Аналитики Центра стратегических разработок Алексея Кудрина и Высшей школы экономики предложили блок реформ системы российского образования. Кроме того, в СМИ обсуждается и тема возможного реформирования Министерства образования и науки с разделением ведомства надвое: на ответственное за дошкольное и школьное образование и ответственное за высшее образование и развитие науки.
Предложения экспертов ЦСР и ВШЭ составили блок из 12 мер, сообщает информационное агентство РБК. В их число входят меры по развитию не просто дошкольного образования, но и программы для детей в возрасте от нуля до тех лет; предложены конкретные шаги в области школьного образования (с созданием учебных комплексов на базе искусственного интеллекта), а также в области поддержки одаренных детей (предлагается, в частности, создать до 40 образовательных центров, подобных центру «Сириус»).
Общая стоимость проекта реформы оценена аналитиками в 8 триллионов рублей. Как отмечают авторы проекта, его полноценная реализация будет означать, что Россия к 2024 году станет тратить на образование до 4,8% ВВП (для сравнения: в 2017 году доля затрат из бюджета на образование составляла 3,5% ВВП). Впрочем, это означает лишь, что тогда Россия будет тратить на образование примерно столько, сколько в среднем страны ОЭСР.
Что касается возможного разделения Минобрнауки, то оно стало темой для обсуждения в Telegram-каналах. Там высказывалось предположение, что разделение может произойти уже к июню, после или в процессе формирования нового правительства России (что, как предполагалось, должно начаться в мае). Высказывались также неофициальные гипотезы, кто мог бы возглавить новые ведомства. При этом кандидатура Ольги Васильевой, нынешнего министра образования, не называлась.
Сама же Ольга Васильева заявила, что новые образовательные стандарты не будут приняты моментально – их принятие будет происходить в течение нескольких лет. Об этом министр говорила на заседании Общественного совета при Минобрнауки, передает корреспондент РБК. Напомним, о модернизации систему образования говорил в Послании Федеральному Собранию 1 марта президент России Владимир Путин.
Побеседовать с Полит.ру о ситуации в российской системе образования и том, какие перемены назрели в ней, согласился Никита Белоголовцев, главный редактор образовательного портала «МЕЛ». По его словам, идея разделения Министерства образования назрела уже некоторое время назад; тот факт, что ее стали обсуждать, можно посчитать хорошим признаком.
«Размышления о том, что Министерство образования и науки объединяет совершенно разные вещи, с моей точки зрения, давно назрело. Хорошо это или плохо, но так сложилось, что в российской системе координат образование и наука – действительно очень разные вещи. Они разнятся во всем: в восприятии людей, в реальной работе, в роли институтов.
Модель американская (и европейская) предполагает, что наука сосредоточена при реальных институтах. Эти же институты являются научными центрами. В России это не так, в России институты в большинстве своем научными центрами по факту не являются – отсюда их непопадание в разнообразные рейтинг и все остальное. И есть некоторый диссонанс в ситуации, когда министр образования и науки сначала вводит астрономию в школах, а потом обсуждает диссертацию министра культуры Владимира Мединского. Не то чтобы она не могла этого делать, но эта диссертация и астрономия – конечно, совсем про разные вещи.
Так что обсуждение вопроса о возможном разделении Минобрнауки мне нравится. Мне кажется, это правильное обсуждение. Разумеется, мое мнение на счет того, как все это должно быть, является довольно дилетантским, но то, что гораздо более умные и опытные люди об этом говорят, мне очень нравится. Это, как мне кажется, достаточно позитивный симптом.
По поводу раннего развития и непрерывного образования: мне представляется, что, говоря об этом, мы смотрим с двух разных сторон на одно. В России действительно нет никакой связности в образовательном процессе, то есть совсем никакой. У нас везде происходят огромные скачки и везде звучит тезис «забудьте все, чему вас учили». Об этом знает любой родитель, который хотя бы переводит ребенка из детского сада в школу.
В детском саду ребенок играет, готовится к выпускному вечеру, рассказывает стихи, занимается музыкой, физкультурой, играет в подвижные игры и гуляет. Потом этого ребенка спустя три летних месяца сажают за парту, и его жизнь меняется на 80%. То же самое происходит в институте.
Система пытается окольными путями к этому приспособиться – ввести подготовительные занятия в школе, в лицеях и прочих учебных заведениях пытаются переходить на лекционную модель и звать вузовских преподавателей читать предметы школьникам. Но в целом это очень локальные вещи, которые в систему, к сожалению, не складываются. А эта система, безусловно, должна быть – без нее КПД образовательных возможностей очень снижается.
В этом смысле непрерывное образование ведет речь про то же самое. Вузовское образование в России далеко не самое практикоориентированное. И, конечно, ситуация, когда образование заканчивается в вузе, а потом человек, если нуждается в знаниях, должен их как-то обрывочно добирать, без какой-либо системности, тоже неправильна. Это совершенно не значит, что все дополнительное образование для взрослых нужно объединять в какое-то одно супермегаведомство, Рособрконтроль некий. Нет, ни в коем случае не нужно! Но мысли в направлении развития непрерывного образования кажутся мне очень правильными.
По поводу развития человеческого капитала, поддержки талантливых детей и всего остального: да, безусловно, некоторые (пока спорадические) инициативы вроде «Сириуса», вроде олимпиады МТИ и других образовательных активностей, уже очевидно состоялись, очевидно дают результаты и прекрасно работают. Я не знаю институции в России, мнение о которой было бы настолько комплиментарным и одобрительным, как о центре «Сириус». Хоккейную борную России, выигравшую Олимпиаду, не так все любят и хвалят, как центр «Сириус».
Если таких центров станет больше, это будет очень хорошо, здесь не может быть двух мнений. Здесь просто должен быть решен вопрос правильного целеполагания и правильной приоритезации. Конечно, создание центров и программ поддержки талантливых людей как будто несколько противоречит тезису о равных образовательных возможностях, высказанному в той же программе. С другой стороны, нужно понимать, что не бывает одинаково хорошего образования: образование бывает либо одинаково плохим, либо разным. И в этом смысле Россия не может не ставить перед собой задачи догоняющего, а где-то и опережающего развития.
И, конечно же, для этого фундамент должен закладываться еще в школьном образовании. Для этого должна вестись селекция, для этого должны создаваться системы поддержки и все остальное. Это не значит, что какие-то прорывные инициативы завязаны на средний уровень образования – нет, на средний уровень они не завязаны, они завязаны именно на «точки роста». При этом, конечно, общий подход к образованию должен становиться более современным, практикоориентированным.
Образование не должно быть какими-то священными скрижалями, полученными на горе Синай. Не должно быть так, чтобы «родители читали «Преступление и наказание» в 10 классе, значит, и дети должны». Такой подход во многом косный, он, конечно же, тормозит развитие страны целиком, как бы пафосно это ни звучало.
В целом всю совокупность всех идей и предложений довольно ложно комментировать в силу их разнообразия и многоплановости. Но этот документ, его положения и общая идеология мне очень нравятся. Прекрасно, что он появился.
Что касается значительных предполагаемых затрат на новое образование, то меня скорее настораживает, что сейчас Россия тратит на образование значительно меньше, чем должна. По этому поводу очень много говорилось (а может быть, нужно говорить еще больше), что образование как сфера жизни чудовищно недофинансировано. Мы уже вошли в эпоху экономики знаний, экономики человека. Ценность знания, ценность образования дальше будет только расти. Снижаться они уже никогда не будут.
И абсолютно очевидно, что если мы хотим, чтобы эта сфера в России развивалась, на нее, конечно же, нужно тратить значительно большие деньги. А то, что российское образование недофинансировано, мне кажется, очевидно абсолютно всем, кто с ним так или иначе соприкасается – от тех, кто пишет программы российского образования, до тех, кто водит детей в школы и детские сады. Я бы просто разделял две вещи.
Первое. Понятно, что российскому образованию нужно гораздо больше денег, которые будут «размазаны», как размазано ровным слоем масло по бутерброду; но нужны и конкретные инвестиции в какие-то «точки роста», конкретные прорывные проекты. Эти прорывные проекты все равно очень малы по сравнению с гигантскими проектами в других областях. Десяток инновационных образовательных центров в стране стоят примерно в один дорогой футбольный стадион к чемпионату мира 2018 года. Или в короткий отрезок газопровода «Сила Сибири». На прорывные проекты в образовании требуются копейки по меркам каких-то глобальных проектов.
Но и глобальные деньги на образование нужны. Без изменения баланса расходов бюджета все эти планы могут остаться просто красивыми словами. Довольно бессмысленно прийти к нынешним школьным педагогам, нынешней школьной инфраструктуре и сказать: «Слушайте, теперь у нас все по-другому, мы тут классную программу написали! Давайте по ней жить.» Да, конечно, программы повышения квалификации, обучения, оснащение инфраструктурой должны стать каким-то каркасом, скелетом, на который мясо будет нарастать. Иначе все это будут пустые слова.
В этом смысле требуется некоторое перераспределение приоритетов – руководитель ЦСР Алексей Кудрин об это уже много лет говорит в разных формулировках. Да, нам нужны другие приоритеты; да, они должны выражаться в перераспределении денег, в инвестициях в людей – их здоровье, образование, знания, их компетенции. Без этого все бессмысленно. Компании, открытия, инновации, прорывные проекты создают очень конкретные люди. И очень конкретные люди потом в них работают. Конкретный человек должен придумать идею, построить завод; конкретные люди на этом высокотехнологичном производстве должны работать. Без них все это точно бессмысленно», – сказал Никита Белоголовцев.
