В преддверии Нового года хочется обыкновенно чего-нибудь необычного. Воспользуемся же предпраздничным попустительством редакторов и пусть последняя в текущем сезоне заметка нашей исторической серии будет посвящена не юбилею какого-либо частного события прошлого, а просто нашей стране как таковой. И попытаемся в ней представить себе Россию три века назад – в далеком 1708 году.
Тем паче, что и год тот выдался довольно показательным для петровской эпохи – насыщенным событиями, нервным, кровавым и многообещающим. И даже в некотором роде – рубежным: ведь следующий, 1709 год стал годом Полтавы, разгрома армии шведского короля и устранения его самого из активной политики на долгие шесть лет турецкого полуплена. Год спустя качественный исход Северной войны уже будет ясен всем, но сейчас, когда основные силы шведов со своим харизматическим лидером маршируют по восточным районам Речи Посполитой – все еще весьма и весьма вопросительно.
Итак – 1708 год. Для Петра Первого он начался в Москве, откуда царь отбыл на Запад, к армии 6 января ст. ст. А еще 1 января им был подписан указ о введений в действие гражданской азбуки, каковой предписано было печатать все книги, кроме церковных. Последние, как и прежде, печатали традиционным полууставом. (В марте явился и первенец применения нового шрифта – непосредственно упомянутая в указе книга "геометриа славенски sемлемерие"). Эта алфавитная реформа в тот год явилась едва ли не самым значительным из немногих событий в области реформирования не связанных с войной сторон жизни. И по своему характеру была типичной петровской реформой. Так, имело место исключительно характерное для реформаторских затей царя опережение внедрения. Как всегда, указ, предписывающий подданным обязательные нововведения, следовал сразу же по появлении первого, чернового варианта реформы, не дожидаясь его шлифовки, опробывания, устранения внутренних противоречий – такие указы потом отменялись, корректировались, заставляя людей понапрасну затрачивать немалый труд, отбрасывает начатое, переделывать законченное, но Петра подобное не сильно трогало. Для него реформируемая страна была всецело объектом, куском глины в руках скульптора – и только. Что же касается гражданской азбуки – то редактирование царем начертаний литер будет продолжаться еще два года, и лишь в январе 1710 последует новый указ, закрепляющий более или менее законченный ее вариант.
Как бы то ни было, благодаря реформе русские книги приняли современный для того времени вид, стали удобочитаемее. Кириллический шрифт стал похож на европейскую антикву, что для тех лет было делом довольно прогрессивным. Были в полной мере узаконены арабские цифры вместо буквенных (с титлами) обозначений чисел. Впрочем, арабские цифры в России время от времени использовали и прежде – даже и до Петра, а буковки с титлами кое-где, даже и на нумизматических объектах, будут появляться еще десятилетие. Интересно здесь то, что Петр, решившись на довольно серьезную реформу, не пошел дальше – т.е. не замыслил перевести русский язык на латиницу. В принципе, ничего ему тогда не мешало – и не надо было бы два с половиной года переписываться с амстердамскими да московскими резчиками шрифтов. Увы – мы никогда не узнаем ход его рассуждений на эту тему, а ведь он явно рассматривал и этот вариант – сие вполне очевидно.
Помимо реформы азбуки, значимым шагом в гражданском строительстве в 1708 году стало разве что учреждение губерний – указ, вышедший уже под занавес года, 18 декабря. Вместе с давними указами 1697 и 1699 годов, учреждающими местное самоуправление в городах, этот акт составлял едва ли не единственное серьезное новшество, внедренное Петром на тот момент в гражданское администрирование. Все прочее было еще впереди: и образование Сената, и замена приказов коллегиями, передача управления церковью Синоду, Табель о рангах, введение подушной подати и основные шаги по обновлению военного, гражданского, уголовного, процессуального и иного законодательства. Впрочем, облик страны уже успел измениться довольно существенно. Бороды сбриты, все переодеты в немецкое платье. Армия перестроена, обмундирована и вооружена по новейшим европейским лекалам – больше нет в ней ни стрельцов, ни «городов» - дворянского кавалерийского ополчения, которым Б. П. Шереметев так бездарно командовал под Нарвой в 1700 году. Преобладают новые, немецкие наименования должностей и чинов – хотя и прежние никто официально не отменял. В результате всяческие стольники, окольничьи, подьячие и т.п. будут присутствовать в русской жизни еще по меньшей мере с четверть века.
Иными, впрочем, стали русские деньги. Их по-прежнему чеканят из привозного металла – хотя в Нерчинске понемногу начинают добывать и свое, русское серебро. За весь 1708 год его добыто 5 пудов, 26 фунтов, т.е. меньше 100 кг. Золота своего пока нет – но ищут. Объявлены меры, поощряющие охотников к поискам руд и самородных металлов. Рубль теперь равен ефимку, т.е. талеру, тогдашней "евровалюте" – он, стало быть, подешевел процентов на 40, зато существует с 1704 года не только как счетная единица, а и в виде самостоятельной серебряной монеты, пробой и весом этому талеру в целом соответствующей. Пройдет три года и проба его будет резко понижена – до пробы т.н. «левков» или левенталеров, низкосортной европейской монеты. Есть и другие новые серебряные монеты – полтинники, гривенники, пятаки, алтыны. Правильной круглой формы – а не как прежние серебряные копейки, похожие на рыбью чешую. Всего же за год отчеканено серебряной монеты на 753957 рублей. Мелкие же монеты – копейки и деньги (полукопейки) – теперь бьют из меди и население их, в общем, принимает без сопротивления. Появилась и первая золотая монета – двухрублевик (червонец). Впрочем, во внутреннем обороте она почти не задействована. В этой области, кстати, старое тоже не отменено, но само собой вытесняется понемногу новым – и допетровские серебряные копейки все еще являются законным платежным средством.
Следующим крупным нововведением русской жизни был петровский "Парадиз" – сиречь, город Санкт-Петербург, каковому исполнилось уже целых пять лет от основания. Судя по всему, это была главная "хотелка" Петра – предпринимая в 1706-1708 годах осторожный зондаж по части замирения со шведами, царь высказывал готовность вернуть Карлу все, кроме Петербурга. Также, как в 1711 году, во время переговоров с турками в окруженном Прутском лагере, он будет готов уступить шведам Псков и "иныя провинции" своей исконной территории, но за Питер будет готов держаться до последнего. Город, однако, в 1708 году не только не напоминал ничем будущий "Блистательный Санкт-Петербург", но и вообще не наводил на мысль о сколько-нибудь серьезом градостроительном замысле. Хотя работы велись вовсю. В это примерно время в Петербурге преобладает подневольный труд каторжников и военнопленных. Много, в частности, пленных турок – которых, вопреки заключенному еще в 1700 году мирному договору со Стамбулом, так и не вернули на родину. Вообще, петровский Питер – по сути, огромный рынок рабов. Людей любого пола и возраста не за дорого продают всем желающим возвращающиеся из похода башкиры, калмыки, казаки да и солдаты регулярных частей тоже. Подрядный же труд наемных работников используется в городском строительстве еще довольно редко – преобладать он начнет лишь десять лет спустя.
Как бы то ни было, отстроена Петропавловская крепость – и даже начала понемногу одеваться в камень. Построено Адмиралтейство – то бишь, судостроительная верфь со всей надлежащей инфраструктурой. На ней уже строятся какие-то корабли. Да что там – как раз в 1708 году на российских верфях (Олонецкой и Новоладожской) впервые были заложены почти настоящие линейные корабли: "Рига", "Выборг", "Пернов" и еще один, названия которому мы не знаем – впрочем, построены и названы эти 50-пушечные корабли (лишь чуть-чуть превосходящие по размеру фрегаты) были уже в 1710, когда три перечисленных города были взяты русскими войсками. Наличный же русский флот в 1708 году – это некоторое количество наскоро построенных из плохого леса малых парусных и гребных судов, с очень ограниченными возможностями. Этот флот, однако, смог, действуя вместе с береговыми батареями Кронштадта, не пропустить в Петербург шведскую эскадру – впрочем, эскадру, саму по себе тоже довольно слабую. Как бы то ни было, "все флаги в гости будут к нам" – это из будущего. В Петербург пока удается прорваться не более чем одному иностранному судну в год – шведы надежно блокируют Финский залив, и эта блокада будет продолжаться года, так, до 1714.
Вопреки распространенному заблуждению, Петербург вовсе не строился изначально как город каменный. В нашем 1708 это совокупность преимущественно деревянных построек с вкраплением строений мазанковых, фахверковых, обычных для Центральной Европы, но слишком холодных и непрактичных для балтийского климата. Ничего из этого не сохранилось – тем более, что неугомонный царь еще несколько раз станет переносить центр своего детища то на Котлин, то на Васильевский остров. Жители при этом, повинуясь очередному указу, обязаны будут также переносить свои жилища в назначенное место.
Еще, однако, целы многие постройки переименованного в Шлотбург шведского городка Ниен – тех самых, расположенных в устье Охты Канцов, сдавшихся весной 1703 года и бывших до того административным центром шведской Ингерманландии. Прежнего населения городка , понятно, уже нет, однако их дома используются для складирования, а крепость – как источник стройматериала. Вообще же, прежнему населению (включая многочисленных этнических русских) завоеванной Петром территории не позавидуешь: оно подверглось исключительному разграблению и уничтожению наступавшими русскими войсками. Значительная часть выживших ушла на контролируемую шведами территорию, оставшиеся по мере сил ведут партизанскую войну против русских захватчиков. Примирятся они с новой властью еще не скоро – тогда лишь, когда Петербургский "национальныйй проект" предъявит реальный (и весьма дорогостоящий) спрос на их труд.
В конце марта Петр, убедившийся в том, что армия Карла завязла на Могилевщине, то есть находится по-прежнему вне российских пределов, отбывает с фронта в "Парадиз". На Невских берегах он довольно сильно заболел, однако болезнь не стала преградой затеям царя. На этот раз он выписал в новый город на экскурсию свою московскую родню – царицу Прасковью – вдову своего брата Ивана, трех ее дочерей, родную сестру Наталью, царицу Марфу – вдову брата Федора, двух единокровных сестер – Феодосью и Марию, а также 18-летнего сына – царевича Алексея. Царь катал царственных дам по Неве, затем объехал с ними на буере Кронштадт, долго и в подробностях демонстрировал особенности большого строительство, вконец их измучил, после чего отправил восвояси.
В конце июня Петр покинул Петербург, отправившись к армии. Наступали решительные времена – Карл на восьмом году войны с Россией наконец-то нарушил ее границы. Однако еще в начале апреля обстановка стала обостряться – на Дону вновь разгорелось подавленное было годом ранее восстание Кондратия Булавина. 1 мая казаки Булавина овладели донской столицей – Черкасском. Окончательное же поражение восставшим казакам было нанесено лишь в начале июля. Тогда же предводитель выступления был убит своими приближенными, а на донцов обрушилась во всю мощь петровская карательная машина. Как вскоре обрушится она на Левобережную Украину – после побега Мазепы.
Да и мудрено было не восстать тогда – ведь избранная Петром тактика "выжженной земли", измора шведов путем уничтожения на их пути возможностей пополнения продовольствия и фуража, не могла вызвать восторга у населения Украины, Белоруссии, да и Ингерманландии тоже: в 1708 году шведами была предпринята последняя попытка отбить эту утраченную территорию. Точнее говоря, выяснить более определенно цель рейда генерала Любеккера едва ли возможно. Для взятия Петербурга у него было слишком мало сил, для простого ожидания, когда русские двинутся на Выборг – слишком много. Генерал располагал в Финляндии примерно 13 тысячами шведских солдат и еще несколькими тысячами перевербованных в шведскую армию саксонцев (прежний союзник России – Саксония заключила с Карлом сепаратный мир). Это войско перешло 8 августа реку Сестру и вскоре подошло к Неве в районе впадения в нее речки Тосны. Русские имели на театре около 50 тысяч регулярного войска – не считая казаков и прочие иррегулярные формирования. К моменту же выхода шведов к Неве соотношение сил было следующим: 10,5 тысячам человек Любеккера при 10 пушках противостоял Ф. М. Апраксин с 18 тысячами солдат, значительной артиллерией и гребной флотилией адмирала Боциса. Тем не менее, шведы смогли 29 августа с боем успешно форсировать Неву, после чего полтора месяца бродили без особого смысла по заранее разоренной русскими местности. Части Апраксина были отведены в несколько хорошо укрепленных и снабженных всевозможным припасами крепостей, штурмовать которые Любеккер не решился. Наконец, к середине октября измотанные и поредевшие шведские полки вышли к Финскому заливу в районе Копорья, где их эвакуировала эскадра адмирала Анкаршерны, снаряженная для блокады Невского устья. Апраксин, однако, на заключительном этапе рейда сопровождал врага по пятам и, дождавшись, когда большая часть шведов погрузится на корабли, успешно атаковал оставшихся в их лагере. Этот бой вошел в историю по именем "сражения у Сойкиной Мызы" – почти все не успевшие спастись на корабли, были вырезаны. В основном это были те самые саксонцы…
В каком-то смысле рейд Любеккера напоминает в миниатюре весь русский поход Карла XII и даже наполеоновскую кампанию 1812 года: такая же гибель армии не столько от вражеского огня, сколько от невнятности целеполагания собственных полководцев.
А царь Петр в это время вовсю действовал на основном театре своей войны – там, где после головчинского позора взойдет солнце "матери Полтавской баталии" – сражения при Лесной.