Нынешнее время полно символизма. Вот «Центрполиграф» печатает огромную книгу «Неизвестный Мао», а у нас в стране как раз проходит «Год Китая в России». Казалось бы, совпало. Ан, нет! Книга хоть и про Мао, но не китайская, а английская. Не панегирическая, а объективная, то есть критическая. Ее авторы – гражданка Великобритании китаянка по происхождению Юн Чжан, известная своим бестселлером «Дикие Лебеди», и ее супруг – англичанин Джон Холлидей, в прошлом – старший научный сотрудник королевского колледжа Лондона.
Причем, книга – хорошая! В рекламной аннотации «Центрполиграфа» о Юн Чжан сказано буквально следующее: «Великий Мао, будь он действительно гениальным провидцем, нашел бы в провинции Сычуань маленькую девочку по имени Юн Чжан и убил бы и ее, и всех ее родственников до девятого колена». Если учесть, что в Китае до сих пор действует уголовное преследование за критику Мао, то можно представить, насколько удачен и своевременен этот подарок России Китаю в год Китая. Удивительно так же и то, что презентация проводилась чуть ли не на официальном уровне – в МГИМО, где учатся будущие наши дипломаты, а заодно и китайские студенты по обмену. Надо думать, что последним будет крайне интересно познакомиться с «антикитайским произведением» британцев, привезя позднее это знание на родину из России.
Однако, возможно, все не так просто, и появление столь значительного критического труда про Мао в России есть своеобразный и, возможно, негласно согласованный с китайскими представителями постмодернистский пиар, основанный на том, что современная публика реагирует не на мораль и истины, а на раскиданные там и сям бренды. Типа ну и что, что Мао ужасен? Зато великолепно ужасен, он сделал классную карьеру, и ему по-прежнему посвящены огромные книги. Почти 900 страниц!
Приплюсуйте сюда и то, что в России по-прежнему жива мифология китайского пути. До сих пор те или иные умники утверждают, что это путь, по которому якобы следовало пойти нашей стране в 1991 году, отринув шоковую терапии и прокляв «чикагских мальчиков». Разве постмаоизм не идеальное сочетание демократии и управляемости? – задумываются наверху. Таким образом, не мытьем, так катанием китайская тема успешно реанимируется в кругах московской элиты. А тут и рояль в кустах – «Неизвестный Мао».
А может быть, месседж не в этом, а в том, что это любимая и чуть ли ни настольная книга Буша? Такую кулуарную информацию с удовольствием проглотит современный либерал-западник. Хотя опять же непонятно, с какой стати публиковать в сегодняшней Москве любимые книги Буша, когда Буш и бушизм на ладан дышат уже и в самой Америке?
Неожиданно всплывает третий символ, то ли спланированный, то ли как-то метафизически подгаданный издательством. Тут надо все-таки посмотреть, кем сейчас является Мао для китайцев. Об этот как раз нам и поведали Джон Холлидей и по-восточному загадочная Юн Чжан на пресс-конференции в МГИМО.
Дело в том, что в Пекине по-прежнему висят портреты Великого Кормчего, а элита клянется, что следует Плану Мао для китайцев. «В ряде китайских провинций крестьяне даже начали создавать в его честь традиционные религиозные святилища», признав почти что Богом. И тем не менее все это совсем не мешает китайской бюрократии мягко демонтировать маоизм и проводить де-факто западнизацию экономики. Так может, тут кроется идеальная технология для преемников, следующих за великим харизматиком?
Написал и… испугался.
Однако в качестве источника каких-то технологий это книга действительно годится. Поскольку является поистине кладезем информации об истории, некоторым образом затрагивающей в том числе и «проклятые русские вопросы».
Например, такие… Зиждется ли нынешнее преуспевание Китая на терроре эпохи маоизма?
Ведь за 27 лет его правления только от голода погибло 70 миллионов человек, не считая тех, кто погиб от репрессий. Вопрос этот тем более уместен и своевременен, что в современном российском учебнике по истории для учителей утверждается, что Иосиф Сталин – «один из наиболее успешных руководителей СССР», а репрессии 1937 года – чуть ли ни побочный эффект быстрой индустриализации. Именно «реализация ускоренной модернизации страны, –по версии российского учебника, – требовала соответствующей системы власти и формирования управленческого аппарата, способного реализовать этот курс».
Но Бог с ним, со Сталиным, ответим относительно великого Мао. Джон Холлидей и Юн Чжан изучили вопрос. В отношении Мао, по их мнению, вышеприведенная максима вряд ли справедлива. Вопреки ожиданиям, никакой индустриализации маоистский режим Китаю не оставил. Мао она вообще не интересовала как задача. «Он вынуждал финансистов щедро тратить деньги на администрацию и армию, выказывая при этом полное равнодушие к местной экономике». «Если в будущем [эта система] рухнет, что ж, пусть так и будет», – ничтоже сумняшеся размышлял отец китайского народа.
Довольно забавная аналогия напрашивается и относительно национального стратегического ресурса, когда тот расходуется бюрократией авторитарного государства. В Китае Мао Дзе Дуна таким ресурсом была не нефть, а… опиум. Опиум хорошо выращивался и хорошо продавался при государственной монополии. «В течении всего нескольких недель Яньань закупил большое количество семян опийного мака. В 1942 году началось широкомасштабное выращивание и оживление торговли опиумом. В узком кругу Мао окрестил эту свою операцию «революционной опиумной войной». Но результат опиумной экономики оказался схож с результатом экономикой нефтяной.
«Опиумное благополучие никак не отразилось на уровне жизни местных крестьян; он оставался намного ниже уровня жизни коммунистов. Коммунист низшего звена потреблял за год почти в пять раз больше мяса (12 килограммов), чем средний крестьянин (2,5 килограмма). Накапливая в своих руках огромные богатства, режим тем не менее не упускал возможностей продолжать доить местное население».
На самом деле, эта аналогия мне пришла в голову, когда я прочитал о товарном голоде в Калининграде, где вдруг на тридцать процентов подскочили цены, а население кинулось скупать подсолнечное масло и сахар.
В Китай «Неизвестный Мао» попадает из Гонконга, где эта книга издана по-китайски, а так же скачивается пользователями Интернета. Почти как китайский «Архипелаг Гулаг». В общем, очень своевременная книга, которая уже переведена на 20 языков мира, – русский язык, надо полагать, двадцать первый, – но и не имеет пока шансов быть изданной непосредственно в Китае. Хотя в Китае наибольший контингент читателей.
Впрочем, и моя рецензия, написанная в этом духе, не имеет шансов быть изданной в большинстве печатных изданий России. Мы говорим «Мао», а подразумеваем… кого? Нынешнее время полно символизма.
