1 сентября 1939 года германская армия вторглась в Польшу, что послужило началом Второй мировой войны. Гитлер принял на себя командование вооруженными силами и навязал собственный план ведения войны, несмотря на сильное сопротивление руководства армии, в частности, начальника Генерального штаба армии генерала Л. Бека, который настаивал на том, что у Германии недостаточно сил для победы над союзниками (Англией и Францией), объявившими войну Гитлеру. После захвата Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и, наконец, Франции Гитлер – не без колебаний – решился на вторжение в Англию. В октябре 1940 года он издал директиву о захвате Великобритании под кодовым названием «Морской лев».
В планы Гитлера входило и завоевание Советского Союза. Считая, что время для этого настало, Гитлер предпринял шаги для обеспечения поддержки Японии в ее конфликте с США. Он надеялся, что таким образом удержит Америку от вмешательства в европейский конфликт. Все же Гитлеру не удалось убедить японцев в том, что война с СССР принесет успех, и позже ему пришлось столкнуться с обескураживающим фактом советско-японского пакта о нейтралитете.
Не желая воевать на два фронта, Гитлер предложил подписать советско-германский договор о ненападении. Договор обещал Советскому Союзу не только мир, но и расширение западных границ. До этого Советский Союз вел переговоры с Англией и Францией о создании «антигитлеровской коалиции». Внезапно эти переговоры были прерваны, а 23 августа 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп.
До этого, в течение 1930-х годов, антифашизм был официальной советской политикой. Против фашизма и нацизма выступали коммунисты во всем мире. Поворот был настолько неожиданным и невероятным, что в Москве даже не нашлось немецкого флага со свастикой для встречи высокого гостя. Флаг был взят из съемочного реквизита антифашистских фильмов.
Риббентроп и Вячеслав Молотов подписали Договор о ненападении. В строго секретном дополнительном протоколе к нему говорилось о разграничении «сфер интересов» в Восточной Европе. В советскую «сферу интересов» входили Эстония, Латвия, Литва, Правобережная Польша и Молдавия.
Во время встречи с Риббентропом в Кремле Сталин произнес тост: «Я знаю, как немецкий народ любит своего фюрера. Я хотел бы поэтому выпить за его здоровье». Второй тост Сталин произнес за Гиммлера, «человека, который обеспечивает безопасность германского государства». Представляя гостю Л.Берию, Сталин шутливо сказал: «Это наш Гиммлер». Риббентроп немного позднее делился впечатлениями со своим итальянским коллегой; «Я чувствовал себя в Кремле, как среди старых партийных товарищей».
Сразу же после того как договор был подписан, прекратилась антифашистская кампания в советской печати. Зато Англию и Францию теперь называли «поджигателями войны».
31 октября 1939 года, выступая перед Верховным Советом СССР, В.Молотов заявил: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываясь фальшивым флагом борьбы за демократию».
Спустя неделю после подписания советско-германского договора началась Вторая мировая война. 8 сентября Вячеслав Молотов поздравил Гитлера с «успехами» в Польше. 17 октября в 5 часов утра Красная армия перешла границу и заняла Правобережную Польшу. На следующий день «Правда» напечатала советско-германское заявление о том, что войска двух стран «восстанавливают в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства».
Советский поэт Василий Лебедев-Кумач сочинил об этом такую частушку:
Панской Польши нету больше.
Хитрой ведьмы нет в живых,
Не захватит в лапы Польша
Наших братьев трудовых.
Вячеслав Молотов так разъяснял депутатам Верховного Совета это событие: «Оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем — Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора».
22 сентября 1939 года в Бресте состоялся совместный советско-германский военный парад. Вновь рядом были подняты государственные флаги — советский с серпом и молотом и немецкий со свастикой. Парад принимали комбриг С.Кривошеев и генерал X. Гудериан.
Польские войска почти не сражались против Красной армии. Тем не менее в советском плену оказались около 130 тыс. польских солдат и офицеров. Часть из них отпустили домой, часть – передали Германии. Остальных, в основном офицеров, разместили в лагерях НКВД для военнопленных. Офицеры требовали освобождения, ссылаясь на то, что Советский Союз Польше войну не объявлял. Не скрывали они и своей враждебности к Германии. Весной 1940 года, чтобы «закрыть вопрос», решено было ликвидировать большинство пленных польских офицеров. В апреле-мае они были расстреляны, причем значительная часть – в Катынском лесу под Смоленском. Всего были казнены 21 857 офицеров.
Семьи всех расстрелянных (почти 60 тыс. человек) тогда же сослали в Сибирь и Казахстан. О судьбе своих мужей и отцов они пока ничего не знали. Лишь в 1943 году, когда немцы обнаружили их могилы в Катынском лесу, слухи об этом стали доходить до родных. Вплоть до 1989 года Советское правительство утверждало, что в расстреле поляков виновны германские власти. Затем оно признало, что расстрел произвели сотрудники НКВД по приказу высшего руководства.
В сентябре-октябре 1939 года по требованию Советского Союза страны Прибалтики заключили с Москвой «договоры о взаимопомощи». В Литву, Латвию и Эстонию вошли части Красной армии. Министр иностранных дел Литвы Юозас Урбшис вспоминал: «Тысячи литовцев проснулись однажды утром от нарастающего рокота моторов. Но никакого кровопролития не было. Советских воинов встречали с цветами, хлебом-солью. Советские солдаты удалились в места расквартирования и просто не напоминали о себе. Конечно, было бы смешно утверждать, что все литовцы с восторгом отнеслись к происшедшему. Но всё же тогда, в 1939 году, была атмосфера дружелюбия».
На советских солдат большое впечатление произвели заполненные товарами прилавки магазинов. Они говорили, что, вероятно, «народ здесь живёт бедно, раз не может скупить все товары, которые есть в магазинах».
Спокойствие сохранялось до лета 1940 года.
В июне советское руководство предъявило прибалтам ультиматум. Из-за враждебного отношения местного населения к советским солдатам и бездеятельности местных властей «предлагались» отставка правительств и дополнительный ввод советских войск. Прибалтийские страны приняли все условия ультиматумов. Для того чтобы утвердить состав новых правительств, из Москвы в Эстонию был послан Андрей Жданов, в Латвию — Андрей Вышинский, в Литву — Владимир Деканозов.
Примерно через месяц в трех странах состоялись выборы в парламенты. Голосовать на выборах можно было за единственный официальный список «трудового народа» — с одинаковыми программами во всех трех республиках. «Голосовать приходилось, так как каждому избирателю в паспорт ставился штамп. Отсутствие штампа удостоверяло, что владелец паспорта — это враг народа, уклонившийся от выборов и тем самым обнаруживший свою вражескую сущность», — писал о выборах 1940 года в Прибалтике очевидец событий лауреат Нобелевской премии по литературе Чеслав Милош.
До окончания выборов ни в программах, ни устно ни слова не говорилось о возможном присоединении к Советскому Союзу. Некоторых коммунистов, которые по наивности намекали на это, строго одергивали. Кое-где прямо объясняли, что лозунг присоединения к СССР может привести к организованному бойкоту и срыву выборов. Но как только выборы состоялись, присоединение Литвы, Латвии и Эстонии к СССР оказалось вдруг единственно допустимым и не подлежащим обсуждению.
Залы заседаний новоизбранных «парламентов» уже были с особой торжественностью украшены портретами И.Сталина и В.Ленина, советскими гербами. На первом же заседании эти парламенты единогласно приняли решение войти в состав Советского Союза.
Аресты и высылки начались в Прибалтике еще до проведения выборов. Но особенно широкий размах массовые депортации приобрели в июне 1941 года, перед самым началом войны. Высылали в первую очередь чиновников, офицеров, священников, учителей. 14 июня из Латвии, Эстонии и Литвы были депортированы десятки тысяч людей. Высылали семьями, при этом главы семей отправлялись в лагеря, а семьи — в ссылку. Лишь на вокзале они узнавали о предстоящем расставании. Кое-где высылки привели к вооружённому сопротивлению местных жителей. Историк Георгий Фёдоров, тогда красноармеец и очевидец событий, вспоминал: «Стерпеть репрессии верующая, католическая, не потерявшая человеческого достоинства, главным образом крестьянская Литва не могла и не хотела. Народ восстал, прежде всего крестьянство, а оно составляло около 80% населения Литвы. Все чаще, не успевали энкавэдэшники ворваться в дом ксендза или окружить хутор, как начинали греметь выстрелы, из леса появлялись защитники в деревянных башмаках-клумпасах и соломенных шляпах, украшенных вечнозеленым цветком – рутой, которая стала их символом, и тут происходило нечто вроде шахматной рокировки: энкавэдэшники отступали, а мы выдвигались вперед и завязывали бой с партизанами».
На первых порах основным своим соперником Гитлер считал Британскую колониальную империю. При этом она являлась не только объектом захватнических устремлений Германии, но и интересовала Гитлера как фактор дипломатической игры. Желая усыпить бдительность советского правительства в период сосредоточения немецких войск на флангах СССР (в Румынии и Финляндии) и говоря о том, что после поражения Англии «нужно без отлагательства заняться проблемой раздела британских владений «между Германией, Италией, Японией и Россией», Гитлер настойчиво призывал прибывшего в Берлин в ноябре 1940 года народного комиссара иностранных дел В.Молотова к тому, чтобы советское правительство присоединилось к «тройственному пакту» в разделе сфер влияния во всем мире и осуществило «продвижение к открытым морям» – Персидскому заливу и Индийскому океану.
При этом фюрер просил передать Сталину огромную благодарность за поставки ценного сырья для военных заводов и четкое выполнение секретных договоренностей относительно Прибалтики и раздела Польши. Он не преминул напомнить, что германская сторона будет и впредь четко следовать двустороннему договору о ненападении от 23 августа 1939 года и договору о границе и дружбе от 28 сентября того же года.
Гитлер явно лукавил. Ведь уже с весны 1940 года доминирующее место в планах Германии заняла подготовка к нападению на СССР. Поражение Советского Союза и создание на его территории «Германской Индии», по замыслам главарей Третьего рейха, должны были отрицательно сказаться на положении Англии, поскольку это лишит ее всякой возможности оказывать сопротивление Германии, особенно в богатом нефтью ближневосточном регионе, где к тому времени сформировалась мощная прослойка прогерманских сил. Гитлер умело сыграл на антианглийском и антиеврейском потенциале местных арабов, пообещав им национальную независимость и ликвидацию «сионистского проникновения» в Палестину.
Важно добавить еще один штрих.
Началу любой войны всегда предшествует определенный период, когда в обществе страны-агрессора формируется некий феномен представления о справедливости насильственных действий. Германия не являлась исключением. Отмечу лишь основные «фрагменты». К началу Первой мировой войны Германия смогла выкроить себе колониальную империю в 2,9 млн квадратных километров территории, населенной 12,2 млн человек и созданной в результате затраты огромных средств, дипломатических махинаций, беззастенчивого шантажа и вымогательства, а иногда и прямой агрессии. Эта империя в пять раз превышала территорию самой метрополии. В ходе самой войны Берлин особо не скрывал своих целей – для эффективного развития германской экономики необходимо завоевать «обширные территории» Франции, Бельгии и России (в частности, Прибалтику, Крым, Кавказ, Донской край и район Одессы). Из поля зрения не выпадал и огромный регион Ближнего и Среднего Востока, который рассматривался в германской столице как надежный плацдарм для последующей экспансии в российскую Среднюю Азию и британскую Индию.
Однако широким планам передела мира не суждено было сбыться. В результате поражения в мировой войне первый этап колониальной экспансии германского империализма потерпел крах – история колониальной империи Германии закончилась ее бесславным исчезновением. Потеряв по Версальскому мирному договору 1/8 часть территории и 1/12 часть населения в Европе, Германия была вынуждена также отказаться в пользу держав Антанты от всех своих прав на заморские владения.
Но созданная в ноябре 1918 года Веймарская республика отнюдь не отказалась от кайзеровских идей. Более того, официальную поддержку в ней получили настроения неприкрытой злобы, расистско-шовинистического угара и реванша за проигранную войну. Особую роль в сохранении и разжигании «колониального духа», в воскрешении и дальнейшем развитии «колониалистских традиций» канувшей в Лету империи сыграли различные колониальные общества. Иногда они собирали до 4 миллионов подписей в пользу возврата бывших колоний. Лозунг был предельно прост – «Германия не может обойтись без колониальной деятельности, соответствующей ее численности населения, ее потребностям и ее мощи, и поэтому должна иметь колонии». При этом всячески восхвалялась политика германских властей в бывших колониях и критиковалась колониальная политика других держав, в особенности держав-победительниц. В 1928 году колониальными обществами была выработана «Всеобщая колониальная программа», которая вновь утверждала право Германии на возвращение бывших колоний хотя бы в виде мандатных управляемых территорий.
Мировой экономический кризис подхлестнул колониалистские устремления германской верхушки. Принятие «плана Юнга», ликвидировавшего союзнический контроль над Германией, позволило германским правящим кругам быстро предпринять шаги в нарушение военных ограничений Версальского мирного договора, что должно было, после соответствующего подготовительного периода, помочь Германии вновь попытаться пересмотреть территориальный статус-кво как в Европе, так и вне ее с позиций «реальной силы».
Качественно новые черты приобрели колониалистские устремления Германии после прихода к власти Гитлера. Он придал поступательное развитие многим великодержавным идеям «обиженного Версалем населения» и возвел в ранг государственной политики «так близкие народу лозунги реванша». При этом «реваншистские инстинкты» национал-социалистической партии начали поддерживать и старые германские партии, стараясь сохранить свое влияние среди народных масс. Вопрос о воссоздании германской колониальной империи стал определяться как сугубо политический, как вопрос о новом территориальном переделе мира. «Мир в свое время пострадал от сионистского заговора, этот заговор отнял у немцев жизненное пространство, необходимо восстановить историческую справедливость», – вот основной постулат пропагандистской машины Геббельса.
И надо отдать ей должное – народ стал слепо верить в то, что соотношение между величиной территории и численностью населения лишь у немногих народов сложилось так же неблагоприятно, как у немцев, и эту историческую несправедливость рано или поздно надо устранить. «Это вечная проблема – создать необходимые соотношения между численностью немцев и территорией, обеспечить нужное пространство. Никакая умничающая скромность здесь не поможет. Решать надо только с помощью меча», – говорил Адольф Гитлер в одном из публичных выступлений в 1939 году.
К сожалению, Сталин не смог разгадать истинных замыслов фюрера и до последнего верил в «вечный мир» с Германией, считая ее верным союзником в борьбе с мировым империализмом.
К лету 1941 года многое указывало на то, что Германия развернула непосредственную подготовку к войне против Советского Союза. К границе подтягивались немецкие дивизии. О подготовке войны стало известно из донесений разведки. В частности, советский разведчик Рихард Зорге сообщил даже точный день вторжения и количество дивизий противника, которые будут заняты в операции.
В этих тяжелых условиях советское руководство стремилось не дать ни малейшего повода для начала войны. Оно даже разрешило «археологам» из Германии разыскивать «могилы солдат, погибших в годы Первой мировой войны». Под этим предлогом немецкие офицеры открыто изучали местность, намечали пути будущего вторжения.
13 июня 1941 года было опубликовано знаменитое официальное заявление ТАСС. В нем опровергались «слухи о близости войны между СССР и Германией». Такие слухи распространяют «поджигатели войны», которые хотят поссорить две страны, говорилось в заявлении. На самом деле Германия «так же неукоснительно, как и Советский Союз, соблюдает пакт о ненападении». К слову, немецкая печать обошла это заявление полным молчанием. Министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс записал в своем дневнике: «Сообщение ТАСС — проявление страха. Сталина охватила дрожь перед грядущими событиями».
Война началась в неблагоприятных для Советских вооруженных сил условиях. Немецко-фашистская армия была полностью отмобилизована, оснащена современным оружием и боевой техникой и имела двухлетний опыт ведения войны.
К началу войны основные силы первых эшелонов советских войск прикрытия находились в гарнизонах и летних лагерях, расположенных вдоль государственной границы и удаленных от нее на 10-40 км, вторые эшелоны – в 80-100 км от границы. Подготовка театра военных действий (в связи с отнесением наших границ на 200-300 км на запад) началась в 1939-1940 гг. и к началу войны не была завершена. Хотя на новых территориях железные дороги и были «перешиты» на широкую колею, тем не менее их пропускная способность оставалась низкой.
Таким образом, немцы упредили советское командование. До завершения строительства оборонительных рубежей и сооружений вдоль границ, организации надежного тыла не хватало какого-то года-полутора лет. Фактически немецкие танковые армады в полной боевой готовности встретили лишь отдельные батальоны РККА в районе обороны первой линии.
«А если бы стратегическая концепция обороны была выполнена полностью? И была ли она оборонительной?» – задаю вопрос одному из крупнейших отечественных специалистов по истории инженерных войск Виктору Миркискину. «Трудно говорить о самой концепции. Во всяком случае, командующие приграничными округами в предвоенный период не получили ни одной конкретной директивы о подготовке войск к оборонительным действиям. Ведь полностью оборудованный в инженерном отношении рубеж обороны – это серьезное препятствие для наступающих войск. Хотел ли Сталин обороняться или стремительно контрнаступать? – вот вопрос, который и предопределил весь дальнейший ход Великой Отечественной», – отвечает ученый.
30 апреля 1941 года Гитлер перенес дату нападения на Советский Союз с 15 мая на 22 июня. К этому времени большая часть соединений вермахта, участвовавших в захвате Югославии и Греции, была переброшена в район действия плана «Барбаросса» по захвату СССР.
Развернутая группировка немцев намного превосходила противостоявшие ей силы Красной Армии. На 21 июня в наших западных округах насчитывалось 2,9 млн человек в составе всех видов вооруженных сил и родов войск. Против них гитлеровское командование выставило в одних сухопутных войсках (с учетом армий сателлитов Германии) около 4,2 млн человек. Группировка наших войск была в оперативном отношении крайне невыгодна для отражения удара превосходящих сил врага. Из 170 дивизий, входивших в состав Ленинградского округа, Прибалтийского, Западного, Киевского Особых округов и Одесского военного округа, в их первом эшелоне к утру 22 июня на фронте от Балтийского моря до Карпат имелось только 56 дивизий (32%). Остальные дивизии, входившие в состав этих округов, находились на марше или в районах сосредоточения на общей глубине от 300 до 400 км от границ. Противник же имел в это время перед фронтом наших округов в первом эшелоне 63% всех соединений армии вторжения.
Тем не менее вторгшиеся войска вермахта натолкнулись на такое сильное сопротивление, какого им до того не оказывала ни одна армия. Фельдмаршал Кюхлер на докладе в ставке Гитлера в феврале 1942 года в изумлении говорил о стойкости советских воинов: «Они сражаются до последнего дыхания...»
Таким образом, к моменту нападения на Советский Союз вермахт располагал громадными военными преимуществами перед нашими вооруженными силами. От советского народа потребовались большие жертвы и колоссальные усилия, чтобы лишить врага этих преимуществ и обанкротить планы «блицкрига». Более 20 млн человеческих жизней стоили Советскому Союзу промахи Кремля во внешней политике и неуемные амбиции Сталина.
