Забавная вещь – о Данииле Московском почти все что-то слыхали, но почти никто ничего не знает. То есть – не может сказать ничего вразумительного: чем, собственно, прославился этот средневековый русский князь и почему в честь него называют атомные подводные лодки (проект 671), учреждают церковные награды, канонизировав в качестве "святого благоверного князя", и ставят ему бронзовые памятники. А, кроме того, почему имя этого князя столь широко фигурирует в Московской топонимике – тут и Данилов монастырь, и Даниловская площадь, и Даниловская набережная…
В целом, объяснение этому простое – Даниил, младший сын Александра Невского, волею истории оказался основателем династии московских Рюриковичей (Даниловичей), непрерывно правивших Москвой и формировавшимся вокруг нее государством вплоть до смерти царя Федора Иоанновича в 1598 г. Собственно, при нем Москва начала играть какое-то значение в русской политической жизни. И даже не какое-то, а достаточно заметное, что, в общем, было достаточно неожиданно для города и княжества столь незначительного, лишенного каких-либо географических преимуществ, серьезных оборонительных сооружений и вообще чего-либо, сколько-нибудь примечательного. В самом деле, в Москве ни до Даниила, ни при нем, ни даже при первом наследнике его власти – Юрии Даниловиче не было построено ни одного каменного здания, а самый значительный церковный деятель носил сан архимандрита (он был там один такой) и появился как раз в результате нетривиальных усилий Даниила Александровича, основавшего в конце жизни уже упомянутый Данилов монастырь. В общем, это была абсолютно заштатная область, управлявшаяся теми или иными князьями, не считавшими нужным закрепляться в ней династически, поскольку эти князья имели виды на что-нибудь более привлекательное – такими, как брат Невского Михаил Ярославич Хоробрит или даже сам Александр, по некоторым данным, бывший одно время московским князем. К тому же разоренная Батыем в 1238 г., что называется, по первому разряду...
Родившемуся в конце 1261 г. Даниилу Москва досталась после смерти отца в 1263 г. – как самому младшему из сыновей Александра, он получил самое слабое наследство. Понятно, однако, что даже такой Москвой управлять двухлетний мальчик не может – в результате, городом управляли администраторы (тиуны), назначенные его дядей – Ярославом Ярославичем, родоначальником династии тверских князей. Сам же Даниил воспитывался в Твери, при дворе этого своего дяди. Ярослав Ярославич скончался в 1271 г., где-то после этой даты Даниил вступает в свои московские права – точной даты и обстоятельств этого мы не знаем. На страницах истории он вновь появляется лишь после 1280 г. – с началом очередного периода усобиц между князьями Северо-Восточной Руси, в которых посильное участие принимали и соседи: Новгород, Рязанское и Смоленское княжества, а главное – татары.
Итак, в начале восьмидесятых по факту образовалось три коалиции. Одну возглавлял второй сын Невского – Андрей Александрович Городецкий, к нему примкнули Ярославский, Стародубский и Ростовские князья. Воспользовавшись сменой "хозяина" в Орде – в 1281 г. там воцарился Туда-Менгу – Андрей отправился в Сарай и получил там, по всему, ярлык на Владимирское Великое княжение вместо своего старшего брата Дмитрия Переяславского. И не только ярлык, но и татарский контингент под командованием неких Ковадыя и Алчедая. Вся эта армия сперва опустошила Муром (владение князей Рязанского дома, к Владимирскому Великому княжеству не имевшее вообще-то никакого отношения), затем двинулась на Северо-Восточную Русь, опустошая владимирские, юрьевские, суздальские, переяславские, ростовские(!) и тверские земли. 19 декабря был взят Переяславль – столица Дмитрия, который бежал сперва в новгородское Копорье, однако вскоре был выгнан оттуда новгородцами, лишь годом ранее неблагополучно закончившими с ним войну. В итоге Дмитрий укрылся во Пскове у правившего там литовского князя Довмонта. Андрей отпускает татар, приезжает в Новгород, где подтверждает свой статус еще и новгородского князя, а затем возвращается к себе в Городец. Именно в этот момент проявляется третья из упомянутых нами группировок – против Дмитрия, пытавшегося восстановить свою власть над частью новгородских земель, выступают соединенные войска Твери, Москвы и Новгорода. Это – едва ли не первое вообще упоминание об участии какого-либо московского князя в реальных политических действиях. Армии встретились у Дмитрова и, не вступая в сражение, заключили мир.
Тем временем, князь Андрей вновь посетил Сарай и вновь привел оттуда татарское войско – под командованием неких Алыня и Туратемира. Здесь надо сказать, что в Золотой Орде в это время случилась, говоря русским языком того времени, "замятня": западная часть улуса Джучи – от Дуная до Северского Донца – фактически откололась от Сарая и власть там захватил некий темник Ногай – внук одного из братьев Батыя. Первое время он сохранял известный формальный вассалитет по отношению к Туда-Менгу, однако всем было ясно, что это – лишь видимость. И вот Дмитрий Переяславский, почувствовав запах жареного, отправился к Ногаю в Исакчу за помощью. Каковую и получил. В результате Андрею пришлось помириться с братом, подтвердить его права на княжение в Новгороде, земли которого они после этого совместно поразоряли. Во всяком случае, ярлык на Великое Владимирское княжение остался у Дмитрия.
Видимо, вскоре после этого на сторону Дмитрия переходят Москва и Тверь, также принимая вассалитет по отношению к Ногаю. Характерно, что именно тогда, в договоре с Ногаем, Тверь и Москва сумели оговорить право самостоятельного сбора дани – а не через ордынских чиновников. Эта привилегия сохранилась и при последующих ханах, распространившись постепенно и на другие русские княжества.
Политический выбор Даниила Московского как будто казался верным: Ногай усиливался, а вместе с ним усиливались его русские вассалы. Настолько, что под шумок Даниил сумел оттяпать от Смоленского княжества Можайск! Это действительно был незаурядный результат в виду соотношения сил Москвы и Смоленска, невозможный без прямой поддержки Ногая. В 1291 г. Ногай сажает на Сарайский престол своего ставленника – Тохту, полагая, что тот обеспечит ему контроль над всем улусом Джучи. Ногай просчитался, но в начале казалось, что все так и вышло: это был пик его могущества.
Однако, уже в 1293 г. Андрей Александрович вместе с ростовскими князьями и обиженным Москвой Федором Ростиславовичем Смоленским едут вновь в Сарай, где получают от Тохты так называемую "Дюденеву рать" (от имени брата Тохты - Тумана). Все это войско двинулось на Дмитрия и его союзников: великий князь привычно бежал в Псков, а его Переяславль был взят. Кроме этого, были взяты Владимир, Суздаль, Коломна, опять несчастный Муром, не имеющий отношения к конфликту, Дмитров, Юрьев, Волок Ламский, Углич, а также "взяша Москву всю и волости и села". Это был второй в истории города случай взятия его иноземным врагом из пяти. Противники Андрея, однако, обратились к своим татарам, ногайским – и в результате Михаил Тверской привел на защиту своего города татар некоего Токтомера, вынудивших Дюденя отступить. В результате, в 1294 г. в Торжке был заключен мир, по которому Андрей становился Владимирским Великим князем и кроме того получал Новгородское княжение. Дмитрий Александрович возвращал себе разоренный и сожженный Переяславль. Впрочем, Дмитрий скончался в том же 1294 г., по дороге из Твери в Переяславль.
Каковым стало соотношение сил в последующие годы – сказать сложно. Известно лишь, что в 1296 г. новгородцы изгнали наместников Андрея в то время, когда сам Андрей был в очередной раз в Волжской Орде. На княжение позвали Даниила, тот вместо себя послал младшего сына – малолетнего Ивана, будущего Калиту. Тем временем, Андрей Александрович пришел из Волжской Орды с татарами – с так называемой "Неврюевой ратью", названной по имени ее предводителя Олексы Неврюя. С этими силами он двинулся на Переяславль, оставшийся без своего нового князя – Ивана Дмитриевича, бывшего в это время у Ногая. Очевидно, что он просил у Ногая войск – однако, успеха не достиг: Ногай сам готовился к решающему столкновению с Тохтой и войсками не разбрасывался. В общем, против Андрея выступили лишь Даниил Московский и Михаил Тверской – противники сошлись под Владимиром, однако до серьезных сражений все-таки не дошло. Был заключен договор: за Андреем признали великое и новгородское княжения, Иван сохранил за собой Переяславль, за ярлыком на который, по всей видимости, и ездил в Орду Андрей.
Довольно резкое изменение ситуации произошло в 1299 -1300 гг., когда Тохта разгромил войска Ногая, убил его самого и восстановил целостность Орды. Теперь Московско-Переяславско-Тверская коалиция лишилась татарской опоры и начала немедленно рассыпаться: Михаил Тверской на княжеском съезде в Дмитрове рассорился с Иваном Переяславским и принял сторону Великого князя.
И вот тут произошло самое интересное. Казалось бы, для Даниила Московского, лишившегося основных союзников, должны были настать плохие времена – однако, летописные следы его активности говорят скорее об обратном. Даниил в последние годы своей жизни ведет исключительно наступательную политику. Так, уже в 1300 г. он вмешивается в династический спор рязанских князей, совершает поход на новую столицу Рязанского княжества – Переяславль-Рязанский (вместо сожженного Батыем Спасска-Рязанского), в сражении у города побеждает войско рязанского князя Константина, самого его берет в плен и увозит в Москву. При этом, в оплату услуг у новых рязанских князей отбирается город Коломна… Более того, Даниил не остановился перед тем, чтобы разгромить поддерживающий Константина татарский отряд – причем, это были "правильные" татары, посланные Тохтой для поддержки князя, правившего на основании выданного им ярлыка! Подобное – крайне редкий, если не исключительный случай для того времени.
В чем же исток подобной лихости? Похоже, вот в чем. Как известно, власть Ногая в полной мере распространялась на южнорусские княжества – в частности, Брянское (Черниговское), Киевское и Галицко-Волынскую землю. После же объединения Орды в этих образованиях имели место довольно серьезные "перетряхивания" властей и их окружения. В итоге, возникло довольно много высокопоставленных дружинников и крупных землевладельцев, имевших сильное желание, а то и витальную необходимость "отъехать" на службу к другому князю. И вот им-то Даниил Московский поспешил оказать гостеприимство.
Разумеется, эти люди были ценными военными кадрами сами по себе, да, к тому же, переезжали в Москву не в одиночестве, а во главе собственных военных отрядов. И, тем не менее, обращение к политике последовательного инкорпорирования их в среду московского княжеского окружения было весьма непростым и нетривиальным решением. В самом деле: всех этих людей нужно было содержать – то есть, наделить населенной крестьянами землей в маленьком и неурожайном Московском княжестве. Иначе – разбегутся. Отсюда с неизбежностью следовал курс на территориальную экспансию, причем возникал мощный консенсус между князем и этими голодными пришельцами с юга, желавшими выслужиться и обогатиться.
Так, по сути, и возникла Москва. Ибо, трюк этот наследники Даниила Александровича потом повторяли неоднократно – охотно принимая в свое окружение выходцев из соседних земель, а затем, с их помощью, аннексируя соседские владения по кусочку. Причем, если для Даниила такая политика была результатом выбора, то для его потомков результатом выбора мог стать, напротив, лишь отказ от нее: машинка была запущена и крутилась почти сама.
