Процесс над Pussy Riot стоило бы назвать кафкианским, но как-то неловко. Или же перед нами было продолжение многомесячного уже постмодернистского перформанса, начало которому положило короткое выступление (вернее — два выступления) девушек из «панк-феминистского» коллектива. По ходу происходит неприятный процесс— десакрализация и обессмысливание всех акторов истории.
И вот начало собственно судебного суда над Pussy Riot. Судья не судила, прокурор не обвинял, адвокаты не защищали, подсудимые улыбались — все играли роли в давно уже сыгранном спектакле. Причем показ был не премьерный, а какой-нибудь финал шестого сезона.
Суд отклонил все ходатайства членов панк-группы Pussy Riot, за исключением одного, в котором не имел права отказать. А заявление гособвинителя было признано всеми адвокатами устроителей панк-молебна непроцессуальным «художеством», требующим пересмотра. Но это не помешало судье продолжить процесс.
В Хамовническом суде 30 июля началось рассмотрение по существу дела членов панк-группы Pussy Riot Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич, устроивших 21 февраля панк-молебен в храме Христа-спасителя. Обвинение, защита и потерпевшие направили суду ходатайства. В частности, обвинение и адвокаты потерпевших настаивали на запрете онлайн-трансляции, фото- и видеосъемки заседания под предлогом угрозы безопасности судьи и свидетелей (удовлетворено судьей Мариной Сыровой частично: закрытыми будут исследование вещественных доказательств и опрос свидетелей). А защита Pussy Riot потребовала длинным списком ходатайств пригласить в суд самого патриарха Кирилла и всех причастных к психологическим и культурологическим экспертизам обвиняемых специалистов и экспертов.
По всем этим ходатайствам возразило обвинение и потерпевшие и суд их отклонил. Также не внял суд и просьбе защиты отложить слушания, проигнорировав заявление и самих обвиняемых, и их защиты о том, что им не дали ознакомиться с вещественными доказательствами и не дали ни одной конфиденциальной встречи (встречи проходили только в присутствии конвоя и судебных приставов).
По мнению суда, возможностью конфиденциально пообщаться с обвиняемыми защита не воспользовалась по личной прихоти (Мария Алехина не выдержав крикнула – «Это неправда!», но услышана не была). А все доказательства были переданы адвокату Виолетте Волковой (она один из трех адвокатов членов Pussy Riot), и, значит, нельзя утверждать, что обвиняемые и защита не готовы к слушаниям.
«Судя по тому, что вы направили ходатайства, вы готовились к судебному заседанию», - заявила Сырова адвокатам Pussy Riot.
Не удовлетворила судья и ходатайство о возвращении дела в прокуратуру: неверно указанные данные обвиняемой Алехиной не могут, по ее мнению, помешать вынесению справедливого решения суда.
Единственное ходатайство обвиняемых, которое было удовлетворено, касалось приобщения к материалам дела их письменных заявлений относительно заключения обвинения, которое защита Pussy Riot назвала непроцессуальным, абсурдным и «не имеющим отношениях к произошедшему в храме.
Обвинение прокурор (написанное, по его же словам, «литературным юридическим языком») прочитал многократно, повторяя одну и ту же тираду в отношении каждой из обвиняемых. По мнению обвинения, все трое подсудимых обвиняются в преступлении, предусмотренном ч.2 ст.213 УК. Они, по мнению прокурора, совершили «хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу по мотивам религиозной ненависти и вражды», «совершенное группой лиц по предварительному сговору в виде провокационных и оскорбительных действий в религиозном здании, с целью привлечения широкого круга внимания верующих граждан».
Девушки, как считает обвинение, «распределили между собой роли» и использовали одежду, «противоречащую общим церковным правилам» для того, чтобы «открыто выразить неуважение к христианскому миру и церковному канону», что «подрывает духовные основы государства».
Разноцветные балаклавы, как считает обвинение, были надеты для затруднения определения личности (хотя обвиняемые заявляли, что сняли их сразу после выступления и дали переписать свои личные данные), а оповещение о готовящейся акции в сети оно расценивает как «кощунственное» стремление «нанести верующим еще более глубокие духовные раны».
«Причинив страдание всем лицам, нашедшим свое духовное чрево в служении Русской православной церкви, ими предполагалось спровоцировать волнение среди верующих, затронув тем самым самые сокровенные идеалы, представления о справедливости, добре и зле», - гласит обвинение.
Выражая свое отношение к обвинению Толоконникова заявила: «Я не признаю свою вину, потому что я не признаю приписываемый мне мотив. У меня не было такого мотива – посеять ненависть вообще к кому-либо. Я признаю, что была в храме, совершала там какие-то преступления. Но не по мотивам религиозной ненависти и вражды. Мотивы у нас были политические. <…> Мы не против христианства, мы поддерживаем христиан. Мы говорили то, что думали. Говорили чистосердечно. И дико жестоко приписывать нам этот [предложенный обвинением] мотив. Я не способна совершить ничего по мотивам ненависти и вражды. Это могут подтвердить мои знакомые, мои родители, кто угодно».
Адвокаты же заявили, что «художественного юридического языка» не бывает в силу того, что юриспруденция вещь глубоко формальная.
«Это просто позор!», - кратко описал обвинение адвокат Николай Полозов.
«Обвинение просто ненадлежащим образом оформлено, - заявил другой адвокат, Марк Фейгин. – И это не говоря о тех грубейших процессуальных нарушениях, которые допущены при его принятии. Поддержан этот документ не может быть и требует, вообще говоря, его пересмотра».
А Виолетта Волкова заявила: «Обвинение явно надуманно и не соответствует тому, что произошло в храме Христа Спасителя. Я не могу согласиться с формулировками, которые использовались. По такому обвинению судить нельзя».
Все эти заявления не помешали судье Сыровой продолжить слушания. Сначала суд определил дальнейший порядок (допросят потерпевших, исследование доказательств, допрос подсудимых) а затем объявил перерыв. Уже в перерыве по решению суда была запрещена видеотрансляция. И, хотя она не должна была касаться допроса потерпевших, и, значит, могла быть возобновлена, камеры отключили, а провода выбросили из окна.
На выходе получается странное действие. Конечно, прогрессивный интернет барышням сочувствует. В опросе о том, какое наказание следует назначить членам Pussy Riot, проголосовали уже более 12 тысяч человек и более 8 тысяч ответили – «Никакого». Разумеется, «косная православная общественность» их столь же дружно ненавидит. Иерархи РПЦ дежурно возмущаются, власть (накануне Дмитрий Медведев перед англичанами объяснялся) дежурно отсылает к «независимому суду». Но все это выглядит настолько неискренне, что всерьез воспринимать уже сложно.
Происходит фактически сеанс с саморазоблачением. Саморазоблачением всего российского общества, готового зацепиться за любую мелочь, дабы подрать глотки. Саморазоблачением российской судебной системы (тут, впрочем, мало нового, мы это видели уже не раз), которая демонстрирует, что собственно к правосудию довольно слабо относится. Саморазоблачением российской власти, которая опять доказывает, что не хочет играть по ей же установленным правилам и всякий раз, когда ей того захочется, будет играть по новым.
И все это в такой травестийной форме, что сам «панк-молебен» уже даже серьезно воспринимается. Процесс над Pussy Riot говорит нам не только о какой-то десакрализации церкви, но о десакрализации вообще всех возможных институций. Превращении их в пародию на самих себя, в постмодернистскую поделку, что можно складывать то так, то эдак, получая сомнительные смыслы. Ну чем не Кафка?
