Пострадавшие в результате теракта на Дубровке решили провести собственное расследование событий. Проходить оно будет под эгидой группы «Общее действие», созданной в 1997 году видными правозащитниками и общественными деятелями для содействия созданию гражданского общества в России. Еще в начале февраля один из активных участников группы Лев Пономарев направил генпрокурору Владимиру Устинову письмо с просьбой возбудить в связи с событиями вокруг «Норд-Оста» уголовное дело по статьям 228-1 (незаконное хранение наркотических средств без цели сбыта) и 109-2 (причинение смерти по халатности). Следующим шагом стало объединение пострадавших вокруг «Общего действия». В понедельник в Сахаровском центре на собрании пострадавших в результате событий на Дубровке и группы «Общее дело» были определены ближайшие цели и направления деятельности. Они таковы:
<«I>эффективно бороться с давлением, которое на пострадавших оказывают власти; <«I>централизованно собирать всю информацию о событиях на Дубровке; <«I>оказывать пострадавшим юридическую и, по возможности, и материальную помощь.Цели благие, но у Игоря Трунова, представляющего интересы пострадавших по искам к московскому правительству о причинении ущерба, отношение к пономаревским инициативам выявилось весьма скептическое. По его мнению, возбуждать сейчас уголовное дело v не ко времени. Это может привести к политизации процесса и сорвать переговоры с московским правительством о заключении мирового соглашения. С тем, что возбуждение нового уголовного дела v занятие безнадежное, соглашаются и в «Общем действии». По словам адвокат Павла Финогенова, чей брат погиб в «Норд-Осте», то, как были составлены медицинские заключения (пример: госпитализирован в результате бытовой травмы, полученной в результате терроризма) и заключения о смерти (причина смерти: жертва терроризма), не дает доказательств виновности медиков, спецназовцев или других участников в операции. Даже если это дело возбудят, Финогенов прогнозирует его исход: будут признаны нарушения за отдельными «стрелочниками», но доказать состав преступления будет невозможно. Максимальное наказание за подобные нарушения v строгий выговор.
Позиция Трунова заключается в том, что конфликта интересов между истцами и государством нет. Он трактует процесс как выработку механизма для работы закона о терроризме. Согласно федеральному закону о терроризме, выплата компенсации за причиненный в результате террористического акта вред лежит на государстве (в лице региональных властей) безотносительно к его вине. Соответственно, для реализации закона обвинять государство совершенно не нужно. Трунов небезосновательно опасается, что Пономарев будет выталкивать процесс в антивоенную плоскость. Цель, конечно, благая, но создается опасность, что интересы правозащитников не совпадут с интересами пострадавших. На Чечню многим из них по сути наплевать. Основная претензия людей обращена к властям, которые вели себя непристойно в конкретной ситуации. «Функциональная» позиция Трунова v не ссориться с властями v таким образом, тоже неоднозначно соответствует интересам пострадавших. Что именно нужно ставшему за счет «Норд-Оста» всероссийской знаменитостью Трунову, он не раз уже декларировал: не становится политиком от адвокатуры, а выиграть дело. Мировое соглашение v компромисс, который, на его взгляд, был бы в интересах пострадавших. Да и к излишним конфликтам адвоката с властями тоже бы не привел.
Пока Трунов добивается мирового соглашения, прокуратура расследует дело о «Норд-Осте». Следствие ведется за закрытыми дверями, и, судя по тому, что рассказывают свидетели, следователи считают, что руки у них в отношении пострадавших полностью развязаны. По словам бывшей заложницы Валерии Гуликовой (имя и фамилия изменены), прокуратура оказывает на пострадавших давление. После того как сестра Валерии рассказала «Новой газете», что ее сын погиб в результате пулевого ранения (это она разглядела на опознании), ее вызвали в прокуратуру и объяснили, что таких вещей лучше было не говорить. Также ей намекнули, что если она продолжит общение с журналистами, то тело племянника будет эксгумировано v другими словами, извлечено из могилы. У другой женщины погибла девочка, которая сразу после штурма была жива. Мать увидела ее на одной из видеопленок, которую показал следователь. Судя по всему, девочка погибла во время транспортировки. Осознав, что дело запахло жареным, следователь заявил, что эта девочка не может быть ее дочерью, поскольку видеосъемка не является доказательством. Женщина спросила, можно ли допросить того, кто снимал. Ответили: «Нет, нельзя v это тайна следствия». Сергей Мельников, чей сын погиб в результате штурма, озабочен тем, что прокуратура назначила повторную экспертизу тел погибших. Он убежден, что таким образом заметаются следы.
Отдельная проблема, как выяснилось, распределение помощи различных фондов. Многие, например РСПП, пообещали дать денег, но дали не всем, а только имеющим московскую прописку. Иногородним и жителям Подмосковья ничего не досталось.
Ближе к концу мероприятия выступил приглашенный кем-то из правозащитников «режиссер-документалист» v молодой длинноволосый парень с усталым лицом. Он долго и беспорядочно что-то рассказывал о положении чеченских беженцев в Ингушетии и о том, как российские войска убивают 12-летних детей. Мужчина из зала (у него в «Норд-Осте» погибла 14-летняя дочь сказал: «Мы обо всем этом знаем. Давайте говорить по существу».
Да, поддержал его сидящий в президиуме Лев Пономарев, у нас у многих есть что сказать, но сейчас мы занимаемся другим. Документалист отошел от микрофона и понуро вышел из зала. Пострадавшие остались v обсуждать дальнейший план действий. Главное для них сейчас v собрать как можно больше информации из первых рук и найти юристов из числа заложников, которые могли бы безвозмездно оказывать помощь в работе с документами. Открыты они для помощи и пострадавшим от других терактов.
