После 24 февраля множество образовательных программ претерпевают изменения. Это продиктовано тем, что РФ выходит из международных организаций, вносятся поправки в российское законодательство и изменяются целые отрасли права, например конституционное.
Елизавета Антонова обсудила со студентами ведущих юрфаков страны происходящее, а также проблемы, которые возникли с обучением за последние полгода.
Я думаю, как раньше, так и сейчас юриспруденция и высококвалифицированные юристы останутся востребованы. Но смущает отток иностранного капитала из России, в связи с чем уменьшилось количество крупных работодателей, уменьшилось количество юристов, работающих в представительствах иностранных компаний, а соответственно, выросло предложение на рынке труда.
Еще до начала СВО я решил сменить траекторию обучения — перевестись на «Рекламу и связи с общественностью». Это связано не с тем, что юриспруденция сейчас никому не нужна. Да, с одной стороны, уменьшилась необходимость в кадрах, с другой — очень много предстоит работы для юристов, работающих сейчас в сферах, которые так или иначе соприкасаются с вновь измененными законодательствами на фоне специальной военной операции (по мнению Роскомнадзора). Особенно это проявляется при работе в СМИ, при работе журналистом.
Перевестись я хочу из-за желания получить более творческие знания и потому что хочу учиться на более творческой программе обучения, а из того, что я видел, и из общения с некоторыми людьми я могу сделать вывод, что программа обучения «Реклама и связи с общественностью» является в разы более творческой, чем программа «Юриспруденция».
Как я уже выше сказал, из-за начала СВО нашим доблестным или не очень законодателям пришлось в кратчайшие сроки менять старые и создавать новые законы. По моему мнению, это связано с необходимостью избежать общественных волнений, вернее, с необходимостью создания условий, при которых отличные от официальных точки зрения не смогут доноситься до обычных людей. Я считаю это в корне неправильным, потому что государство таким образом ограничивает возможность высказывать альтернативные мнения, а в таких условиях ни о какой демократии, ни о каком плюрализме мнений, прописанных в Конституции, не может идти и речи.
Если говорить о том, как влияет происходящее сейчас на профессию, то я могу сказать, что исключительно негативно. Ведь в условиях и без того постоянно изменяющегося законодательства возникает необходимость актуализировать знания и разбираться с появляющимися правовыми нормами, часть которых, как показывает практика их применения, оказываются антиконституционными, что создает очередные коллизии.
У части моих однокурсников мнение против СВО, у части — за. Я могу это сказать, исходя из общения вживую и переписок в чатах. Однако мы стараемся этот вопрос не поднимать, дабы избежать конфликтов на политической почве.
Через два года я стану квалифицированным специалистом по международному праву. Часть образовательных программ в данный момент меняется, поскольку Россия выходит из международных организаций. У меня сорвалась программа по обмену, что на какое-то время вогнало меня в депрессию. Сейчас передо мной стоит выбор: либо взять академический отпуск, либо полностью уйти из юриспруденции. Мне обидно, когда в моей стране попираются нормы международного права.
На факультете я бы не сказала, что все выступают против СВО. Особенно открыто. Часть людей вообще не представляют всей картины происходящего.
Особенно того, как СВО может отразиться на их будущем. Сейчас мы видим уход международных компаний, где могли бы пригодиться их знания, исключения, как я уже говорила, из международных организаций. Всё это угрожает нашей профессии. Понимаю, что журналистам сейчас в разы тяжелее, но авторитетным юристам грозит не меньшая опасность. В будущем я хотела бы помогать активистам, но сейчас я пока не представляю, что могу сделать для того, чтобы заниматься такой работой.
После 24 февраля моя жизнь разделилась на «до» и «после». Не скажу, что у нас большинство студентов относится лояльно к СВО. Изначально я хотел писать дипломную работу по новому закону об иноагентах, однако столкнулся с давлением со стороны научного руководителя. Меня настоятельно попросили сменить тему, поскольку, видимо, испугались, что я могу высказаться достаточно аффилированно и негативно о нем. Хотя не вижу проблем в критике, если она конструктивна.
Этот закон в целом обездвиживает целые отрасли. Признают иностранными агентами в том числе правозащитников, которые помогают развивать гражданское общество. Только почти окончив университет, я понимаю, насколько у нас политнеграмотно население. Мало кто понимает даже, зачем ходить на выборы. Я вижу огромную угрозу моей профессии и моему будущему, а потому в будущем хотелось бы заниматься именно политпросвещением обычных россиян, рассказывать, как защитить свои права, как развивать гражданское общество, зачем ходить на выборы и так далее.
В будущем я не вижу себя вне России. Зачем получать такое образование и бросать всё?
Я понимаю, что россиянам сейчас нужна моя помощь как никогда.
Я только начал свое обучение по профессии мечты. Когда я учился в школе, то не совсем понимал, что именно произошло. Сейчас, когда я начал читать больше оппозиционные СМИ, то начал осознавать, какую ошибку допустила моя страна. Мне очень жаль, что многие преподаватели в нашем вузе относятся к происходящему так, будто ничего важного и серьезного не случилось. Я всерьез сейчас задумываюсь о переводе или отчислении, поскольку ощущаю, что работать на государственную машину не готов, а работа в правозащитных организациях становится очень опасной.
Это мое второе высшее образование. Получаю я его платно и учусь на втором курсе. Первое образование у меня «Международная журналистика». Очень сложно осознавать, что две моих профессии оказались на грани исчезновения в России. В какое-то момент я старательно избегала новостей, особенно в первые дни после 24 февраля. Однако после полугода СВО я поняла, что могу все-таки закончить обучение и приложить все силы к тому, чтобы происходящее никогда больше не повторилось.
