На суд уже не только ропщут. Все больше в ходу разные рецепты его реформирования. Впрочем, вопрос «что делать?» не столь уж популярен, куда больше желающих высказаться на тему «кто виноват?». В этом году к их числу примкнул Алексей Кудрин.
Опытный политик, известный своей осторожностью, месяц назад усмотрел «слишком большие риски для нашей страны» в одновременном реформировании двух из трех ветвей власти по причине «немощной третьей» – судебной.
На днях он назвал имя виновника такого положения вещей. «Когда президентом стал Медведев, я ожидал, что мы добьемся наведения порядка в судебной системе, создания судейского корпуса и вообще судебной системы как очень объективного механизма арбитража в спорах». Ожидания Кудрина не сбылись, и он, правда, в косвенной форме, призвал привлечь виновное в их провале должностное лицо к ответственности, пусть и политической.
Для того же, чтобы такая судебная система выстроилась, «в качестве прецедентного шага к реальной реформе», по его мнению, могло бы стать новое судебное разбирательство по второму делу Ходорковского.
Насколько справедливы претензии опального министра?
Когда действительно хотят повлиять на принятие судебного решения, делают это, как известно, по-тихому. Тем не менее, президент громогласно поручил состоящему при нем Совету по развитию гражданского общества и правам человека подготовить заключение по конкретному делу. Чего ж тогда удивляться реакции суда и прокуратуры на многостраничный доклад экспертов? Мосгорсуд оставил надзорные жалобы без удовлетворения, и главе президентского совета по правам человека Михаилу Федотову осталось только признать, что он «абсолютно согласен с оценкой Егоровой (Ольга Егорова, председатель Мосгорсуда - прим) по поводу процессуального значения доклада».
Генпрокурором Чайкой, по словам того же Федотова, было «сказано черным по белому, что частные мнения отдельных "специалистов" не могут служить основанием для пересмотра судебного решения".
Мне уже приходилось ссылаться на слова одного из судей, в свое время заметившего членам президентского совета: «Ну проведете вы вашу общественную экспертизу, ну не согласитесь с приговором, и что дальше? В какое положение вы поставите президента, который по закону ничего не сможет с этим поделать?» Впрочем, президент сам поставил себя в то положение, в каком оказался.
Возможно Медведев, надо отдать ему должное, рассчитывал на другое - с помощью «общественного научного анализа» втянуть правоохранителей в разговор с участием признаваемых обществом экспертов о том, что именно не устраивает граждан в работе суда, отчего он столь восприимчив к влиянию сверху, и таким образом как-то повлиять на судьбу дела.
Оставим за скобками дело Ходорковского-Лебедева, поговорим о ситуации в целом. Еще в феврале 2008 года кандидат в президенты Медведев назвал обеспечение подлинной независимости судов от законодательной и исполнительной власти ключевым приоритетом своей работы. По данным портала pravo.ru, за все время президентства он провел четырнадцать совещаний по вопросам совершенствования судебной системы.
Нельзя сказать что ничего, кроме совещаний, в этом направлении ничего не было сделано. Благодаря принятию и применению закона о дисциплинарном судебном присутствии стали гораздо чаще отменяться несправедливые решения о применении к судьям дисциплинарных наказаний. Проведена существенная либерализация уголовного законодательства. Предпринимались попытки ограничить коррупцию в судейской среде.
Отчего же результаты принятых мер так мало заметны? Приведу точное замечание на этот счет, принадлежащее Генри Резнику: «Вот Медведев, Путин, ну не знаю, там… руководители… Они что, действительно они хотят, чтобы у нас была судебная система, что ли, продажная? Но они хотят, как помните, у Райкина, да? Вот пусть все будет, но чего-то немножко не хватает. Они хотят, чтоб по той категории дел, очень небольшой в этой массе, где есть интерес власти, чтоб суды были управляемые».
Был такой древний райкинский монолог о товарном дефиците советских времен от имени заведующего базой, который благодаря этому дефициту обладал немалой властью.
На встрече с правоохранителями 23 ноября 2011 года Медведев призвал бороться с попытками просить судей принять правильные решения (под такими просьбами обычно камуфлируются заказы), после чего неожиданно добавил: «В любом случае у государства должна быть возможность как-то донести свою позицию, но государство в других странах делает это гораздо интеллигентнее, не в форме прямых звонков – сделайте так-то, а просто, чтобы судьи понимали какова позиция государства, это тоже важно, кстати. Это не банальность, это правда».
Это и правда не банальность. Мне, например, ничего не известно о том, как в других странах (я имею в виду те из них, где существует разделение властей) делают это. Ну, принимают законы, следят за их неукоснительным исполнением - вот и «доносят свою позицию». Что еще-то, ума не приложу.
Если провозглашается невмешательство кого бы то ни было в судебную деятельность, то оно распространяется на все дела.
Подавляющее большинство дел (а это несколько миллионов) рассматривается судами объективно и непредвзято. Согласно недавнему опросу Левада-центра, 63-67% людей, непосредственно сталкивавшихся с судами, в целом удовлетворены уровнем объективности и непредвзятости судебного разбирательства. Причем "судившиеся" оценивают его работу намного критичнее (в среднем на 10% более критично, чем "несудившиеся"). И это понятно, решением суда редко бывают довольны обе стороны судебного спора.
В самом деле, по многим ли делам на суд влияют сверху? Никто этого знать не может, поэтому поставлю вопрос иначе – часто ли общество подозревает такое влияние? Не так часто, как на первый взгляд может показаться.
Вот, скажем, дела о нарушениях на выборах в Госдуму, объявленных тем же Медведевым самыми чистыми в истории. Возможно, выборы такими и были, не стану спорить. Но у людей не стало меньше подозрений, может, оттого, что они сами немного изменились и стали более нервно реагировать на подтасовки. Особенно те, что пошли в наблюдатели. Иные даже последовали совету Путина, данному на прямой линии 15 декабря прошлого года – «обращаться к судебной инстанции, и нужно, конечно, исходить из того, что наши суды будут действовать энергично и объективно».
Как уверяет Дмитрий Орешкин в "Огоньке" от 30 января 2012 года, по данным выборочного исследования, в 10-15 процентах случаев наблюдатель, получив ночью копию только что составленного итогового протокола, наутро обнаруживал, что «на официальном портале ЦИК РФ цифры не те. Основная приписка всегда оказывается в пользу "Единой России". Ситуация, каких по России тысячи. А скорее, десятки тысяч. В суд попали сотни. …Из сотен подобных дел пока нет ни одного, где суд принял бы сторону истца».
Причины не обязательно в судейской ангажированности. Эксперты считают «не самым эффективным обжалование результатов выборов в порядке гражданского судопроизводства. …Склоняясь над двумя протоколами одной и той же участковой избирательной комиссии, которые разительно различаются цифрами голосования, не всякий судья решится исследовать их на всю глубину в рамках именно гражданского дела. Более адекватный инструментарий для оценки таких доказательств можно найти в рамках иного, уголовного процесса (допросы, выемки, включая электронные носители, очные ставки, экспертизы и т.д.)».
Что ж, идут обращения и в Следственный комитет, там возбуждено несколько десятков дел о преступлениях в ходе выборов, но о результатах их расследования пока ничего не известно. Правда, на днях обнародовано заявление представителя СК Владимира Маркина о том, что интернетовские видеосюжеты, фиксирующие нарушения в ходе голосования и подсчета голосов, "имеют элементы монтажа", и "все видеоролики были распространены с одного сервера, который расположен на территории США в штате Калифорния". Верю, дойдет очередь и до наших широт.
В любом случае такого рода дел (и уголовных и гражданских) не может быть много - капля в море судопроизводства. Стоит ли волноваться?
Увы, так не бывает – чтобы все было, а чего-нибудь не хватало. Как вы думаете, в какой момент возникает паника из-за дефицита какого-нибудь товара? Говорят, достаточно нехватки двух-трех процентов, чтобы люди стали сметать его с прилавков. Летом 2010 года, помните, исчезла гречка? Это случилось после того, как запас гречихи в заготовительных и перерабатывающих предприятиях снизился всего на 8 тысяч тонн по сравнению с предыдущим годом (всего России необходимо 800 тысяч тонн зерна гречихи в год).
Тут уже начинается психология.
Психологические последствия случившегося нам еще предстоит осознать.
