Реформа пенитенциарной системы — та тема, к которой власти подступиться крайне сложно. Ведь по масштабу речь идет о крайне серьезном процессе. Федеральная служба исполнения наказаний — это на сегодня порядка двух с половиной сотен тысяч аттестованных сотрудников и несколько десятков тысяч гражданских. И даже после радикального сокращения, что уже идет во ФСИН, число штатных сотрудников должно составить около 230 тысяч человек.
Если добавить к этому 700 тысяч заключенных и примерно полмиллиона осужденных условно — то получится структура не меньше армии, МВД или РЖД. Перечисленные структуры тоже реформируют, но известно, что реформы там идут, мягко говоря, непросто. И в случае с ФСИН ситуация примерно та же, разве только внимание общественности чуть менее заметно.
Хотя с момента «малявы на волю» Надежды Толоконниковой о злоупотреблениях и тяжелом быту в мордовской колонии, где «панк-феминистка» отбывает срок, вопрос о преобразованиях системы наказаний вновь возник в прицеле СМИ и широкой общественности. Близкие ФСИН журналисты с госканалов и общественники рапортуют о положительных сдвигах и успехах реформы ведомства, но даже они не отрицают — реформа необходима. Пока Толоконникова голодает (на минувшей неделе она вернулась к своей акции протеста) и бьется за свои права и права заключенных в России, специалисты и общественность пытаются обсуждать вопрос как сделать жизнь заключенных в России более-менее сносной, а пенитенциарную систему отвечающей своему писанному назначению, и не инструментом кары и пыток разной степени бесчеловечности.
Самой известной мерой по реформированию системы исправления наказаний, что поминается в последние годы, является гуманизация наказания за нетяжкие виды преступлений, прежде всего экономические. Но есть и экзотические для нашей страны предложения. Одной из таких идей является идея создания «частных тюрем». Сам выражение звучит настолько непривычно, что периодически его озвучивают, имея в виду совершенно не связанные с зарубежными аналогами вещи. Еще в феврале, чеерез полгода после смены руководства ФСИН, новый глава ведомства Геннадий Корниенко озвучивал эту идею. Говорил он следующее: предложил изучить и, возможно, использовать зарубежный опыт по созданию частных тюрем. Как заявлял Корниенко, в частности, в Англии развито частно-государственное партнерство по строительству новых следственных изоляторов и тюрем. СМИ подали это тем образом, что в России могут появиться частные тюрьмы.
С идеей организации частных тюрем в России еще в 2010 году выступали члены Совета Федерации Алксандр Торшин и Евгений Тарло. «Нам нужно гуманизировать отбывание наказания, вплоть до создания частных тюрем. Это выгодно для государства, которое тратит колоссальные деньги на содержание заключенных. Это новое для нас, но ведь в некоторых странах частные тюрьмы уже показали себя с хорошей стороны. Подряжается компания и содержит тюрьму, а государство при этом несет меньше расходов», - заявлял Тарло (позже сенатор от своих слов отказывался, говоря, что имел в виду совсем другое). То есть идея всерьез рассматривалась и в контексте реформы ФСИН периодически возникает.
Накануне опять-таки СМИ сообщили, что ФСИН отказалась от идеи частных тюрем. В этот раз Корниенко заявил: «в одном из своих выступлений я говорил о том, что мы рассматриваем вопрос частно-государственного партнерства. Журналисты это поняли, как рассмотрение вопроса о частных тюрьмах. Хочу подчеркнуть, что это не так. Именно государственно-частное партнерство» (цитата по РИА «Новости»).
То есть — частников будут привлекать для проведения строительных работ и прочих сервисных функций, но забота о том, как будет отбывать наказание, осужденный все-таки будет лежать полностью на государстве.
Частные тюрьмы и для Великобритании, и США являются опытом не то чтобы очень давним. Расцвет частных тюрем пришелся уже на 90-е годы. Частная компаний — оператор тюрьмы — снижает издержки бюджета, что государству и налогоплательщику вполне удобно. Впрочем, сама мотивация частников нередко подвергается критике — компании стремятся снизить издержки за счет, в том числе, худших условий для заключенных, стремятся заполнить тюрьмы вне зависимости от уровня преступности (этот бизнес сравнивают с гостиничным) и так далее.
Проблема нашей системы исправления наказаний общеизвестны, в том числе, и в плане экономического эффекта. Многотысячная армия российских заключенных за 2012 год произвела товаров всего на миллиард долларов. Трудится в колониях, в лучшем случае, каждый третий, поскольку работа далеко не всегда находится. Оборудование почти везде устаревшее, товары производятся крайне низкого качества, производительность подневольного и неквалифицированного труда — низкая (отсюда, вероятно, и жажда ее улучшить, выжимая из зэков все, что можно — ведь план, о чем и писала Надежда Толоконникова). Российский «ГУЛАГ» до сих пор не стал и не может, кажется, стать хоть сколько-нибудь эффективным производством, оставаясь расходным предприятием государства. Потому частное партнерство в той или иной форме ему, надо думать, не повредило бы.
Но экономика зон — это далеко не главная и не первостепенная беда российских тюрем. Проблема в том, что российские тюрьмы не являются строго говоря пенитенциарными заведениями. Они не исправляют, а именно что карают или в лучшем случае изолируют преступника от остальных. И воспроизводят преступность. И тут российское государство в лице тех чиновников из ФСИН, видимо, право — частные тюрьмы ничем этой проблеме не помогут. Скорее уж рабский труд на частника еще больше испортит российских зэков — там может совсем уж беспредел начаться, не чета американским «тараканам на кухне» в частных тюрьмах, на которых жаловались отдельные заоокеанские правозащитники. Впрочем, надо смотреть — может эксперимент и удался бы, все-таки тюрьмы для нашего государства – удовольствие дорогое.