Хочу сразу сказать — с самого начала и я, и мои товарищи безусловно поддерживали, требование освобождения Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич. Ни в какой момент этого позорного дела эта солидарность не ставилась под вопрос. Более того, сознательный и декларативный отказ от такой солидарности части российских левых я считаю не просто серьезной ошибкой и свидетельством крайней политической ограниченности, но и тревожным звонком относительно того, по одну ли сторону баррикад мы с ними находимся.
И именно поэтому сейчас, после долгих месяцев следствия и развернувшейся вокруг него кампании, после жестокого, но предсказуемого приговора, необходимо подумать о различных значениях всего дела PR, и о том, как и на каких основаниях требовать безусловной отмены этого приговора.
Конечно, ситуация вокруг Pussy Riot имела все качества политического события. И нравится нам или нет, в такого рода событиях сплетается все - и художественный порыв, и личный героизм, и политическое убеждение, и искренние заблуждения, и расчет, и коммерческая реклама, и внешняя политика, и с десяток причудливо наложившихся друг на друга разных заговоров в придачу. Так, наравне с кризисом доверия к судебной системе, церкви и государственным институтам у определенной части общества, в деле PR отразился кризис стратегии самого протестного движения. То подобие стратегии, которое существовало до марта - объединяющее требование "честных выборов" - потерпело фиаско, и на протяжении последних месяцев движение существует без всяких видимых ориентиров, а его растерянные лидеры просто плывут по течению. Однако, парадоксальным образом, градус радикализма и желание выходить на улицы продолжают расти. Именно этот рост политизации при дефиците политики стал ключевым фактором подъема движения за освобождение Pussy Riot.
Мне не кажется, что дело Pussy Riot добавило что-то новое к нашим знаниям о российской судебной системе — напротив, оно довольно предсказуемо эти знания подтвердило. Так же, как оно вряд ли нанесло серьезный удар по вполне устоявшейся репутации прокуратуры или президента. Совсем другое дело — Русская православная церковь. Впервые за два пост-советских десятилетия в самой широкой среде — в том числе, и очень далекой от актива кампании за освобождение участниц Pussy Riot – были открыты шлюзы публичной жесткой критики действующего Патриарха. Недовольство господствующими в церкви коррупцией, цинизмом, коммерциализацией и прямой зависимостью от власти, копившееся годами, впервые получило возможность так открыто и ярко заявить о себе. Это возможность неожиданным образом, как мне кажется, может обернуться не подъемом антиклерикализма, но новой волной интереса к христианству как этике и жизненной практике, противостоящей неписанным законам существования репрессивного российского капитализма.
Другое важное последствие для РПЦ — окончательная потеря даже призрачной автономии церкви по отношению к правящей элите. Дело PR стало для патриарха Кирилла и его окружения своего рода, актом круговой поруки, после которого он уже никогда не сможет воспользоваться удобной позицией «третьей силы» - морального авторитета, стоящего над общественной конфронтацией. После дела PR возможности такого маневра патриархия лишилась, и теперь всегда и во всем должна будет занимать сторону действующей власти (кстати, есть устойчивое подозрение, что это было достигнуто не без умысла кремлевских стратегов).
И, наконец, о беспрецедентной международной кампании. Показательно, что главным мотором интереса к делу PR за пределами России стали большие медиа, за которыми следуют ангажированные поп-звезды, и только за ними — активистские общественные движения и политические группы. Причем эти последние именно следуют за уже созданной повесткой, не имея никакой возможности определять ее самим.
В то время, как в Лондоне разворачивается гораздо более важная в международном политическом контексте драма Джулиана Ассанжа, медиа выстраивают давно знакомую схему противостояния свободных индивидов и русской деспотической власти. Очень характерно, что действительно беспрецедентные события в Москве 6 мая, когда мы впервые стали свидетелями масштабных столкновений с полицией, не заслужили и десятой доли внимания, привлеченного к делу PR. Протестующие десятки тысяч не укладываются в прокрустово ложе представлений о неизбывной исторической судьбе России, где против власти может восставать (и неизбежно проигрывать) только личность, но не массы, веками хранящие консерватизм и покорность.
В том, что абсолютное большинство зарубежных реакций сводится к подобному восприятию (освоенному еще со времен противостояния диссидентов и брежневского режима), отчасти виновата и российская либеральная публика. Именно она бесконечно готова воспроизводить исторически проигрышные модели этического противостояния — абсолютного «зла» в виде российской власти и преданного ей конформистского большинства и «добра», в виде немногих, осмелившихся бросить им вызов. Эта нехитрая композиция всегда выручала в ситуациях политического бессилия — ведь этика всегда и при любых обстоятельствах готова предоставить многоразовую модель безупречного личного поведения, и избавить от постоянно приходящих сложностей конкретного выбора.
У «порядочного» человека всегда есть ответ о наилучших высокоморальных средствах, но он принципиально отказывается отвечать на вопрос о целях, полагая его неуместным. Таким образом, политический проигрыш, и, соответственно, успех противоположной стороны как бы вмонтирован в эту схему. Все это мы знаем из печального опыта правозащитно-диссидентского движения в 1970-е. И все это, вероятно, можем пережить снова (теперь в виде фарса?).
В этом отношении, Путину и его окружению совсем не претит ассоциация со «злом» в такого рода конфликте. Ведь если плохие парни в нем гарантированно побеждают с разгромным счетом, то почему бы не побыть плохими парнями?
Мне бы очень не хотелось такого развития событий, и я убежден, что у всего дела PR существует и другой потенциал — расширения пространства протеста, усложения политики через включение новых вопросов и новых участников, а не ее примитивизации посредством этических сигналов.
Илья Будрайтскис (1981) - публицист, активист Российского социалистического движения, член редакционного совета "Художественного журнала"
