Все знают, что существуют события большие и маленькие. Причем,традиционно считается, что большие – это что-то вроде переговоров самериканцами или приезд нашего или премьера куда-нибудь на завод, где давно неплатят зарплату. Маленькие же – это когда пропала девочка или туристы потравилисьподозрительными коктейлями. От одних событий происходят грандиозные изменения,от других – пара дней досужих разговоров. Но вот что удивительно: историяиногда перетасовывает приоритеты. С американцами как вели переговоры, так иведут по сей день, и на какой 1001-й стадии все это застревает – большинствунепонятно да и неинтересно. Президент куда-то приехал, а потом уехал, а потом ивообще перестал быть президентом, и все забылось. А иное маленькое событиепопадает под колесо телеги, и вся телега начинает крениться в сторону.
Отчасти в этомвиноваты медиа, в последнее время верстающие на первую полосу историюмаленького человека. Но, кстати, и без медиа интерес народа (хочется написать«общественный интерес», но так было и до возникновения «общества») возводил«маленькое событие» в символ, а через толкование символа производил изменение всебе. Следовательно, и в своей истории.
Классический пример – борода.
Казалось бы, какая разница, носит русский бороду или нет, авот Петр отрезал бороду, и пошла по Руси модернизацинная смута. Получалось:если ты за прогресс – то побрит, а если с бородой, то тянешь в прошлое.
Соловьев писал: «…нозачем Петр велел бороды брить, чем они ему помешали? Зачем переменил староерусское платье на иностранное? Историк не может отделаться от этого вопроса,указавши на его незначительность; не может сказать: занимаясь изучением такойгромадной, важной деятельности, стоит толковать о бороде и платье? Стоиттолковать, как стоит толковать о всех других проявлениях человеческойдеятельности, человеческого творчества» («Петровские чтения»).
В советское время символ бороды диаметрально перевернулся.Оказалось: небрит, с бородой, как у Хемингуэя, длинноволос, следовательно, заоттепель, за прогресс. А побрит –то явно «сотрудник», партработник сексот. Чтотак же вписалось в историю вместе с рейдами комсомольских дружин, отлавливавших«волосатиков» в иностранных джинсах.
Джинсы - ерунда? Но опять же за сто лет до этого Соловьев замечал:«Те, которые жалуются на смену русскогонародного платья иностранным, не обращают внимания на то, что здесь произошлаперемена старинного платья не на платье какого-нибудь отдельного чужого народа,но на общеевропейское в различие от общеазиатского, к которому принадлежаладревнерусская одежда».
Вписалось в Историю и такое «маленькое событие» как выставканеформальных художников в Измайловском парке. Как ни странно, наравне сКарибским кризисом оно вписалось – помнят почти одинаково и, следовательно,через память почти одинаково они воздействуют. Сам ходил на ту выставку (навторую! первую - давили бульдозерами), был восторжен отчего-то, хотя еслизадуматься: что тут за коды? Ну, картинки, ну, в парке, и что?
В общем, я все это веду к тому, что и такое «маленькоесобытие» как нынешнее стояние (или толкание, пихание) на Триумфальной площади потридцать первым числам каждого второго месяца, очевидно, похоже, тоже войдет вИсторию, независимо от того, приходили ли туда тысячи людей или всего полторадесятка. Ибо через этот маленький эпизод (стояния, или толкания, или пихания) насамом деле происходит необходимое взросление нации. Происходит осваиваниедемократии, поначалу данной россиянам как копия с заграничных форм, до поры казавшейсявполне даже сносной, пока ее не начали трогать руками и прилаживать кпрактическим надобностям.
И, в общем, неважно, что те люди, которые изначально все этозатеяли – Лимонов или Яшин – могут остаться в истории лично недооцененными инедознаменитыми, не пробиться в «наверх», как не пробились «наверх» многиедиссиденты семидесятых или многие неформалы конца восьмидесятых. Все они таскаликаштаны из огня не для себя и, возможно даже, что в иных условиях, когда и еслиситуация снова перевернется, им нечего будет сказать, кроме пары банальностей, вродетого, что «свобода лучше несвободы», и всеми плодами их усилий воспользуютсядругие.
Однако правда так же и в том, что именно они инициировали в конкретныйисторический момент сложный процесс осмысления того, чем в философском смыслеявляется русская власть, где пределы ее компетенции, каковы возможности дипломатического сношения с нею… А ведьэто гораздо более важная тема, чем: будет подземная парковка на площади или небудет, пересилят некие бузотеры уличной демократии официоз или официоз настоитна своем.
Действительно, предложенная для демонстраций «разрешенная»Болотная площадь в предметном плане мало чем отличается от запрещеннойТриумфальной. Нет ощутимой на первый взгляд разницы и где ходить с плакатом ичто кричать. Однако частная проблема жалкой (не многотысячной же!) стихийной демонстрациивозвращает нас к главной и совсем не жалкой проблеме: что является источником властирусской власти?
С одной стороны, из хрестоматии все знают – народ. Отскакиваетот зубов. Но в то же время мэр Москвы Собянин искренне уверен и вроде бы напрактике получает тому подтверждение, что нет, не народ, источник его власти –Путин, народ не причем. А Путин, наверно, вообще никак не считает. Хотя, еслиподумать, без народа нельзя быть даже узурпатором. Даже тираном нельзя быть безнарода. Поскольку без народа нечего узурпировать и некого тиранить. Тому же Петру,когда он начал свои непопулярные реформы, народ в челобитных своих угрожал, чтоежели царь будет так жать, то народ разбежится, уйдет. И действительно уходил… Какпишет Брикнер («История Петра»), целыми городами… Хотя Петр был царь-работник, а нынешние -непонятно что.
Важно другое, что не понимая, вернее, так и не говорившись отом, что является источником власти в России, мы так же и не очень не понимаем,как технологически должны решаться те или иные проблемы, хотя бы даже частнаяпроблема одной отдельно взятой парковки машин (не ядерных же ракет!) в историческомцентре столицы, если она, проблема, по какой-то причине была здесь поставлена.
Собянин с Путиным и примкнувшим к ним Медведевым посчитали,что неразрешенную ими же демонстрацию они смогут легко победить устройством наэтом месте склада мусора и ямой якобы для нужд подземного паркинга рядомстоящей гостиницы «Пекин», и это даже будет очень остроумно, как в КВНе: людиприходят, а тут, ба-а!– яма! И статуя Маяковского – в ящиках! Но при этом Собянинс Путиным и примкнувшим к ним Медведевым ошибочно игнорируют тот факт, что ни капиталистамиз «Пекина», ни их богатым постояльцам, ни даже важным чиновникам из мэрии иКремля ни Маяковка, ни что-либо другое такое же «общественное»… не принадлежит,а москвичам могут быть прибыли и удобства «пекинцев», как и «остроумные» расчетыкремлевцев, глубоко до лампочки.
Но главное, что не понимают Собянин,Путин и примкнувший к ним Медведев, что они не властители здесь, а всего лишьсамонанятые (нанятые собой же за наш счет) менеджеры и, очевидно, поэтому вэтом качестве тоже должны искать какие-то способы легализации своих волевыхрешений. В какой-то форме, возможно, даже и испрашивая разрешение (какэто было в случае Химкинского леса) у москвичей.
Вот на самом деле, что мы решаем на Триумфальной - комупринадлежит Москва, кому принадлежит Россия.