Если бы суда над Ходорковским и Лебедевым не было, его бы следовало выдумать. Зачем? Чтобы как можно больше людей в России и в мире поняли, что такое российское правосудие. Чтобы стало понятно, что “диктатура закона”, провозглашенная Путиным – миф. Судьи служат Генпрокуратуре и власти. А власть использует суд как орудие подавления, выдавая за независимый инструмент Фемиды.
Приговор Ходорковскому и Лебедеву оглашали три судьи. Ни у одной из них не возникло сомнений в правильности и правосудности решения. А что произошло бы, если бы кто-то из них вдруг отказался выносить этот приговор? За этот нетривиальный поступок они лишились бы судейской мантии, им могли бы припомнить какие-нибудь провинности и вообще мало ли что могло с ними случиться. Но почему все-таки они согласились вести это дело? Не могли отказаться? Или специально выбрали таких судей, в способности которых выполнить “заказ” до конца не было сомнений? Скорее и первое, и второе. Те, кто мало-мальски знаком с практикой российского правосудия отлично знают: в российском судейском корпусе много судей, которые способны выносить те решения, которые им укажут.
В подавляющем большинстве случаев при обвинительных вердиктах (оправдательные, как известно, составляют сотые доли процента) текст судебного решения отличается от обвинительного заключения лишь тем, что в конце стоит срок, к которому суд приговаривает подсудимого. Адвокаты в “заказных” делах, особенно когда заказ идет с самого верха, играют роль статистов, им остается лишь довольствоваться гонорарами. Как сказал один из адвокатов Ходорковского. “адвокаты в таких делах попросту не нужны”.
В последние годы мы были свидетелями громких дел, в которых, как в деле Ходорковского, судьи с самого начала поддерживали сторону обвинения, нарушая все правила состязательного процесса. Игорь Сутягин и Валентин Данилов, признанные шпионами, получили огромные сроки- Сутягин - 15 лет тюрьмы, а Данилов – 14. Чеченка Зара Муртазалиева была приговорена к 9 годам лишения свободы. Все эти люди были признаны виновными, хотя защита приводила убедительные доказательства того, что ученые не шпионили в пользу иностранных государств, а чеченская девушка не собиралась взрывать торговый центр “Охотный ряд”. Их защищали прекрасные адвокаты, но это не помогло. Российское общество проглотило эти беззакония. На процессы приходили только судебные репортеры, СМИ вообще освещали заседания этих судов крайне скупо. Правозащитники выпускали заявления, Владимир Лукин и Элла Памфилова обещали обратить внимание российского президента на нарушения законности в судах, в частности, в судах присяжных. Но людоедские приговоры были вынесены, и об этих делах забыли.
Суд над Ходорковским открыл глаза многим. Оказалось, что можно читать приговор две недели, превращая отправление правосудия в пытку, можно ни с того ни с сего в отдельно взятом московском квартале, у отдельно взятого московского суда ввести чрезвычайное положение, выставив оцепление из 500 милиционеров. Можно жестоко разгонять пикеты сторонников Ходорковского и Лебедева, нагло наплевав на все законы и конституционные права граждан. Несмотря на то, что все это безобразие снимают десятки камер телекомпаний (преимущественно – иностранных). Впрочем, после этих нелепых и устрашающих мер безопасности возле Мещанского суда, количество сторонников Ходорковского среди простых людей только увеличилось: народ, как известно, не любит ментов, а такое скопление людей в сером должно было вызвать раздражение и заставить задуматься: почему это власть так боится Ходорковского? Может он и не вор вовсе?
Можно еще рах констатировать, что в России нет независимого суда, и что правосудие у нас очень своеобразное. На оправдательный приговор или на “оправдательный приговор –по – русски” (то бишь, условный) могут рассчитывать единицы, да и то в двух случаях: если попадется чрезвычайно редкий тип судьи - “совестливый судья” или если семья найдет подсудимому “адвоката-аиста”. Это такой адвокат, который знает, кому и сколько денег в конверте надо занести, чтобы добиться нужного решения. При этом, очевидно, что на громких, заказных процессах даже “адвокатам-аистам” делать нечего. Судьба таких подсудимых решается иначе. И не в судейских кабинетах.
“Раз Ходорковскому дали 9 лет, значит, он не сдался”, - заявила Ирина Хакамада. Наверное, она права. Но на сегодняшний день мы не знаем, вели ли представители власти переговоры с Ходорковским в тюрьме и не “кинули” ли они его, пообещав меньший срок и обманув. Зато мы знаем, что до вынесения приговора от Игоря Сутягина требовали признать свою вину, обещая мягкий приговор, а когда он отказался, влепили ему 14 лет. Мы знаем, что от того же Сутягина не так давно вновь требовали признания вины обещая, что президент Путин в случая покаяния его помилует.
“Не верь, не бойся, не проси”, - писал Солженицын. Этот девиз актуален и сегодня. Не правы те, кто надеется, что в вышестоящих инстанциях приговор Ходорковскому снизят. Не снизят. А если снизят, значит, будет какая-то торговля.
В советское время противникам режима помогал Запад: диссидентов обменивали на какие –то договоренности или на тамошних заключенных. А сейчас? Похоже, Запад не смог или не захотел оказать необходимого давления на российскую власть. Зато сейчас в запасе у “новых русских диссидентов” есть Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Там, кажется, можно попытаться найти управу на российское правосудие. Согласно 413 статье УПК, если Европейский суд по правам человека установит, что при рассмотрении дела судом была нарушена Европейская Конвенция о защите прав и основных свобод, о приговор может быть отменен или производство по делу может быть возобновлено ввиду новых обстоятельств.
См. также:
