Вчера москвичи поминали не только жертв бесланской трагедии, но и погибших от террора пять лет назад.
8 сентября 1999 года в 23:59 в Москве в доме 17 по улице Гурьянова сработало взрывное устройство. Обрушились две панельные секции, 106 человек погибли, более 200 были ранены.
13 сентября в 5:02 взрыв прогремел в третьем корпусе дома 6 по Каширскому шоссе. Кирпичный дом осел, под обломками погибли 124 человека.
Жертвами стали простые люди, не богатые и не чиновные. Но в России не воспринимают «сытых» москвичей как своих.
Правда, еще раньше, поздно вечером 4 сентября, взрывом припаркованного рядом грузовика был уничтожен жилой дом в Буйнакске, 64 человека погибли, до ста пятидесяти были ранены. Но то был Дагестан, там вообще война… Борис Ельцин тогда что-то сказал про «разгильдяйство военных».
Но 15 сентября в 5:50 в Волгодонске взорвался грузовик, снесло фасад жилого панельного дома — 17 погибших, более 300 пострадавших.
А в ночь на 23 сентября, казалось, только бдительность местных жителей предотвратила повторение московских взрывов в доме 14/16 по улице Новоселов в Рязани — там в подвале обнаружили мешки со взрывчаткой и часовой механизм…
И тогда Россия по-настоящему испугалась — стало ясно, что следующей жертвой может стать практически любой.
Правда, тут же выяснилось, что мешки в Рязани были подложены спецслужбами — Федеральная служба безопасности проводила-де учения (ничего себе шуточки!) — об этом сообщил ее директор Николай Патрушев. Получило почву подозрение, что и остальные взрывы — провокация спецслужб.
Впрочем, еще ранее, 10 сентября, и сами спецслужбы, и чиновники высокого ранга говорили о «чеченском следе» как о главной, если не единственной версии.
Собственно, обе версии живут вот уже пять лет, причем во многих смятенных умах уживаются одновременно…
*****
Официально следствие по делу о взрывах в Москве и Волгодонске закончено полтора года назад. Виновными объявлены «ваххабиты», последователи радикального ислама, прежде всего из карачаевского «джамаата», «Мусульманского общества № 3» (Ачимез Гочияев, Адам Деккушев, Юсуп Крымшамхалов, Заур Батчаев). Среди причастных называли также татарина Дениса Сайтакова, а организаторами — арабов, нашедших прибежище в независимой Ичкерии. Чеченцев среди осужденных или непосредственно причастных ко взрывам вроде бы нет — хотя о «чеченском следе» власти говорят до сих пор. 12 января 2004 года Деккушев и Крымшамхалов осуждены на пожизненное заключение. Сайтаков, Батчаев, а так же арабы Хаттаб и Абу Умар вроде бы убиты в ходе боевых действий в Чечне. Гочияев числится в международном розыске…
Работа созданной 4 апреля 2002 года возглавляемой Сергеем Ковалевым общественной Комиссии, ведущей расследование взрывов 1999 года, еще не закончена. Попытки получить документы по делу от официальных структур наталкиваются на откровенный саботаж. Тем временем Комиссия несет потери. Один из участников расследования — адвокат, бывший сотрудник спецслужб Михаил Трепашкин, арестован по обвинениям, вызывающим, мягко говоря, серьезные сомнение. Член Комиссии, депутат Госдумы и журналист Юрий Щекочихин умер прошлым летом при обстоятельствах, позволяющих подозревать отравление. Другой участвовавший в Комиссии депутат — Сергей Юшенков — просто убит… Нельзя утверждать, что все это — результат противодействия властей расследованию: их деятельность отнюдь не сводилась к работе Комиссии. Просто люди, которым не все понятно, которые хотят разобраться и идут не в ногу, в современной России находятся в «опасной зоне».
Между тем, обсуждение трагических событий пятилетней давности в современной России почти замерло, распавшись прежде на два непересекающихся дискурса — условно, «официозный» и «маргинальный». Обсуждения нет, потому что всем всё ясно. Одним — что виноваты чеченцы, другим — что спецслужбы. «Шаг влево, шаг вправо — считается побег».
А у меня, например, сплошные вопросы.
В суде чеченский след не был доказан с очевидностью. Да, было ваххабитское подполье, но максимум, что утверждается со ссылками на хоть сколь-нибудь доказанные факты — это связь с теми экстремистами-арабами, которые, как и прочие ваххабиты, были в оппозиции к руководству Чечни… вплоть до начала войны на ее территории. Может быть, что-то на это смог бы ответить Гочияев, но он недоступен и, похоже, несвободен в своих высказываниях. А если поступит в распоряжение российских следственных органов — скажет ли правду? Прокуратура и ФСБ уже не раз обещали раскрытие тех преступлений и осуждение исполнителей — и что же? Судебный процесс в Ставрополе в ноябре 2001 года результатов не дал — поскольку, как оказалось, признательные показания были получены под пыткой.
Вопросы есть и к другой стороне. Причастность ФСБ к событиям в Рязани очевидна, но что это все-таки было? К тому же там, где дома рушились и гибли люди, состав взрывчатки был другой, чем у вроде бы обнаруженной в Рязани. Тогда какая между этими эпизодами связь? Или другое сомнение. Вот книга «ФСБ взрывает Россию». Какие-то сведения там общеизвестны — то, что касается Рязани. В самых существенных эпизодах проверка невозможна — ссылок на источники просто нет. А там, где проверка таки-возможна — первая чеченская война, Буденновск и т. п. — полная ерунда, если не сказать хуже: события и даты переставлены так, чтобы соответствовали авторской версии… Есть, правда, главы, подтвержденные материалами судебных процессов последних лет. Но они касаются не только не давших политического эффекта, но оставшихся незамеченными провокационных взрывов времен «первой чеченской» (см., например, статьи Георгия Рожнова в «Новой газете» за 2002: № 15: «Банду Лазовского создала ФСБ?»; № 21: «Убийство как оперативное мероприятие»; № 23-24 «Лазовский был офицером ФСБ. Так заявил суду ближайший друг главаря банды Сергей Тростанецкий, хорошо знакомый на Лубянке»…; его же статья «Настоящий полковник» в номере от 15 апреля 2002 года.).
Разумеется, не заслуживают серьезного внимания заведомо сфабрикованные «доказательства» участия спецслужб в сентябрьских взрывах — такие, как заученные под пыткой и снятые затем на видео «признания» плененного офицера ГРУ.
Сама тема оказалась маргинализована — наряду с обсуждением многих других жизненно важных (или смертельно опасных) сюжетов. Не то чтобы эксперты собрались в уголке и тихо беседуют — нарушена сама непрерывность этой дискуссии. Факты приводят, но не анализируют. Версии обнародуют, но не сопоставляют. Разум тихонько засыпает, порождая сами знаете что…
В общем, с теми, кто организовал взрывы в сентябре 1999 года, ничего не понятно. Зато совершенно понятно другое…
*****
8 января 1977 года в московском метро прогремел взрыв, погибли люди. Об этом ТАСС сообщил лишь 10 января, в тот же день в газете «Лондон ивнинг ньюс» появилась статья Виктора Луи, известного как «доверенное лицо» Комитета государственной безопасности. В статье давалась «утечка информации»: якобы ко взрыву причастны диссиденты! Только быстрая реакция Андрея Дмитриевича Сахарова не позволила «раскрутить» эту фальшивку — 12 января он распространил заявление, разоблачавшее провокацию (подробнее см. независимый самиздатский правозащитный бюллетень «Хроника текущих событий» № 44). Позднее за этот террористический акт была осуждена группа армян — сообщая об этом, «Хроника» ставила под сомнение прежде всего соблюдение процессуального законодательства, а не сами обвинения (Хроника… № 51, 52.).
Позднее в Самиздате появилась статья «За неимением Рейхстага». Автор, скрывшийся под псевдонимом «П. Прыжов», писал: мы не знаем, кто эти взрывы организовал, но мы точно знаем, кто их использовал. Под этим псевдонимом скрывался не кто иной, как Глеб Олегович Павловский. В 1999 году он выступал уже в ином качестве…
Так вот, кто же использовал взрывы пять лет назад?
16 сентября 1999 года, после взрывов в Буйнакске, Москве и Волгодонске, на заседании правительства, посвященном мерам по борьбе с терроризмом, Путин жестко формулирует задачу: «Быстро, решительно, сжав зубы, задушить гадину на корню».
21 сентября федеральная авиация нанесла первый удар по столице Чечни, по аэропорту «Северный». А 23 сентября в Астане на встрече глав государств-членов Таможенного союза (кто теперь это помнит — обстоятельства места, времени, образа действия!) Владимир Путин произнес свою, пожалуй, самую запомнившуюся тираду: «Российские самолеты наносят удары исключительно по базам террористов. Мы будем преследовать террористов везде, в аэропорту — в аэропорту, вы уж меня извините, в туалете поймаем — и в сортире их замочим в конце концов. Все, вопрос закрыт окончательно». Видать, в тот момент он думал об Энттебе…
29 сентября российские войска вошли на территорию Чечни со стороны Дагестана и заняли приграничные господствующие высоты. Путин формулирует отказ от обсуждения статуса Чечни: «У нас нет никакой границы с Чечней. Это Российская Федерация. Все, вопрос закрыт окончательно.»
7 октября он прокламирует продолжение войны «до победного конца»; «санитарный кордон» есть только первая фаза операции; следующая цель — «уничтожение терроризма в принципе на территории Чеченской Республики»; отказ от переговоров: «Что касается переговоров, мы, конечно, будем их вести, я уже об этом говорил многократно. Но надо знать, с кем и когда. Помните классику советского кино: я тебя поцелую, потом, если захочешь».
Эти яркие высказывания привлекают внимание аудитории — в отличие от вялого словоговорения конкурентов — Примакова и Зюганова. Доверие к энергичному премьеру растет, за сентябрь — с 14 до 39 процентов, а к середине декабря, к думским выборам — до 79 процентов (здесь и далее — данные Фонда «Общественное мнение»).
И. главное, растет «президентский рейтинг» Путина. К середине сентября он имеет около двух процентов — по сути, ничего. А вот динамика за месяц после взрывов:
19 сент | 26 сент | 2 окт | 9 окт | 16 окт | |
Путин | 7 | 10 | 14 | 18 | 26 |
Зюганов | 17 | 17 | 16 | 16 | 16 |
Примаков | 22 | 21 | 20 | 18 | 14 |
За месяц Путин становится из аутсайдеров президентской гонки — лидером. Каждая удачная фраза о борьбе с террором приносит ему процентов по пять рейтинга. 23 октября у Путина уже 29 процентов — рекордный показатель для второй половины 1990-х!
А если всерьез посмотреть не на проценты, а на сказанное? Эти выступления ведь вполне можно было считать программными. Той осенью Владимир Путин сформулировал свою программу, за которую избиратели и голосовали — об этом говорят кривые рейтингов. Программа простая: «действовать решительно, военными средствами, на территории Чечни, никаких переговоров».
Но ведь именно эта программа была им, по сути, повторена теперь, в обращении к народу России после трагедии Беслана!
*****
А три года спустя после тех взрывов террор вновь пришел в Россию. Октябрь 2002 года — Норд-Ост. В декабре взрывом уничтожен Дом правительства в Грозном, май 2003 года — снесен с лица земли центр села Знаменское. Июнь — Моздок, июль — Москва, Тушино и Тверская-Ямская; август — Моздок, госпиталь; декабрь — Москва, Манежная и электричка в Ессентуках. 2004 год, февраль — Москва, метро «Автозаводская». С конца этого августа — серия терактов: Москва, остановка на Каширском шоссе; два взорванных самолета. Вновь Москва, Рижская. И, наконец, Беслан…
Нужно обладать очень короткой памятью, чтобы говорить: сегодня-де нам объявлена война. Сами мы — Россия — объявили войну пять лет назад. Два года назад эта война к нам вернулась и с тех пор никуда, в общем, не уходит. Подпольная террористическая сеть действует — не в Чечне, не на Кавказе, но в России в целом.
Правда, именно в эти два года нам старались ни о чем таком не напоминать. Разговоры шли все более о нормализации. В 2002-м перепись провели — оказывается, в Чечне народу живет куда больше, чем до войны! В 2003-м прошли референдум, выборы Ахмада Кадырова и в Госдуму — на последних голосовали 111% избирателей… Правда, Кадыров пробыл президентом только семь месяцев — подорвали… Но ничего — еще через три месяца избрали нового президента, невзирая на серию дерзких масштабных военных операций сепаратистов в Чечне и в Ингушетии. Один мой знакомый заметил, что на месте Масхадова после 21 августа тут же пошел бы сдаваться: немножко Грозный взял, а об этом никто не узнал. Обидно, да?!
Зачем весь этот камуфляж? Почему пять лет назад только и разговору было, что о Чечне и взрывах, а теперь — молчок? Очень просто: в 1999-м взрывами и борьбой с террором обосновывали необходимость «маленькой победоносной войны», как оказалось, при правильном приеме очень полезной для рейтинга. Но невозможно на этом лозунге выиграть две избирательных кампании с разницей в четыре года: ведь тогда становится непонятно, почему эта война маленькая, и с какой стати ее считать победоносной?
Этот вопрос был почти что решен. Независимая информация, репортажи и аналитика на тему о Чечне и терроре — редкие исключения, подчеркивающие общее правило: «Только хорошие новости!» Два года показали, что власть и ее ударный отряд — служба безопасности — оказались вполне успешны в контроле информационного пространства. Но это, вроде бы, не составляет предмет их главной работы — службы безопасности должны обеспечивать безопасность, а не ее иллюзию.
Как показал Беслан, в этом они оказались бессильны.
*****
После кошмара в Беслане Владимир Путин, обратившись к народу, заметил, что террор нельзя победить без участия гражданского общества. Из контекста уже можно понять, что это участие сводится, по преимуществу, к сплочению общества с государством. Опыт пятилетней давности заставляет усомниться не то что в правильности, но даже в эффективности этого подхода. Тогда российское общество, напуганное террором, проголосовало за антитеррористическую программу Владимира Путина, дав ему, по сути, неограниченные полномочия, карт-бланш на жесткие меры против террористов, применение военной силы, ликвидацию сепаратистского анклава в Чечне и отказ от переговоров с сепаратистами. Прошедшие пять лет показали, что программа эта не выполнена в главном: сила применена, меры жесткие, Чечню вдоль и поперек прошли, от переговоров отказались — только вот террор не только не побежден, но даже набирает обороты. Значит, где-то были допущены ошибки — не только властью, но и обществом, доверившим власти чрезвычайные полномочия и избавившим ее от какого-либо контроля.
История этих пяти лет — о слепой любви ко власти, и о короткой памяти.
Наверное, нам действительно нужно сплотиться с властью, подойти к власти поближе и вглядеться попристальнее. Сделанные ошибки не исправить, но можно попытаться не дать совершить новые. Одним словом, власти нужен гражданский контроль…
И еще нам надо помнить о погибших. Родственники тех, кто не вернулся с «Норд-Оста», добились установки на монументе досок с именами погибших. Поначалу же власти хотели поставить там просто двух птиц на шестах — красиво и непонятно, о чем. Нет, имена погибших должны быть высечены в камне — как послание нам, живым: «Помните о нас, и будьте бдительны! Не забывайте ни о тех, кто нас разлучил, ни о тех, кто нас не уберег!»
Продолжение следует