Говорят, что в Бишкеке незадолго до мартовского восстания и поспешного бегства Аскара Акаева все было внешне спокойно: устраивались официальные приемы, развивался бизнес, никто не видел никакого особенного кризиса (кроме того, что был все эти годы). Хорошая новость в том, что в Москве все наоборот: с зимы этого года все разговоры вокруг политики и экономики с удовольствием скатываются на тему грядущей революции в России.
Московские элиты в этом даже достигли консенсуса. Мэр столицы почти во всех публичных выступлениях предвещает революционную бурю, а замглавы президентской администрации встречается с рок-музыкантами, обсуждая их участие в будущих событиях. В экспертном сообществе достигнуто единство в формулировках. Так, Михаил Делягин в своем последнем выступлении заявил: «Революция свободы» 1991 года создает потребность в уравновешивающей ее «революции справедливости». А это почти дословно совпадает с запиской Виталия Найшуля, опубликованной нами в начале февраля.
Поскольку революционная тема стала болезненным общим местом, чувствуется необходимость указать в одном коротком тексте способы анализировать кризис России, чтобы отделить рациональные соображения от иррациональных страхов и ожиданий.
Кризис внутренней политики. В 2003 году публичная политика образца 90-х прекратила свое существование и была заменена номенклатурной практикой, которая оказалась еще более беспомощной перед лицом перезревших проблем: армия, милиция, медицина, образование и т. п. Что стало тотально очевидным для общества после января 2005 года.
Сейчас, впрочем, остатки политической сферы продолжают существовать, но, в определенном смысле, лучше бы ее не было совсем. Она сейчас строится на вредном разделении на «либералов» и «государственников». Эти стороны непримиримы и как-то отражают «холодную гражданскую войну» в стране.
Причем и с той, и с другой стороны полно глупости и мерзости, только прикрытых песевдоидеологическими основаниями. Так, и внутри администрации президента есть люди, которые призывают из «государственнических» соображений запрещать кино и книжки, и при этом не брезгуют участвовать в переделе собственности, а другие из «либеральных» соображений призывают к перезрелым реформам, имея в виду, впрочем, что откроются новые перераспределительные ресурсы и виды бизнеса.
Лоббизм, в том числе и в частных интересах, будет всегда, но политику так не построишь. Возможны партии за дерегулирование и партия за государственную опеку, но только в том случае, если у них есть общие основания. Хотя бы такое: надо сохранить страну. И тогда у них есть естественный общий враг: те, кто наживается на распаде. Без гражданского примирения на этих основаниях невозможны идеология строительства России, политика и государственная деятельность.
Кризис управления. Война против ЮКОСа и сворачивание политической сферы привели к дисфункции ряда федеральных управленческих и политических институтов. Госдума стала частью Администрации президента. В Администрации президента после отставки Волошина было сдвинуто равновесию в пользу партии силовиков и фактически прекращена конкуренция за решения, что сделало ее беспомощной. Правительство в результате неудачной попытки концентрации власти и «административной реформы» тоже оказалось мертвым институтом. Все это вместе имеет признаки чудовищного падения исполнительской дисциплины. Думается, что протесты пенсионеров произвели на власти такое впечатление, что они ясно представили, как милиция отказывается разгонять антиправительственную демонстрацию, а армейские генералы не берут трубку.
Социальный кризис. В стране есть ряд нерешенных и даже не обсужденных проблем, которые осознаются властью, но она не в состоянии с ними что-то сделать (см. кризисы политики и управления). Давление нерешенных проблем, лоббизм заинтересованных социальных групп и чиновников-перераспределителей толкают власти на реформистские действия. Впрочем, после провала вполне (в потенциале) – рациональной реформы льгот от слова «реформы» всем захотелось отказаться, но не в словах дело.
Насколько мы понимаем, реформа здравоохранения пока все-таки отложена, а по поводу реформы образования велено «делать, но чтобы не получилось, как со льготами». Причем, крупные изменения в такой важной сфере, как образования пытаются проталкивать под видом технических действий (см. нашу статью "Последняя реформа президента Путина").
С другой стороны, после 1993 года у нас не было настоящих протестов, представляющих угрозу государству. Как мы не раз говорили, время реформ 90-х население переживало очень тяжело, но никто не воспринимал текущее состояние дел, в которое были выпихнуты массы населения, как постоянное.
Любые шаги государства, которые приведут к закреплению «новой сословности», закреплению граждан в тех социальных ролях, которые они считают неприемлемыми и несправедливыми – будут катастрофичными. Один из самых надежных способов вызвать негодование – это закрыть дешевый доступ к высшему образованию, то есть уничтожить даже иллюзию социального продвижения в следующем поколении. Вообще многое в нынешней российской жизни представляется населению несправедливым, и любая из «больших тем» взрывоопасна. И это при том, что и тянуть с решением проблем тоже сложно – ни одна реформа не может длиться 15 лет, даже если это реформа армии или медицины.
Внешнеполитический кризис. Россия за прошедшее «десятилетие свободы» не успела приблизиться к решению большинства своих застарелых проблем. На протяжение всех 90-х и начала 2000-х ни Россия, ни СНГ в практическом смысле никого в мире практически не интересовали. Этот период закончился. И как только США сочли возможным начать реализовывать свои интересы на территории бывшего СССР, режимы посыпались.
Россию во внешнеполитическом аспекте стабилизируют два фактора – наличие ядерного оружия и экспорт энергоресурсов. И то, и другое может быть как ограничением, так и стимулом для внешних действий по отношению к России.
И это все кроме того, что Россия ведет локальную войну внутри своих границ.
