Трансатлантический перелёт. Вдруг из кабины пилотов выходит субъект в камуфляже, “арафатке” и с “Калашниковым”, и говорит: “Самолёт захвачен! Можно курить…”
Анекдот начала этого тысячелетия
На прошедшей неделе в новостях прошёл занятный сюжет. Авиакомпания “Эйр Франс” в порыве борьбы с терроризмом решила проверить эффективность собственной службы безопасности. На один из рейсов был запущен агент с сумкой, в которой отдыхали не много не мало – 200 грамм тротила. Агент без проблем сел на борт, а сумку с тротилом сдал в багаж. Только вот по приземлении и выходе с самолёта с ним произошёл небольшой конфуз: получить сумку агент не смог – “Эйр Франс”, знаменитая идеальным порядком в хозяйстве и точностью в расписании, багаж благополучно потеряла. То есть, отправила в неизвестном направлении. Ищут до сих пор. Дай Бог, до Рождества найдут - иначе история сия, перейдёт из классического для Франции жанра комедии про тупых жандармов и фальшивых суперагентов с Луи де Фюнесом и Пьером Ришаром в главных ролях в разряд чёрного абсурда и киберпанка.
Нельзя сказать, что Эйр-Франсовская история меня сильно удивила. Приходится и в своей жизни местами и временами сталкиваться с конкретными проявлениями всепланетной борьбы с терроризмом. Работа такая. Поневоле начнёшь относиться к этому абсурду философски. Даже стоически…
На следующий день после исчезновения во чреве “Эйр Франс” “контрольного завеса” тротила я летела в Лондон. Рейсом, разумеется, “Бритиш Эйрвейз”, так что шансов получить злосчастную сумку путём багажной лотереи было немного. Но тут было другое: при попытке зарегистрироваться на рейс оказалось, что он задержан на полтора часа по причине позднего прибытия “борта” из Лондона. “А почему задержался-то?” -- с тоской спросила я – на вечер была назначена какая-то рабочая встреча, а к полуночи а Сохо ждали старые друзья… Девушка презрительно посмотрела на меня из-за бруствера стойки: “Да Вы что, не понимаете? Сейчас такое время! А вдруг на борту бомба? Вот и досматривают всех на контроле очень тщательно! А это, между прочим, в интересах Вашей безопасности!”. Лицо её светилось сознанием важности собственной миссии.
Пришлось смирить гордыню, удалившись в бар и за стаканом вина предаваясь размышлениям о тщете всего сущего - о том, кто, как, что и где в последнее время делал в интересах моей безопасности.
А сделано было немало.
Не упомню уж сколько раз за последнюю пару лет при попытке въехать в Чечню, которая по результатам местного референдума марта прошлого, 2003, года, является самым что ни на сесть обычным субъедком Российской Федерации, мне объясняли, что проехать туда никак нельзя. Пусть документы были трижды в порядке. “Сами видите - контртеррористическая операция. Условия сложные. А вдруг, не ровен час?..” Правда, до сих пор всегда удавалось проехать. Проявляя при этом нечеловеческое занудство. Или наглость. Или…
В принципе беспрепятственный въезд в “зону контртеррористической операции” стоит не так уж дорого. Но иногда бывают накладки. Вот приятель мой едет как-то туда на маршрутном такси. Как обычно, на подъезде к административной границе Чеченской Республики кладёт между страничками краснокожей паспортины “краснояский пропуск” - стандартную плату за въезд лица сугубо гражданского, 10 рублей. Вместе с прочими пассажирами отдаёт свой паспорт, и сидит себе спокойно, не ожидая никаких проволочек, тем более – неприятностей. Но вдруг зовут его на пост, в будку, для беседы: “Кто ты? Что ты? Зачем ты?” Он никак не может взять в толк, в чем проблема. Но допрашивают его с полчаса, и всю маршрутку держат. Наконец, отпускают. Забирается он назад в “Газель”, под подозрительными взглядами попутчиков засовывает паспорт назад в карман…и видит – червонец на месте. От изумления чуть не теряет рассудок, и вдруг вспоминает, что засунул за обложку паспорта стодолларовую бумажку, поменянную с зарплаты. Но от той сотни и следа не осталось, а положенный за проезд червонец почему-то на месте… И понимает: стольник у него на посту забрали, а не отпускали так долго, потому что не могли понять, чего же он за такие деньжищи пытается в Чечню протащить? В конце концов, устали выяснять и отпустили с миром… или с войной -- с их колокольни не видно. А десятку не тронули из базового чувства справедливости: как же забирать её у человека, который 100 долларов не пожалел?
Но Чечня, что бы про неё не говорили, место экстремальное. Сколько не тверди, что от России в целом мало чем отличается - разве что “эффектом увеличительного стекла”, - все равно мало кто поверит. Но и сама наша матушка-Россия тоже от международных стандартов весьма удалена. Отчасти в связи с Чечней, но не только…
В каждой домушке – свои погремушки. Вот опять-таки бонус от “Эйр Франс”: “...сколько-то-там-миллионный пассажир награждается переходящей красной сумкой!”
Действительно, поговорим о других государствах – о том, где и как обеспечивают пресловутую безопасность.
***
“Борьба с международным терроризмом” расцвела пышным цветом после 11 сентября 2001 года.
Ровно через неделю после этого я летела из Москвы в Штаты - были у меня сильно заранее назначены несколько встреч, и на выражения сочувствия с полуутверждением-полувопросом, что им-де сейчас не до меня, американцы неожиданно заявили, что “в Вашингтоне все живут нормальной жизнью” и ждут - не дождутся со мной поговорить и повидаться.
С нормальной жизнью были проблемы. В результате теракта центральный вашингтонский аэропорт “Рейган” был закрыт. Принимал только пригородный “Дюлльз”, но он не справлялся с двойной нагрузкой, и отправили меня по такому случаю не в Вашингтон, а в Балтимор. Рейс задержали нещадно. Была уже глухая ночь, и добираться от балтиморского аэропорта до вашингтонской гостиницы пришлось на такси, что стоило совершенно нечеловеческих денег.
Свой рюкзак я со скандалом протащила в салон самолета, а вот у моего коллеги в пути потеряли багаж, и следующие два дня он, несчастный, так и мотался по коридорам Госдепа и Капитолия в джинсах не первой свежести и в черной майке с сомнительной надписью “Ходят тут всякие – и это хорошо…”.
В гостинице кроме нас постояльцев было еще человек десять – остальные после 9-11 испугались “продолжения банкета”. А ради дюжины едоков, как выяснилось, держать открытым ресторан не имеет смысла. Есть хотелось до обморока, и мы пошли по улице в поисках ужина. Ближайшее открытое заведение нам встретилось через полчаса, все остальные были закрыты – террор и беспредел. Проведя два дня в Вашингтоне, где все местные знакомые пребывали в истерике, телевизор вещал и вещал о том, что “ЭТО надо запомнить”, а магазины и кабаки не работали, отбыла я в Нью-Йорк. Столичные доброжелатели пытались убедить меня в том, что лететь опасно, и даже грозились оплатить дорогу на поезде. Удалось настоять на том, что раз уж билет загодя куплен, делать нечего как лететь. В конце концов, исходя из теории вероятности…
Эта логика: “купил верёвочку – делать нечего, лезь в петельку” - переломила американских друзей и коллег, но они строго-настрого наказали: “Если ты решилась принести себя в жертву - будь в аэропорту за три часа до вылета!” “Так до Нью-Йорка всего час лету, и вы хотите, чтобы я за три часа?..” “Усиление режима безопасности! Спецконтроль!” Я поверила - наверное, сработала непрекращавшаяся телевизионная истерика, и с мытой шеей стояла у входа в аэропорт за те самые три часа до… Возле дверей, действительно, стоял новенький, “только что из-под куры”, металлоискатель. Притулившаяся к нему девушка в униформе аэропорта сделала жестом пригласила провериться, и вяло поинтересовалась: сама ли я складывала чемоданчик, не брала ли вещей у посторонних? Я покачала головой. Прошла через рамку. Всё в порядке… Теперь не пропустить бы длиннющую очередь на спецконтроль… И стала нервно оглядываться по сторонам, но зал был абсолютно пуст, лишь где-то вдали маячила регистрационная стойка. В недоумении обратилась к только что пропустившей меня барышне:
-- “Куда дальше-то?”
-- “На регистрацию”.
-- “А проверка?..”
-- “Уже… Только что… Вот… Тут, у меня…”
-- “И это все? Но зачем же тогда за три часа?..”
-- “Ну, если бы пассажиров было как обычно, была бы очередь. А летать все боятся. Билеты посдавали. Вы на своим рейсом, может, вообще одна полетите. В крайнем случае, еще два-три человека… Идите. Ждите спокойно... Вон, в кафе…”
Проклиная все на свете, я последовала совету и потащилась к стоявшим неподалёку пластиковым столикам. Спецконтроль и досмотр занял в общей сложности… так, мне предстояли два часа пятьдесят восемь минут интересного и насыщенного времяпрепровождения. Выпила пару чашек кофе. Пролистала журнал. Кроме меня, в заведении были еще трое таких же предусмотрительных граждан. В огромных пустых пространствах каждые три минуты гулко разносилось грозное объявление: “Уважаемые пассажиры! В связи с терактом 11 сентября в аэропорту усилены меры по обеспечению безопасности. Не оставляйте вещи без присмотра. В случае обнаружения оставленного без присмотра багажа, он будет немедленно уничтожен без предупреждения”. От раскатов механического голоса звенело в ушах. А кроме того, безумно хотелось курить. Но эта напасть – борьба с курением – в Америке уже к 2001 уже успела принять масштаб национальной катастрофы. Государство более чем активно боролась “за наше и ваше здоровье” и против употребления табачных изделий. Так что закурить в кафе не представлялось возможным. Зато напротив, через коридор, располагался гетто для злостных курильщиков – маленькая такая застекленная комната с неудобными стульями и отвратительной вентиляцией. Входишь в подобную резервацию, бывало, и запах застарелого курева ударяет в нос, голова идет кругом, к горлу подкатывает тошнота. Упорствуешь во грехе – изволь страдать. А стены стеклянные – это чтобы добропорядочные граждане смотрели на корчащихся в клубах дыма самоубийц и окончательно убеждались: дети, так жить нельзя… Но в моем случае желание выкурить сигаретку, безусловно, пересиливало отвращение к зловонному “аквариуму”. Я была уже готова подняться и пересечь коридор...
Только вот очень не хотелось волочь за собой сумку с книгами, которая тянула килограммов на 25. А оставлю - вдруг ее, как обещают, “немедленно” того? Подумав немного, я решила: была - не была! Столик мой самый крайний. Огромная черная сумка лежит на полу как бы непосредственно в холле. “Аквариум” – в двух метрах через холл. Сяду внутри возле стеклянной стенки, быстро покурю. А если к моей сумке кто-то направится – сразу увижу, выскочу, закрою грудью… Сказано – сделано. И вот я уже затягиваюсь сигаретой, не отводя глаз от валяющегося посередь коридора вместилища знаний. Как ни странно, пока минут пять курилась сигарета, никто на сумку не обратил ни малейшего внимания. И дальше, уже из чисто спортивного интереса, я просидела в “аквариуме” еще с полчаса, курила одну за одной и, прижавшись носом к стеклу, и в каком-то ступорозном экстазе созерцала расположившийся посередь холла подозрительный черный баул, над которым каждые несколько минут звучало: “В связи с терактом 11 сентября… …будет немедленно уничтожен…”.
После этого все “усиления”, “спецконтроли” и “чрезвычайные меры” вызывают у меня разве что ухмылку. И расставаясь перед посадкой в самолет с очередной пилочкой для ногтей, я стабильно ловила себя на мысли: “Купить в дьюти-фри литр виски в стеклянной таре, расколотить ее об ручку кресла на десяти тысячах метров… что интересно страшнее – такая “розочка” или моя несчастная двухдюймовая пилка?”
***
Через год довелось лететь с приятелем в Варшаву. На тех самых десяти тысячах метров он На листке бумаги он написал мне какой-то необходимый по работе номер телефона.. и вдруг заметил: на том же листочке, внизу, накорябано что-то нужное ему. Полез в валявшийся под креслом рюкзачок, ничтоже сумняшеся извлек оттуда страшенные ножницы длиной сантиметров в двадцать, и изготовился распополамить бумажку. Я живо представила себе, как нас сейчас скрутит стюард, и как будем мы потом объяснять, что да к чему… и, вырвав у него из рук преступные ножницы, засунула их себе под седалище и злобно прошипела:
-- “Ты что - рехнулся? Не знаешь про правила безопасности?! Да нас бы сейчас…”
-- “А что такое? Я без них не могу! Я ими бороду подравниваю. Всегда с собой беру.”
-- “И весь последний год тоже?”
-- “Конечно!”
-- “А сколько раз ты летал, скажем, с 11 сентября?”
-- “Ну, раз десять было.”
-- “И всегда клал их в рюкзак? Сдавал на просветку, потом брал в салон, и никаких проблем?”
-- “Ну да? А что, нельзя разве!”
Я хохотала, как дитя. Слов не находилось.
***
Где то в ту же пору благоверный пожаловался, что потерял подаренный мною на день рождения роскошный швейцарский ножик с многочисленными остренькими блестящими лезвиями. Он расстраивался, и я расстраивалась. Купить такой же новый как-то не получалось. И вдруг, в августе этого года, когда мы возвращались из отпускного Туниса, сотрудник службы безопасности местного аэропорта начал настаивать, что-де у мужа в сумке есть какой-то острый предмет. Наверное, нож. Муж отнекивался, демонстрируя праведный гнев. Но дотошный секьюрити, перерыв всю сумку, нашел крохотный, всеми забытый внутренний кармашек, где, оказывается, таился все эти два года тот “потерянный” швейцарский ножик. Благоверный всегда, минимум - раз в два месяца, летает именно с этой сумкой. Нашли же запрещенный предмет только сейчас, и то по чистой случайности.
Ножик, конечно, выбросили в мусорную корзину. Прямо у нас на глазах. Я чуть не плакала, глядя на это кощунственное действо, и бубнила злобно: “Если ты не в состоянии запомнить, куда нож положил, не проси, чтоб я еще один привезла”. Супруг расстраивался еще больше, и внушал сочувствие: “на его месте мог быть каждый”.
В состоянии сугубо подавленном поднялись мы на борт. Пристегнули ремни. И тут началось...
Какая-то парочка, перепившаяся перед посадкой до зеленых чертей, не дожидаясь взлета, устроила звонкую разборку. “Да ты! Да твои бабы!” “Да на себя посмотри!” Все бы ничего, но нетрезвая девушка в пылу ссоры завопила: “Да у меня, вообще, в чемодане бомба! Как взлетим, она взорвется к чертовой матери, и тебе, ублюдку, белый свет покажется с копеечку!” Парочку скрутили, выволокли наружу. А дальше два часа искали и сгружали их багаж…
Температура за бортом была +34. Вентиляция, естественно, не работала. На исходе второго часа ожидания одна пассажирка от духоты упала в обморок. Ей вызвали “скорую”. Пока врачи вынесли “тело”, прошел еще час. Затем снимали с самолета ее багаж…
Собрались было взлететь, но тут ещё у одного пассажира стало плохо с сердцем. Ему тоже вызвали “скорую”. Когда об этом узнали остальные, поднялся настоящий народный бунт, и больного чуть не разорвали на куски. В результате на место событий прибыла полиция…
В общей сложности вылет был задержан на четыре с половиной часа. Стыдно признаться, но к тому времени мне тоже было сильно нехорошо. Муж шептал: “Потерпи немного. Взлетим – тогда, все, что угодно! А пока – потерпи! Сама понимаешь…” И я понимала, если сейчас вырублюсь, добрые соотечественники учинят надо мной суд Линча, и никто их не осудит…
Как долетели – не помню.
Но теперь любые рассуждения о борьбе с терроризмом с тех пор вызывают у меня устойчивую тошноту. Если не ошибаюсь, Павлов называл это условным рефлексом… Все чаще и чаще приходит в голову вопрос: а чего мы, собственно, боимся? Вероятность умереть в результате теракта на порядки меньше, чем погибнуть в катастрофе. Так почему же мы безмолвно прогибаемся на “усиленные меры” и “спецконтроль”? Почему безропотно ждем? Тратим море времени? Жертвуем алчному божку любезные сердцу перочинные ножички и маникюрные наборы? Ладно бы, речь шла о снижении вреда. Но ведь в глубине души мы все понимаем: ОНО не работает, ОНО нас не защитит, а потому не является достаточных оправданием для массы немыслимых требований, правил, ограничений. В первую очередь, не является оправданием для банальной некомпетентности.
И, значит, может, стоит жить, как жили, и не усложнять свое и без того сложное бытие?