народ и партияедины»? А у нас в стране нет сейчас даже немногочисленной группы людей, котораянаходилась бы в таких отношениях с властью, включая даже представителей правящейбюрократии и основных элит. Здесь, кстати, проявляется фундаментальная разницамежду модернизацией и развитием инноваций. Инновации можно осуществлять внегосударственных и общественных институтов, если для этого созданы экономическиеинституциональные предпосылки. А модернизация без ликвидации пропасти междуобществом и властью невозможна. Кто-то должен быть, такой, как рабочий класс убольшевиков или опричники у Ивана Грозного, кто бы выступил субъектомтрансформации, думая при этом о высших интересах общества, а не о сиюминутнойличной прибыли.
Дмитрий Ицкович: Есть власть, есть общество и есть какие-тоотношения между ними. Но прослойки, в которой транзакционные издержки были бынулевыми, нет. То есть, прослойки, где схема: приказ – исполнение. Вот у Чингисханабыло типично модернизированное общество. Его приказы на 100% исполнялись. Илисмерть. При такой ситуации можно строить все, что угодно: капитализм, социализми т. д.
Илья Пономарев: Без этого невозможно. Именно поэтому, когда мыписали доклад «МодернизацияРоссии как построение нового государства», мы говорили про сетьчрезвычайных штабов. Здесь и отразился наш принципиальный тезис о единстве.Можно было бы пойти длинным путем, убедив какой-то класс общества в том, что оннесет на себе ответственность за судьбу страны. Но я не понимаю, как этосделать в современной России: от СССР нам досталось бесклассовое общество,процесс классообразования прошел только для верхушки буржуазии, а все остальноеобщество остается атомизированным, глубоко индивидуалистичным, имеющим оченьнизкий уровень доверия к властным институтам. Никто точно не готов жертвоватьдаже рублем, не то что жизнью.
Дмитрий Ицкович: Речь идето желательности ситуации, когдадля общественного ядра, осуществляющего модернизационные процессы, выход изэтого ядра был бы фактически невозможен. Такая формулировка позволяет увидетьэти ядра. Например, крепкое православное множество. Там для человека возможновсе, что угодно, кроме одного: он не может не быть православным. Крепкоеисламское множество – примерно то же самое.
Илья Пономарев: Согласен. Почему Путин опирается на силовиков и напитерцев? Потому что и те, и другие – это, условно говоря, его персональнаяопричнина, причем бывших чекистов, как и бывших питерцев, не бывает. Медведевутоже надо сформировать такую опричнину. Ему надо стать для части обществаабсолютным вождем. До этого любые разговоры о модернизации останутсяразговорами, а если вести их слишком настойчиво, то будет очень легко пойтипутем Горбачева. Только хотим ли мы этого?
Впервые опубликовано в газете«Российские вести»
