В канун традиционного русского Новолетия, которое приходится на 13 января, мы публикуем беседу с директором Института национальной модели экономики Виталием Найшулем. Разговор идет о том, как, празднуя Новый год, руководство России готовит "оранжевую революцию", о государственном хламе, о том, как от него избавляться, и вообще о громадном значении государственных праздников. Беседовали Дмитрий Ицкович, Виталий Лейбин и Булат Нуреев.
Самый любимый народный праздник Новый год находится в серьезном символическом конфликте с Рождеством…
Вообще-то празднование Нового года по новому стилю ничуть не противоречит русской православной традиции. Оно не мешает ни рождественскому Посту, ни следующему за ним Рождеству Христову. Гражданский Новый год отмечается во многих приходах, в том числе консервативных. Но отмечается как второстепенный праздник, так, как светские люди отмечают День авиации или День защиты детей. Если же праздновать Новый год по-настоящему, как это делается народом, то он совершенно не сочетается с рождественским Постом и подготавливаемым им Рождеством.
Эти трудности возникают не только у воцерковленных граждан, которых в России меньше 10%. Подавляющее большинство населения страны (около 60%) – крестят детей, венчаются и, так или иначе, причисляют себя к православию. Всех этих людей Новый год заставляет делать выбор: за народ или за церковь? Либо они с народом и от всей души празднуют Новый год, либо они с церковью, которая предписывает в эти дни пост. Одни, не желая того, берут на душу грех, другие, соблюдая церковные установления, чувствуют себя «катакомбниками», причем в стране, где президент получает благословение от Патриарха. Особенно трудно приходится православной и полуправославной молодежи, которая нуждается в социализации.
Стоп, здесь надо пояснить, откуда конфликт. Петр I, проведя календарную реформу, также ввел обычай празднования Нового года. Где-то в 30-40 годах XIX столетия, как показала в своих замечательных исследованиях Е.В. Душечкина, в Российской империи утвердились и главные атрибуты праздника – Дед Мороз и елка…
Это был другой Новый год, который отмечался в другое календарное время. Тот Новый год было запрещен со второй половины 20-х годов, с ним боролись как с «поповским обычаем». Советский Новый год был учрежден в 1936 году – в канун принятия «конституции победившего социализма» – и стал важнейшей идеологической инновацией Сталина. С его помощью репрессивный режим удовлетворил тоску народа по Новолетию и «народному» празднику и получил всенародную символическую составляющую. Кроме того, в празднике был заложен конфликт между православием и народом – уж кто-кто, а бывший семинарист Сталин понимал значение обильного празднования в рождественский Пост.
Новый год и есть наш настоящий День Чекиста. Уберите его - и репрессивное основание государства сгинет. Государству сразу понадобятся культурные основания: Вера, Отечество и др., причем не только русского, а всех народов России. Новый год – это игла Кощея, бессмертного советского человека. Ведь и 7 ноября, и тело Ленина в Мавзолее – все это для «идейных» и коммунистов, а Новый год – для всего советского народа. Его упразднение будет означать исчезновение советского народа, настоящий конец советского строя.
В чем практический ход?
Технически это очень просто. Нужно только вернуть Новый год на его историческое место (13 января). Это нисколько не помешает деловой жизни, не российской, ни мировой, как не мешает ей китайский, еврейский, вьетнамский и т.п. Новый год. Будет даже выгода: желающие пообщаться на каникулах с заграницей смогут это сделать гораздо дешевле. А западноевропейский Новый год можно отметить в частном порядке здесь или съездить для этого в Европу, как на карнавал в Венецию.
Вообще у нас есть замечательная пословица-призыв: «Живи по старине, а хлеб ищи на стороне!». То есть соблюдай обычаи предков, а хлеб насущный ищи даже среди чужих. А делают все наоборот: упрямо ищут хлеб по старине там, где его уже нет, и хотят жить как у чужих, но никак не получается. Нормально взять чужой календарь вместо своего, чтобы было легче работать, но не нормально отмечать чужой праздник как свой.
Возвращение русского Нового года будет настоящей государственной реформой, а не «очередными мерами по…» Ее знамение: перенос праздника заметят все, вплоть до маленьких детей, и он будет иметь саморазворачивающиеся далеко идущие государственные последствия.
Почему вообще разговор о наших праздниках является таким уж значительным? Чем это отличается от разговора об очередных парадоксах постсоветской реальности, над которыми шутят профессиональные юмористы?
Праздники – дело самое серьезное. У любого государства есть символический ряд. И он – важнее законов и Конституции (кроме особых случаев, когда, как в Америке, Конституция сама является символическим текстом). К этому ряду относятся гимн, флаг и, самое главное, – праздники. Ведь гимн и флаг – для служивых людей, а праздники – для всего народа. Праздники – это высшие символы страны, всей ее жизни. Наши праздники демонстрируют институциональный и правовой хлам, которым завалена вся страна, они же его плодят и размножают.
Владислав Сурков любит повторять, что команда Владимира Путина сочетает разные традиции России неконфликтным образом, и в этом их большое достижение. И пускай. Почему же эти традиции не смогут примириться сами по себе, по законам эклектики, – все само как-то перемешается и наладится? Почему требуется реформистское действие?
Беда в том, что смесь часто не имеет сильных качеств составляющих частей. Бывает, что два политика с электоратом по 10%, объединившись, получают не 20, а 2% голосов. Может ли эклектическое государство существовать долго? Только если у него есть какая-то важная платформа. А что касается того, что само собой все уляжется… Мы еще помним время, когда считалось, что если о проблемах и конфликтах не говорить, то они рассосутся сами собой. В брежневское время замалчивали, например, необходимость повышения цен. Но от этого сама проблема никуда не делась, и, в конце концов, это государство пошло в разнос.
Но в эклектизме есть попытка ответа на настоящий государственный вопрос. Мы же не можем полностью отказаться от советского наследства…
А этого совершенно не требуется. Часть советских институтов жизнеспособна, они встраиваются в будущее, и было бы странно от них отказываться. В объявлениях пишут «продаю квартиру в сталинском доме», то есть «сталинский дом» – это знак качества, как и советский балет или космонавтика. А вот, скажем, советский работник торговли никому не нужен. Понятно, что 70-летний период генерировал интересные новые образцы. Если бы Новый год оказался на Святках, то конфликт мог и не возникнуть.
Похоже, что никому не нужен не только советский работник торговли. Сегодня и советский человек вообще – образец довольно беспомощный. Что и показала революция на Украине, где советская часть страны противостояла западнической. Советский человек проигрывает всякий раз, как только доходит дело до ценностного конфликта. На Майдане донецкие шахтеры не знали, что ответить наивным, но ценностно окрашенным высказываниям киевлян и западников. У советского человека разрушено ценностное поле: ограничено прошлое, нет страны, нет границ, нет живых символов.
Верно. Поэтому можно заявить, что главного урока из "оранжевой революции" Администрация Президента не извлекла. Продолжая праздновать 1 января, они готовят революцию в России.
Возвращая Новый год на привычное место, мы усиливаем русские досоветские символы. А как быть с мусульманами, с иными культурами в Росси?
А так, что отмена советского Нового года означает необходимость опоры на национальные культурные символы для всех, а не только для русских, и об этом мы уже говорили выше. И это возможно, если мыслить Российскую Федерацию букетом цветов, а не тугим перевязанным веником. Русские и нерусские земли, русский и нерусские народы, русские и нерусские общины – все должны иметь соответствующее институциональное обеспечение для полноценной государственной деятельности. Об этом, в частности, наша статья «Как строить российскую империю».
Тут трудно не похвалить государственное чутье Ментемира Шаймиева, разруливающего этноконфессиональные проблемы в Казани гораздо тоньше, чем это делает федеральное правительство в целом в России. Как символ Татарстана красуется Казанский Кремль, в котором восстановлен Благовещенский Собор и построена (а иначе – восстановлена спустя сотни лет) Мечеть Кул-Шариф. Это точно соответствует нашему тезису о сращивании Татарской земли и Казанской земли, которая является частью Русской земли.
Конечно, русский Новый год не так далек от западноевропейского Нового года, как китайский Новый год, но и он – очевидный символ отдельности. Удаление советских и восстановление православных символов ставит ограничение западничеству.
Заметим вначале, что советский Новый год имеет к Западу такое же малое отношение, как и к дореволюционной истории. Ведь там Новый год – второстепенный праздник, следующий за Рождеством. Но, конечно, отказ от западноевропейского Нового года означает уменьшение влияния русского европеизма, а также ограничение досужих разговоров о «разделении Церкви и государства», «вливании в западноевропейскую цивилизацию» и «построении западной модели государства». Как я люблю повторять, западники в России не знают Запада, а почвенники – почвы. Западное просвещение должно занять место за рабочим, а не за праздничным столом.
Отмена советского Нового года – идеологическая бомба. Она затронет все три идеологические инстанции России – государство, интеллигенцию и церковь. Для государства она ставит вопрос об идейно-правовой определенности, к которой оно не приучено. Для интеллигенции – вопрос о русском просвещении, к которому оно не готово. Для церкви – вопрос о переходе из позиции изгоя и досуговой организации на новые социальные и политические роли.
