Тенденция последних пяти лет по силовому выведению журналистики из СМИ вплотную приблизилась к победному пределу. От жанрового и тематического разнообразия независимой от власти политической журналистики конца девяностых, остались одна радиостанция, несколько газет и горстка интернет-сайтов.
Однако информированность интересующегося политикой населения, по крайней мере, в Москве, от этого не сильно страдает. Информационного голода не чувствуется, оперативной и аналитической информации через доступные медиа поступает достаточное количество. Более того, можно крамольно заявить, что даже если закрыть все независимые СМИ, то политинформация приблизительно в том же качестве и количестве будет доходить до публики.
Практические доказательства тому можно найти и в недавнем прошлом (вражеские голоса, которых не удавалось заглушить), в настоящем (даже вражеские сайты боевиков не удавалось закрыть), и, очевидно, в недалеком будущем. Мы живем в информационном обществе: количество независимой информации не будет меньше, чем спрос на нее. Народ свою правду получит контрабандным путем, даже если на развалинах бесланской школы вырастет государство, построенное по типу Северной Кореи.
Однако, как показывают социологические исследования, населению пока не особо то и нужна. По данным социолога Льва Гудкова, курирующего социально-политические исследования «Левада — центра», спрос на объективную информацию сосредотачивается на весьма узкой площадке. Если ее исключить, общественный запрос к СМИ выглядит этакой дурной троицей: развлекательные программы, социальная критика связанная с распределительными ожиданиями и информация о телодвижения власти для информирования чиновничества.
Так что можно честно признаваться, что на данный момент мы имеем те СМИ, которые хотим. Хотя, конечно, это полное безобразие. Как минимум с эстетической точки зрения. Во имя чего большому и взрослому человеку, нужно подобно орангутангу прятаться в туалете и тайно слушать вражеский голос?
Есть гипотеза, что для того, чтобы страна стала сильнее. Но государство от этого сильнее не станет. Убирая журналистику из СМИ, власть не перекрывает доступ информации населению, однако оставляет без исполнителя функции, которые эти СМИ худо-бедно еще пару лет назад выполняли.
Во-первых, представляли приемлемо реалистичное изображение мира, которое видно и власти и населению. Это изображение также являлось тестом на адекватность, зеркалом для каждой из сторон (общество, государство и порядка ради вспомним подмятый государством крупный бизнес), по которому координировали действия на общем поле.
Во-вторых, СМИ само по себе являлись некоторой переговорной площадкой для формирования общественного согласия, которое, как сказали бы лет пятнадцать назад, необходимо для сохранения и дальнейшего процветания капиталистической системы. Чем сильнее в обществе расслоение, тем сильнее эта площадка нужна.
В третьих, СМИ представляли собой как бы защитный шумовой экран, в котором тонули крики всяческих радикальных отморозков. Теперь эти мерзкие вопли будут слышны гораздо сильнее.
В новейшей российской истории пути государства и СМИ тесно переплетались. В конце 90-х мы имели дело с ситуацией, которую с легкой руки Ивана Засурского была названа медиа-политической системой. Эта система создалась в результате медиатизации политики, т.е. процессу в результате которого политическая жизнь, перемещается в символическое пространство средств массовой информации, при этом режим работы массовых средств информации стал неписаным законом публичной политики. Известные телеведущие и владельцы телеканалов попадали в списки ведущих политиков.
После прихода к власти Путина ситуация изменилась — власть централизовалась, поле публичной политики неуклонно сужалось. Механизм принятия решений вывелся за поле медиа. Топовые журналисты выродились из самостоятельных акторов в членов Совета визирей при добром падишахе. При этом, стоит отметить, ориентация на власть — это вопрос не сознательно выбранной идеологии, а традиции, которую имело смысл сознательно ломать. В начале и середине 90-х это было реально оправдано, поскольку, наверное, происходящее во власти и было самым главным, что происходит в стране. Сейчас — вряд ли.
За время путинского правления власть конвенционально меняла свою тактику с общим трендом на увеличение ручного контроля. Последовательным закрытием НТВ, ТВ6 и ТВС и т.д. было показано, что независимые СМИ не только не являются институтом способным оказывать влияние на центры власти, но и сами не имеют от власти никакой защиты. Одержав тактическую победу, власть на какое-то время остановилась — не стала добивать СМИ.
Например, для обеспечения позитивного имиджа на Западе. Внешний либерализм позволял президенту на равных общаться со своими коллегами, подобно тому как просветительская деятельность Екатерины Второй поднимало ее авторитет среди других просвещенных европейских монархов. После бесланской трагедии, видимая надобность в подобном маскараде отодвинулась.
Подобно неразделенным сиамским близнецам, СМИ и власть продолжают испытывать одновременный испуг по отношению друг к другу. И те и другие боятся, по большому счету, ерунды. Настоящие опасности находятся вне этой «семейной» кухни — в большой социальной реальности, способной породить настоящих монстров, по стравнению с которым, чиновники, свихнувшиеся на мнимой управляемости — малые дети.
