Сегодня Центральная избирательная комиссия зарегистрирует Владимира Путина кандидатом в президенты Российской Федерации. Мы не сможем дать экспертную оценку стоимости одной из более 2 миллионов подписей, отданных в его поддержку, потому что она номинирована в административной валюте. То есть народ и так бы подписался с удовольствием, но вы же знаете, как у нас устроены проявления лояльности в среде начальства.
Другим кандидатам в президенты в той или иной степени пришлось использовать рыночные механизмы управления сбором подписей (до 25 руб. за штуку по данным "Русского Курьера"). Только коммунисты умеют делать такие вещи дешево, почти даром. Относительно подписей за Сергея Глазьева артиллеристская подготовка на телевидении уже проведена, и ее, в принципе, может хватить и на остальных. А это значит, что на этой неделе в результате завершения административной конкурентной борьбы и согласований должно быть решено, кого из кандидатов регистрировать, а кого отбраковать.
В центр управления нашей демократией входят все, кому не лень из прописанных в администрации президента. История с выдвижением Сергея Глазьева очень напоминает выборы в Башкирии, когда видимость электоральной конкуренции в первом туре было отражением некоторой конкуренции московских группировок. Но потом договорились, и во втором туре президенту Рахимову забыли даже уголовное преступление с почти миллионом фальшивых бюллетеней. То есть не забыли: записали и положили в специальную папочку, или в две.
Сам Сергей Глазьев объяснил принципиальное значение борьбы в Кремле: одна группа стремиться провести спокойные выборы без риска и конкуренции, другая – чтобы была видимость конкуренции. Если бы не было привычки считать все невнятные глазьевские речи чепухой и популизмом, то было бы ясно, что даже такой персонаж может иногда сказать правду. Кремлевский выбор технический, а не принципиальный; что лучше: готовиться досыпать до нужной явки или повышать явку дозированным употреблением конкурентов?
Владимир Путин любит в последнее время говорить об относительном и проблемном значении демократических принципов, мол, свободы прессы у нас нет и никогда и не было. То же самое – про свободные выборы с расширением и на другие страны, мол, республиканца Терминатора тоже не блестяще демократическим путем двигали в Калифорнии. Это сорт демагогии страшно показателен и в какой-то мере резонирует с общественным мнением.
Когда на форумах «Полит.ру» началось более-менее здравое обсуждение военной реформы (см. тему "Наш ответ Киссинжеру"), то уже на втором шаге всплыла эта тема. Критика проектов военной реформы не могла не начаться с выяснения дефицита политических целей (будем ли мы воевать только в Чечне, а более крупных конфликтов избегать? сколько нужно сил для защиты границ и каких именно сил и границ?). И тут нельзя было не выйти к вопросу, откуда возьмутся политики, способные с царем в голове работать на реформы и усиление страны.
В этом месте и возникает тема слабости демократии. Мол, необходимость реформ всегда понимает меньшинство населения, поэтому якобы ее может проводить только в той или иной степени авторитаризованная власть. В этом же пакете употребляются выражения типа «демократы-маргиналы», которые как дети малые - против Путина. Это точно в логике алкоголика, который искренне считает, что ему нужна сильная рука, которая заставит не пить. Игра с потерей отвественности за свои поступки.
Я считаю, что в этом месте – настоящий вызов. Думаю, что невозможно парадоксальное выражение «демократы-маргиналы» происходит от путаницы с тем, где цели, а где средства, где ценности, а где цены. Маргинальность «демократической» позиции происходит из конца застоя – начала девяностых. В том месте, где всегда и везде были идеальные представления, в той или иной степени разделяемые обществом (от «Москва – третий Рим» до «Наш путь - коммунизм»), вдруг оказались только технические знания о демократических нормах и рынке, которые сами по себе на национальную философию даже в США не тянут.
Вообще-то механизмы представительской демократии не могут быть сами по себе содержательны: можно выбрать и Гитлера, как показывает история. Парламент, к примеру, -это некоторый инструмент цивилизации - как деньги. Можно жить без валюты и валютных рынков, но это не современно. Но у самой валюты своего содержания нет: можно человека заказать, а можно и милостыню дать.
Маргинальность «демократической» позиции и оппозиции появляется там, где критика авторитаризма происходит из языка заимствованных норм и правил («как в нормальной стране»), который маскирует подчас даже подлинные и мощные идеальные вещи, такие как идея свободы и человеческое достоинство.
Отсюда же неприятные (надеюсь - пока) последствия выдвижения Ирины Хакамады. Выступая от лица как бы всех либералов и демократов, она пока не предложила сколько-нибудь сильного содержания. В России есть множество важнейших тем и дел, из которых критика Путина и компромат на него – чуть ли не последняя.
По несколько циничному выражению одного из наших знакомых, «выдвижение Хакамады грозит разрушить все то положительное, что было достигнуто арестом Ходорковского». Там, где было возможно объединение на основе отношения к реальному выбору, который стоит перед страной, к сценарию насильственной модернизации и к репрессивной стилистике властей, опять - разруха.
Сейчас общественное мнение в глубоком бессознательном состоянии. В начале девяностых большинство поверило тому, что демократия и рынок ответят на вопросы, кто мы, куда и зачем идем (а заодно и обогатят). Теперь оно верит, что Путин и «управляемая демократия» ответят на эти же вопросы. С чего это, интересно, такая вера? Пока у власти нет ответов. Она накапливает ресурсы – денежные и управленческие, а зачем - не говорит. Может быть, и не знает, так - на всякий случай…
Одна страна у нас уже рухнула в похожей ситуации.