4 марта в торжественном и строгом Синем зале Политехнического музея собрались «семь нот» от науки, как позже выразился один из посетителей. Вел мероприятие Илья Калинин, редактор журнала «Неприкосновенный запас» - он был нотой №1. Илья пригласил авторов своего издания и просто видных научных деятелей, чтобы обсудить тему нового тематического номера «Запаса»: а именно, ностальгическую модернизацию.
Другие ноты представляли: Александр Шубин, историк, а также руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН; Лев Гудков, социолог, директор Аналитического центра Юрия Левады, затем филолог, политолог и писатель Денис Драгунский, следом за ним Сергей Рыженков, политолог и заместитель директора «Центра изучения современной политики». Также в дискуссии участвовали Виталий Куренной, заведующий кафедрой наук о культуре ГУ-ВШЭ, профессор философского факультета РГГУ и, наконец, научный редактор журнала «Логос». Больше всего оживил аудиторию своим парадоксальным видением ситуации Константин Сонин, профессор Российской экономической школы (РЭШ/ЦЭФИР) имени ОАО «СУЭК» и обозреватель газеты «Ведомости». Анонсированная Ирина Прохорова, главред ИД «Новое литературное обозрение» так не пришла.
Фото Маши Федоренко
Илья Калинин сразу сказал, что модернизация в последнее время с легкой руки нынешнего президента приобрела идеологический характер. У Ильи есть мнение, что, возможно, это всего лишь политический инструмент, который удобно использовать перед выборами, но выразил уверенность, что «это может иметь и более содержательные контуры». Дальше он рассказал о том, как ему пришла в голову концепция ностальгической модернизации: он увидел, что проект модернизации связывает горизонты будущего с утопией и ностальгией по утраченному, отнятому прошлому. Политический режим 2000-х перехватил этот ресурс и встроил в свою конструкцию, причем очень эклектично и беспорядочно. А еще любопытно, что используемые ностальгические элементы лишены изначального содержания, и получается какая-то Кока-Кола без сахара.
Ему возразил Лев Гудков. Сначала он отметил, что сам номер презентуемого журнала ему понравился. Жалко только, что изданию присущ неисправимый филологизм, из-за этого все явления переводятся в план дискурса и нарратива. Он видит ситуацию так: модернизация – это переход от закрытого сословного общества к открытому, ориентированному на успех. По мнению Льва, особенность нашей российской модернизации состоит в том, что у движущих сил модернизации – то есть бюрократических систем – слишком сложный характер. Она ограничивается только своими интересами, причем на Руси так было всегда. Максимум, на что способна бюрократия в России, провести узконаправленную модернизацию, чтобы решить свои собственные проблемы: например, при Сталине была проведена военная модернизация. Что же мы видим сейчас? У нас имеются архаические социальные институты – власть, которая не подчиняется обществу, а, наоборот, подавляет все идущие от него импульсы. Ностальгия у народа только кажущаяся, потому что у нас короткая память. В конце выступления Лев сделал мрачный прогноз: тоталитарная система будет разрушаться еще на протяжении жизни еще минимум четырех поколений. А все потому что механизмы власти появились первыми и уйдут последними.
Фото Маши Федоренко
Слово взял Александр Шубин. Он сказал, что архаические социальные институты – не новость, они есть везде, в Японии и США в том числе. И что память у народа короткая – он тоже не согласен. Александр полагает, что есть два взгляда на модернизацию: идеологический и объективистский. Идеологический: это когда строится открытое общество, а объективистский – когда общество двигается от аграрного к индустриальному. Сейчас люди переезжают в города. Если бы Сократа заморозили в древние времена, а разморозили в Англии 13 века, он бы легко адаптировался: чего там, выучил бы Библию и язык, и все. А если бы его запустили в 20 век, он сразу сошел бы с ума – одно метро чего стоит. Так вот Медведев имеет ввиду объективистскую модернизацию, причем использует пост-индустриальные идеи, например, электронное правительство. И это странно – причем тут тогда модернизация? Александр признался, что он сам не в восторге от индустриального общества, ему бы в пост-индустриальное сразу перескочить, но что делать. А вот какие он сделал прогнозы: мы живем в эпоху деградации, и это само по себе вселяет надежду – значит, скоро она кончится, через одно-два поколения. Медведев аккуратно наступает на те же грабли, что и Горбачев. Политика ускорения – это же как раз технологическая модернизация без социальных перемен. Это уже было в 1983-86-м годах, и тогда дело зашло в тупик. Станки есть, а мотивации работать нет. Вот и у Медведева набор блестючих штучек, вроде Глонасса, который не летает. Еще Александр отметил, что нынешняя бюрократия очень тонко использует советские символы, потому что элита боится сравнений с СССР. Но все-таки они используются – нехотя, чтобы лучше управлять народом, которому эти символы близки. Александр знает, что делать, чтобы все стало хорошо: надо возродить социальные институты и все, что было разрушено после 1991 года, отменить ЕГЭ, а еще изъять частную собственность от феодальных собственников. Потом стоит возродить самоуправление на производстве, сильные профсоюзы, построить альтернативные поселения, в конце концов.
Фото Маши Федоренко
Тут слово взял Константин Сонин. Он сказал, что у экономистов все просто: они отталкиваются от реальности и ищут источники. Все достижения связаны с заимствованиями: был Айфон, появилась Нокия – тот же Айфон, но в два раза дешевле. Яндекс – это Гугл, Шоколадница и Кофехауз, которые изменили нашу жизнь – это модель Старбакса. Четко можно проследить, что изменений больше там, где присутствует частный интерес. Мы за 20 лет прошли путь от третьего до плохого первого мира, но изменений в государстве пока нет. По мнению Константина, модернизация всегда связана с изменением физического состава власти, это наблюдаемая эмпирически закономерность. И вот пока эти люди у власти, говорить о модернизации просто смешно. Почему мы вообще слушаем эти разговоры? Да от неопытности. А ведь даже американскому школьнику, который избирается классом, известно, что разговоры об изменениях – отличный козырь перед выборами. А вот почему у нас не происходит реальной модернизации? Потому что у нас нет спроса: люди всем очень довольны. Войны нет, очередей за сахаром тоже – все отлично. А в развитых странах граждане гораздо более нетерпеливые. «Так что я даже не знаю, о чем тут говорить!» - закончил свою речь Сонин.
Заговорил Виталий Куренной. Он сказал, что возникла самолегитимизация власти – при Ельцине власть стала ассоциироваться с авторитарной фигурой. Диктатура черпает силы из лозунгов про будущее, наша модернизация – это сплошные заимствования. Если говорить о Сколково, то можно вспомнить историю с Петром Первым. Он купил коллекцию, которая легла в основу Кунсткамеры, за 30 000 талеров. Для сравнения: Лейбниц просил себе у него 10 000 в год за научную работу. Считалось, что эта коллекция будет двигать науку вперед. У нас так всегда: хотим построить Силиконовую долину, а получается фигня с уродами. По поводу всего советского и ностальгического Виталий сказал так: сейчас эти образы уже не несут символической нагрузки, бюст Сталина мог бы стоять и в Храме Христа Спасителя, и грома не разразилось бы. А вообще модернизация порождает внутри себя антимодернизационные настроения.
В беседу вступил Денис Драгунский. Он согласился с некоторыми выступающими в том, что власть ведет очень сильную и эффективную политику – но лишь в собственных узких интересах. Денис обратил внимание слушателей на три понятия модернизации. Что касается перехода от деревни к городу, то у нас 75% «горожан» живет на самом деле в поселках городского типа, это уже не деревня, но еще не город. Второе определение модернизации – синонимично понятию «обновления». Определение номер три – либеральные ценности, например, ценность самореализации личности и универсальное право. И получается, что мы спорим, сами не знаем, о чем, и это очень хорошо для правящей верхушки. Мы решаем эти странные вопросы, вместо того, чтобы заняться чем-то практически полезным. Денис сказал, что у нас очень много терпеливых людей. Вот считается, что свобода всем людям очень нужна. Но вот что интересно: ученые выявили два самых распространенных типа реакции людей: action engagement и conservation withdraw. У нас люди согласились все терпеть ради спокойствия, чтобы их никто не трогал. Опросы показывают, что целых 85% россиян считают, что от них ничего не зависит. Если в квартире раздается шум, есть люди, которые встанут и посмотрят, что это. А есть такие, которые спрячутся под одеяло и замрут. И вот мы все существуем в этом состоянии. Но есть и хорошая новость: «любой политический режим вечен, пока он не кончится», - шуткой завершил Денис свой рассказ.
Наконец, микрофон взял Сергей Рыженков. Он отметил, что у присутствующих получается междисциплинарный диалог. Сергей сказал, что скоро будут вспоминать, что при советской власти интернет был быстрее, а мобильная связь была бесплатной. Он видит социологический и стратегический подходы к изучению модернизации. Первый связан с макроизмерением модернизационных процессов. А второй – краткосрочный. Лично Сергею ближе краткосрочный, потому что мало ли что будет через 200 лет – сейчас-то это точно неизвестно. По мнению Рыженкова, модернизация возможна и без социальных перемен, демократия тут ни при чем, что доказывают исследования. Есть одна «фишечка»: в тоталитарных государствах большую роль в росте играет эксплуатация людей, а в демократических – технологии. Дальше он заговорил о ситуации в России: нас уже не увозят в воронках по ночам, но если человек начинает участвовать в политике, то его сразу останавливают. А люди не готовы много платить за свои убеждения. Поэтому никто не может вывести людей на улицы. Хотя и было несколько случаев, которые дают надежду: доктор Лиза собирала людей, митинг Шевчука, который прошел без политической повестки. И вот когда таких мероприятий будет больше, люди перестанут бояться, и это будет сигналом наверх начать процесс демократизации.
Потом выступающие ответили на вопросы из зала. Льва Гудкова спросили, что народ думает о Сколково. Он ответил, что народ думает, что это вариант сталинской шарашки. Константина Сонина спросили, как же все-таки стимулировать спрос на инновации, чтобы у нас появились собственные высокие технологии. Сонин ответил, что ничего не выйдет, для этого нет никаких предпосылок, нам лучше заимствовать, к тому же это экономит время и деньги. Потом все еще немного обсудили интересы власти: Гудков считает, что у власти сознание временщиков, а Калинин думает, что власть метит в наследственную аристократию. Шубин в принципе согласился – «иначе Ксению Собчак так часто не показывали бы по телевизору».
Дискуссия показалась всем очень плодотворной – и всех пригласили на последующие семинары о политике и культуре, которые мы будем анонсировать на Полит.ру.
