Заявление министра обороны Сергея Шойгу о начале «большой охоты на программистов» вызывает неоднозначную реакцию, равно как и предыдущая его инициатива по созданию «научных рот». С одной стороны, эти действия можно расценивать как первые шаги в рамках «курса на модернизацию и перевооружение армии», который Владимир Путин провозгласил накануне выборов в одной из программных статей. С другой, нельзя не обратить внимание и на «фактор аппаратной борьбы» в правительстве, который в российских реалиях оказывает огромное влияние на процесс принятия решений.
С отставкой Сердюкова противостояние «оборонного вице-премьера» Дмитрия Рогозина (курирующего оборонную промышленность) и руководителей Министерства обороны не завершилось. Спор о том, кто и где должен закупать технику, продолжается уже давно. Но сейчас, по всей видимости, борьба развернулась и за контроль над высокотехнологичным производством для военных нужд, а значит и за солидные бюджеты.
В конце февраля этого года Рогозин заявил, что военным не стоит вмешиваться в процесс разработки и производства вооружений — они должны сосредоточиться на его эксплуатации. «Промышленники должны осваивать технологии, новые компетенции, новые знания, новое понимание, а военным это не нужно. Военные должны получить качественный продукт, его эксплуатировать и с ним защищать страну», - сказал вице-премьер.
В свою очередь, Серегй Шойгу уже в начале марта выступил с инициативой по созданию научных рот, в которых студенты, по словам министра, «не покидая университетских стен, будут вместе с преподавателями выполнять те работы, которые нужны Минобороны». Таким образом, он явно обозначил задачи, на которые ориентируется руководство министерства в долгосрочной перспективе. Идея создания «научных рот», при всей своей неоднозначности, задумана как долгосрочный проект, символизирующий интерес министерства к процессу разработки и производства оружия.
Новый эпизод этого противостояния мы наблюдали на прошлой неделе. Между Дмитрием Рогозиным и заместителем министра обороны Анатолием Антоновым состоялась заочная дискуссия на тему военных возможностей России.
28 июня на конференции, посвященной тем самым предвыборным поручениям Путина в оборонной сфере, вице-премьер сделал ряд пессимистичных заявлений. По его мнению, российские военные в настоящее время не способны эффективно противостоять гипотетической атаке «предполагаемого противника» - вооруженных сил США.
«В результате удара с применением 3500-4000 единиц высокоточного оружия в течение 6 часов будет практически полностью разрушена инфраструктура, и государство лишится способности сопротивляться... По существующим в США оценкам, в результате такого удара может быть уничтожено 80-90% нашего ядерного потенциала», — заявил Рогозин.
Вице-премьер подчеркнул, что единственным выходом из ситуации может стать «асимметричный ответ» с использованием «принципиально новых типов вооружений», которые России и необходимо создавать.
Через несколько дней с «ответным заявлением» выступил Анатолий Антонов (правда, речь вице-премьера он прямо не упоминал). По словам заместителя главы Минобороны, молниеносное уничтожение российских стратегических вооружений - миф, и российское военное руководство «делает все, чтобы не допустить ослабления ядерного потенциала».
«Ни одно государство не может сегодня безнаказанно нанести урон обороноспособности России. Тем более — уничтожить единым махом до 90 процентов наших стратегических ядерных сил. Ядерные силы России были и остаются надежным гарантом безопасности страны», - заявил Антонов, отвечая на вопросы журналистов в ходе пресс-конференции.
Фактически диалог между «оборонным вице-премьером» и профильным министерством получается довольно простой. Дмитрий Рогозин убежден, что военные с форсированной модернизацией вооружений и поиском «асимметричных ответов» не справятся. Поэтому задачи по разработке и производству (ну и, конечно, огромные бюджеты) должны достаться тем самым «промышленникам», которых он курирует на уровне правительства.
Минобороны такой наглости терпеть не желает. Военные всеми силами стремятся показать, что они нынче и сами на передовой научно-технического прогресса и полностью владеют ситуацией. Отсюда и внезапная публикация грандиозного «плана развития Вооруженных сил», и последние заявления о дружбе с учеными и сотрудничестве с гражданскими специалистами.
«Мы начинаем "большую охоту" на программистов. Охоту в хорошем смысле этого слова, потому что это продиктовано тем объемом программного продукта, который необходим армии в ближайшие пять лет», — так Сергей Шойгу охарактеризовал перспективы работы ведомства на встрече с ректорами ведущих вузов. Он обратил внимание, что в принципе военных интересует «все инновационное, что возможно для применения в Вооруженных силах».
К тому же министр сообщил, что «проект по созданию научных рот в российской армии нашел поддержку верховного главнокомандующего». «Сфер приложения для военнослужащих таких рот очень много. Это, в частности, работа по созданию мобильных электроустановок на альтернативных источниках питания, которыми являются солнце и ветер, такие установки нужны для горных подразделений, как и установки по добыче и очистке воды», — заключил министр.
Налаживание контактов с учеными и «охота на умы» — во всех отношениях разумный шаг, но что Минобороны может предложить тем, на кого охотится? Взять, к примеру, программистов, которыми так заинтересовались военные. На профильных форумах многие компьютерщики после заявления Шойгу принялись шутить о «сталинских шарашках», но некоторые уже всерьез задумались и о «материальных бонусах» (квартире или военной пенсии), которые государство может им предложить.
Квалифицированный и опытный программист на рынке «стоит» дорого, требует комфортных условий труда да еще и довольно капризен в отношении рабочих задач. Проекты для него обычно подразделяются на «интересные» и «высокооплачиваемые». Работу над популярным и востребованным программным продуктом Минобороны предложить точно не сможет — значит придется компенсировать этот фактор деньгами. Впрочем, кто именно будет выступать в качестве работодателя — промышленники или военные — в данном случае не так уж важно.
Если «обладатель бюджета» будет готов платить, то есть надежда, что у квалифицированных гражданских специалистов, ученых (судя по всему, даже у студентов) появится определенный шанс получить часть средств, которые родина собирается потратить на «оборонную модернизацию». В конце концов, масштабные и долгосрочные военные заказы многие годы вносили весомый вклад в развитие науки (в том числе, в СССР и в США). В России возвращение этой практики вполне может сыграть положительную роль в том случае, если начинание не выродится в череду новых «распилов-междусобойчиков».
