Чеченская Республика с каждым днем все больше и больше превращается в политическую модель для всей России. Отставка президента Чечни Алу Алханова и назначение на пост и.о. главы республики Рамзана Кадырова по вполне объяснимым причинам заведомо не могли быть событиями исключительно регионального значения. И дело здесь вовсе не в популярности Рамзана Кадырова в Чечне и отсутствии таковой в других субъектах РФ.
Приход Владимира Путина во власть прочно зарифмован с Чечней. Его быстрое восхождение на политический Олимп было связано с массовыми ожиданиями «замирения» мятежной республики, установления там прочного мира и победы над террористами (которых известно где надо «мочить»). И как бы ни складывались дальнейшие политические перспективы действующего российского президента, «чеченский вопрос» будет всегда играть важную роль в оценке его исторической роли. Отсюда и столь повышенное внимание Путина к поддержанию имиджа «мирной Чечни». Отсюда и тезисы о завершении «контртеррористической операции», об эффективности чеченского МВД и правительства и о наступлении в республике новых мирных времен.
Чечня (не как территория или субъект политического проекта, а как политическая технология) доказала свою эффективность. Возникает великий соблазн распространить эту технологию на все российское правовое и политическое пространство, повысив тем самым эффективность не столько государства, сколько правящего класса.
В этой связи чрезвычайно важным представляется рассмотрение тех последствий для российской внутренней политики, которые имела очередная «рокировочка», предпринятая 15 февраля 2007 года. Есть основания думать, что эти последствия выходят далеко за пределы такой сферы, как политический пиар. Более того, потенциально они способствуют ослаблению российских государственных институтов и гражданского общества.
Во-первых, приняв отставку президента Алу Алханова, Кремль продемонстрировал полное пренебрежение выборными процедурами как инструментом формирования государственной власти. Президент Путин показал, что его «суверенная воля» намного важнее, чем результаты выборов. Отставка Алханова произошла до того, как его легислатура закончится, что в глазах наших сограждан превращает сам факт его избрания в политически ничтожный. Иное дело – воля первого лица в Российском государстве.
Можно спорить, насколько выборы-2004 в Чечне были транспарентными и конкурентными. Скорее всего, российские и международные правозащитники могли бы привести немало фактов (и притом достоверных) нарушений при проведении выборов президента Чечни. Однако само существование выборов и легитимация власти через выборы позволяла хотя бы говорить о том, что власть в республике не является игрой случайного выбора одного человека. Теперь не только жителям Чечни, но и России в целом показали, что избрание главы региона – это факт из другой исторической эпохи. И факт этот настолько незначительный, что от него можно легко отмахнуться.
Много комментариев, сделанных сразу же после назначения и.о. президента Кадырова-младшего, было посвящено перспективам «третьей чеченской» и т.п., однако мало кто обратил внимание на то, что сам факт такого назначения был наглядной демонстрацией эффективности политической воли первого лица государства и неэффективности выборной процедуры как таковой.
Удар нанесен не просто по выборам глав регионов России – подрывается демократический тип легитимации власти. Однако весь фокус в том, что других способов легитимации власти ни в России вообще, ни в Чечне в частности – нет. Массовая популярность Путина подкреплена результатами выборов.
Легитимация через традицию не работает. Даже в Чечне времен Дудаева выборы проводились не на «традиционалистской основе». В России вряд ли кто-то будет всерьез формировать власти посредством созыва Земского собора. О харизме того или иного лидера много пишут политологи или журналисты. Однако использование харизмы для выстраивания властных институтов и спекуляции о появлении очередного «харизматика» – вещи разные.
Таким образом, подрывая демократию как способ легитимации власти, Кремль подрывает и сами российские государственные институты. В 1990-1991 гг. борьба против КПСС была автоматически борьбой против государства СССР (поскольку Компартия была не партией, а системой управления государством). Сегодня элиминирование демократии и подмена ее волюнтаризмом политической элиты подрывают, а не усиливают государственную власть в стране.
Во-вторых, Кремль предоставил всю полноту власти Рамзану Кадырову. Сегодня вряд ли продуктивно говорить о том, что Чечней можно было бы управлять «на оккупационный манер», однако с учетом всех сложностей «чеченского вопроса» управление этой республикой было бы целесообразно строить на основе сдержек и противовесов. Между тем российская федеральная власть сама способствовала устранению этих противовесов. Сначала были «выдавлены» премьер-министры, назначаемые из Москвы, затем был «повышен» Алу Алханов, бывший со своим аппаратом противовесом Рамзану Кадырову. О формировании же парламентской модели власти в Чечне Кремль с самого начала (т.е. с 2002 г., когда обсуждались модели возможного политического порядка в республике) и слышать не хотел. Парламентские институты слишком связаны с публичной политикой, чтобы считаться благоприятными для Кремля даже там, где их благоприятность очевидна.
Таким образом, в Чечне «властная вертикаль» демонстрирует впечатляющие успехи. По справедливому замечанию политолога Николая Силаева, «оппонентов и в республике, и за ее пределами у него (Рамзана Кадырова – С.М.) не осталось: все либо давно на его стороне (Асланбек Аслаханов, братья Джабраиловы), либо уже мертвы (Мовлади Байсаров). И это как раз совершенно удивительно, поскольку история Чечни последних 15, или даже 17 лет, - это бесконечные попытки создания режима единоличной власти, которые перманентно проваливались, а сейчас этот цикл прерван. Создавалось впечатление, что концентрация власти может привести к взрыву, но, по всей видимости, этого не произойдет».
Другой вопрос, насколько эта «вертикаль» будет работать в интересах единого российского государства. Чеченская республиканская элита на протяжении уже многих лет обозначала свои претензии и в политической, и в финансово-экономической сфере. Концентрация республиканской власти в одних руках, отсутствие сдержек и противовесов может привести к тому, что в отдельно взятой республике будет вестись фактически сепаратное государственное строительство, неподконтрольное Кремлю. И оппонировать этому государственному строительству будет некому. Внутри республики единственными оппонентами республиканской власти являются отряды «ичкерийцев». Но и они сегодня разрознены, ослаблены в идейно-политическом и военном плане. Более того, оппонирование с этой стороны опасно и для российских национальных интересов. Передавая власть в Чечне в одни руки и не позволяя функционировать системе «сдержек и противовесов», Москва сама сводит внутренние политические процессы в Чечне к противоборству «системных сепаратистов» и сепаратистов открытых.
В-третьих, выводя Алу Алханова из политических процессов в Чечне, Москва снова показывает, что личная преданность и лояльность регионального лидера Кремлю важнее, чем верность Российскому государству как институту. Автор этой статьи много раз писал о том, что экс-президент Чечни Алханов с оружием в руках защищал российскую государственность и конституционный порядок. Наградой ему стала третья в его жизни внутренняя эмиграция.
В-четвертых, чеченская «рокировка» была совершена практически параллельно с кадровыми переменами в Правительстве РФ. «Повышение» Сергея Иванова мгновенно породило спекуляции на тему возможного преемника Владимира Путина. Случайно это было сделано или нет – проблема второго плана. Однако такое совпадение поставило чрезвычайно важный для российской внутренней политики вопрос: как будут строиться отношения «преемника» с Рамзаном Кадыровым и как эти отношения скажутся на стабильности общеполитической ситуации в стране?
Сегодня между Кремлем и и.о. главы Чечни существует неформальный договор. Кадыров как никто другой позволяет Кремлю сохранять образ «замиренной Чечни». За это ему предоставляется значительная свобода. Фактически он остался единственным региональным лидером, который имеет возможность выступать на общефедеральном уровне. Ни Юрий Лужков, ни Муртаза Рахимов, ни Эдуард Россель, ни другие «региональные бароны» 1990-х гг. не могут, как 10-15 лет назад, высказываться в публичном пространстве на темы, выходящие за границы их компетенции. И даже Минтимер Шаймиев, позволяющий себе «сметь свое суждение иметь», ограничивается, как правило, только той общероссийской тематикой, которая затрагивает Татарстан. Но насколько Кадыров останется в рамках своих нынешних требований, когда пост президента России займет другой политик?
Его лояльность – не лояльность институтам. Это личностная лояльность. Будет ли готов президент Чечни – уже без приставки «и.о.» – к тому, чтобы так же безоговорочно поддерживать нового хозяина Кремля? И если не безоговорочно, то какие новые требования Москве он озвучит в 2008 году? Не станет ли вообще проблема-2008 также и проблемой во взаимоотношениях между Москвой и Грозным? 2008 год может стать не только годом избрания нового главы РФ, но и годом «переподписания» контракта с республиканской элитой Чечни (и с Кадыровым прежде всего).
Над этой проблемой, вероятно, уже сейчас ломают голову в Кремле. И, скорее всего, спасительная идея «третьего срока» появляется в том числе и в связи с «чеченской» проблемой. В этом случае «ставки» в «чеченской игре» можно будет не поднимать (или поднимать незначительно). Между тем идея «третьего срока» принимается на «ура» и в Грозном. Это – также дополнительная гарантия того, что выбор Кремля останется прежним, и тому же Рамзану Кадырову не придется сильно беспокоиться о собственном будущем.
В этой ситуации Грозный будет гарантировать образ «мирной Чечни», а Владимир Путин позиционировать себя как единственного политика, способного решить «чеченский вопрос». И тогда – кто знает, не станут ли пророческими слова президента РФ о том, что не стоит торопиться «выпихивать» его из кремлевского кресла.
Автор – кандидат исторических наук, завотделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа.
