Мы публикуем интервью нашего постоянного автора Льва Усыскина с архангельским историком Дмитрием Семушиным о том, как на наших глазах в России происходит формирование нового этноса.
Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, автор книги-атласа "Русский Север. Пространство и время" (Архангельск : Малые Корелы, 2010) - человек темпераментный до резкости и пристрастный. Проблема, которую мы обсуждали, коснулась, в том числе, и его личных обстоятельств, что не могло не повлиять на жесткость оценок и квалификаций. Тем не менее, отделить зерна от плевел здесь нетрудно – по большому счету, важно, что имеет место противоречие, о котором как бы не принято говорить: местная культурная активность, отвечающая всем формальным признаком того, что считается благом и поощряется государством по меньшей мере на словах, оказывается вполне деструктивной. То есть, культурная самодеятельность, создание новых смыслов и структур, самостоятельные поиски финансирования – то, что в идеале должно повышать культурный капитал региона и работать на рост общего культурного капитала страны – работает на разрушение местной культуры и, в перспективе, на дезинтеграцию страны. О чем это говорит? Лишь о том, что управлять этими процессами существенно сложнее, чем обычно кажется. Тут надо много думать и придумывать нетривиальные решения.
Что такое концепция поморской нации, когда и кем она порождена?
Правильней говорить не о «нации», а об этносе «поморы» или, как активисты этого этнического движения любят сами себя определять — «коренной народ Российской Арктики». Движение «Поморского возрождения» зародилось в эпоху Перестройки в Архангельске в кружке местных студентов медиков. Это была маргинальная группа. Лидерами кружка стали Иван Мосеев и Анатолий Беднов. Основной идеей этой группы было то, что для возрождения Поморья необходимо освободиться от московской колониальной зависимости и возродить «Поморскую республику». Т. е. это обычные областники. Активисты «Поморского возрождения» были типичными неформалами эпохи перестройки. Их инициативы не получили какой-либо поддержки у населения Архангельска. На тот момент эти люди еще не определились со своей поморской этнической идентичностью. Идея о том, что они не русские, а поморы родилась в их головах позднее.
Параллельно идея о необходимости большей степени автономии от Центра развивалась в кругах местной региональной элиты. Речь идет о хозяйственниках и работниках умственного труда, связанных с идеологическим отделом местного обкома КПСС. Здесь тоже вне связи с неформалами появились адепты «Поморской республики». В случае с «Поморским возрождением» речь идет, на самом деле, об этногенезе, лишь маскирующимся под возрождения якобы в прошлом существовавшего народа «поморов».
На начальной стадии этногенеза решающую роль играют идеологи — создатели этнического мифа. Таким человеком в Архангельске стал ректор местного Пединститута, с его подачи переименованного в Поморский университет, историк Владимир Булатов.
Коротко положения концепция В.Булатова следующие: в ХV—ХIХ вв. на всем пространстве Русского Севера от Вологды до Урала, называвшемся тогда Поморье, жил этнос «поморы». Т. е. все русское население Архангелогородской губернии до 1917 г. объявляется «поморами». Поморы возникли на основе контакта славян с угро-финнами из «протопоморов». Поморье в конце ХV в. было завоевано «москалями».
Народ «поморы» ассимилировался русскими, но, несмотря на это, сохранял свой язык и культуру до наших дней. Идея о том, что «поморы», на самом деле, финно-угорский этнос появилась позднее.
Насколько я понимаю, для таких идеологических конструкций все-таки необходим некий базис: какие-либо тексты (пусть фантастические или же поддельные), какие-то этнографические элементы, выдвигаемые как доказательства этнической особости?
Как оказывается, вовсе нет. Нужен, в первую очередь, авторитет начальника, «административный ресурс». В нашем случае — ректора, имеющего связи в местной администрации и в Москве. Существование «большого» Поморья, т. е. региона от Вологды до Урала, в ХV—ХVII вв. никак не подтверждается историческими источниками.
Что же является в таком случае источником утверждения о существовании целого административного региона Поморья в этот исторический период? Как выясняется, труды великого русского историка академика Сергея Платонова. С.Ф.Платонов, изучая Смуту нач. XVII в., обратил внимание на то, что в политическом плане это была война между Севером и Югом Московского царства, в которой различные области (группы уездов) занимали устойчивую позицию. Далее Платонов отметил, что позиция в войне населения и военных служилых корпораций отдельных уездов была прямо связана с тем, состояли ли эти административные единицы в предшествующий период в опричнине или нет.
Так родилась "региональная" концепция Смуты С.Ф.Платонова. Для нее русский историк использовал политико-географическую терминологию из документов эпохи Смуты и опрокинул ее по времени на середину XVI в., на эпоху опричнины царя Ивана Грозного (попутно С.Ф.Платонов создал еще и новую для того времени концепцию опричнины).
Связанные друг с другом понятия "поморские города", "поморские люди" существуют, но, на самом деле, не с XVI и, тем более, не с XV, а с начала XVII в. И термин этот использовался в ХVII в. исключительно в приказной документации. Историки Сергей Платонов и, что еще важно, академик Михаил Богословский использовали их в начале ХХ в. для построения своих исторических схем без всякой задней мысли. Это Поморье из историографии конца XX в. проф. В.Булатов объявил исторически существовавшим, добавив, что этот весь регион населял народ «поморы».
Но все равно должны быть какие-то этнографические доводы - типа, "вот, как мы строим дома, а вот, как - русские"?
Никаких доводов не надо. Есть под Архангельском музей северорусской культуры и деревянного зодчества «Малые Корелы». Просто все его достояние с одного дня на другой объявляется продуктом «поморской культуры». Северорусская культура переименовывается в «поморскую».
Создаваемая поморская идентичность чрезвычайно размыта. Существует не одна единственная поморская идентичность, а целый набор «идентичностей», в котором есть и понимание поморов как особого финно-угорского этноса, и восприятие поморов отдельным славянским этносом (нерусским), и признание их субэтнической группой («русские поморы»), и осознание поморской идентичности не как этнической, а как локальной и региональной. Это позволяет маневрировать в деле разного рода трюков.
В музее «Малые Корелы» в этом году провели праздник «поморская масленица». Ни у кого возражений это не вызвало. Приложите разные «поморские идентичности» к этой «поморской масленице» и окажется, что всех она устроит.
Хорошо, а где тогда лежит грань между региональными особенностями и обособленной этнической идентичностью? Ведь этногенез - процесс плавный, может и здесь он имел место, как скажем у донского казачества (что мы видим, читая "Тихий Дон"), и лишь внешний "форсмажор" его прервал?
На самом деле этногенез может быть и очень быстрым, по историческим меркам мгновенным явлением – и проходить в одном поколении. Этничность — это итог повседневной культурной работы. Этногенез — это не природное явление, как нас пытался убедить Лев Гумилев.
Хорошо, вернемся все же в начало истории, дабы восстановить последовательность событий. Что же было дальше? Имел место некий маргинальный кружок – ну и что?
Кроме маргинального кружка существовал и существует сейчас интерес местных элит. С 1992 г. значительным фактором стал созданный норвежцами трансграничный Баренц-регион (Баренцев регион — это проект трансграничного сотрудничества. Создан по инициативе норвежцев. «Декларация о сотрудничестве в Баренцевом евроарктическом регионе» была принята на Конференции министров иностранных дел России, Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании и Исландии в Киркенесе 11 января 1993 г. Главный орган управления находится на территории Норвегии — это Баренцев секретариат). Архангельская область стала активно включаться в международное сотрудничество, развивать главным образом «культурные» контакты со странами Скандинавии. Она превратилась в одно из ключевых звеньев Баренц-региона.
Одновременно с возрастающим региональным значением Архангельска происходило и изменение статуса местной «интеллектуальной» элиты: бывший провинциальный захудалый пединститут получил громкое имя Поморского университета им. М.В.Ломоносова (как и Московский университет). Профессура этого заведения стала активно сотрудничать с коллегами из Финляндии, Норвегии и Швеции, главным образом - из Норвегии. Архангельск стал восприниматься ею как некая интеллектуальная и культурная столица историко-культурного региона, называемого уже не Русский Север, а Поморье. Сейчас норвежцы трудятся над тем, что понятие «Поморье» и «Баренцев регион» станут равнозначными. Баренцев Евро-Арктический регион — сокращенно БЕАР.
А что в этом плохого? Хорошо же - преодолевают люди свою провинциальность. А, кстати, что это конкретно за "норвежцы", которые трудятся: что за структуры, чем заняты?
На местах созданы информационные центры Баренцева секретариата, которые занимаются сбором текущей информации и раздачей грантов. Они отбирают кадры. В Архангельске главным объектом политики Баренцева секретариата является местный университет. Когда создавали Баренцев регион, то российская сторона рассчитывала на экономическое сотрудничество, смешанные предприятия, иностранный капитал и пр. Ничего этого не случилось. Зато пошла активная культурная работа норвежцев, направленная на изменение сознания.
Не вполне понятна связь между поморской идеей и норвежской культурной экспансией.
Норвежцы стали прямо стимулировать поморский этногенез. В частности, они стали переписывать свою историю. Под реалии существования Баренцева региона надо было подвести какую-то общую базу. Для этого была выбрана меновая торговля между Архангелогородской губернией и Северной Норвегией ХVIII—ХIХ вв. В норвежских источниках эта торговля называлась «russen handel». Ее переименовали сейчас в «pomoren handel». Оказывается, норвежцы в своем историческом прошлом имели хорошие отношения и позитивные связи не с русскими, а с поморами. У себя они создали группу «норвежских поморов». Продвигается идея, что поморы разноязычный этнос, как какие-нибудь швейцарцы. Есть «поморы норвежские» и есть «поморы российские».
Обратите внимание, что совместным учениям с российским ВМФ норвежцы сейчас дают название «Помор». Скоро состоятся учения «Помор 2012». В приватном кругу в норвежских университетах русских студентов, приехавших на стажировку из Архангельска, норвежские преподаватели начали именовать «поморами». Баренцев секретариат выделил деньги на издание книжки сказок для детей на «поморском языке», и эту книжку стали бесплатно распространять среди детей в Архангельске. Это первый в истории пример публикации на «поморском литературном языке». Американцы (фонд Форда) поддержали издание словаря «поморского языка».
Ректор только что созданного в Архангельске Федерального университета создала в рамках университета «Поморский институт», хотя Москва была категорически против. Директором института стал «этнический помор» лидер «Поморского возрождения» Иван Мосеев, хотя у него нет вообще никакого гуманитарного образования. Его ближайшим сотрудником стал «этнический помор» юрист Максим Задорин, которого норвежцы специально обучили в университете Тромсе по проблеме защиты прав «коренных народов». Цель норвежцев – подвести поморское национальное движение к тому уровню, чтобы федеральный центр официально признал поморов «коренным и малочисленным народом».
А что это за язык такой?
Язык этот еще нужно создавать. В разных районах Архангельской области в сельской местности есть схожие, но разные диалекты. Директор «Поморского института» САФУ лексику из этих разных диалектов смешал в одни кучу, определил правила языковые и стал на этом «поморском языке» (он называет его «поморской говорей») писать.
Вот, в частности, какое название он дал своему заведению: «Наýцьно-обрáзовáтельной центрь «Помóрьской инститýт исконвéцьных (доморóдных) народов Полунóци» Полунóшного (Сиверьного) федерального университета им. М.В. Ломоносова».
Первое впечатление от означенного «шедевра» — Иван Мосеев трудился-старался, краснел, напрягался, переводил, но, когда дошел до слова «федеральный» — устал и бросил безнадежное дело. Тут вспомнилось бессмертное из Пушкина: «Шишков, прости, не знаю, как перевести».
Очевидно, что директор «Поморского института» в данном конкретном случае на личной практике ощутил разницу между литературным языком и диалектом. Характерно и то, что директор ПИКиМНС так и не смог придумать «поморское» слово для перевода русского — «малочисленный». Ну и, признаемся, нас позабавил следующий пассаж И.Мосеева — оказывается на «поморском языке» «север» — это «полуноць», а «Арктика» — «Сиверь».
Можно подробнее про этот сборник сказок?
В 2010 г. при прямом участии Норвежского Баренцева секретариата и Норвежского информационного Баренц-центра норвежцы издали в Архангельске для местных русских детей сборник сказок под названием "Поморьски скаски" (это не опечатка, именно так). Главным редактором издания является подданный Норвежского королевства Тур Робертсен. Опубликованные тексты представлены Т.Робертсеном и работавшими в творческом коллективе под его руководством активистами движения "Поморского возрождения" как творчество двух народов – норвежских поморов и российских поморов. При этом утверждается, что сказки являются еще и продуктом общей культуры. Тексты сказок написаны на "поморском языке" и норвежском языке. Тексты на поморском языке переведены, об этом пишется в предисловии в означенной книжице, как на иностранные, на русский и норвежский языки. А сказки на норвежском языке соответственно переведены на поморский и русский языки. Книжку норвежцы стали бесплатно раздавать детям. К примеру, группы младших школьников приезжают в Архангельске в Соломбалу, в музей деда Мороза, и каждая получает экземпляр сказок. В планах норвежцев было новое издание этих сказок с последующей бесплатной раздачей детям.
Программа начальной школы в России сейчас реализует т. н. "региональный компонент". Берем учебник, утвержденный Министерством образования, науки и культуры Архангельской области. В его предисловии мы читаем следующий адресованный младшему школьнику текст: "Постепенно ты становишься северянином - помором. А знаешь ли ты, какие они, поморы? Почему их так называют? Какими главными промыслами они занимаются и продолжают заниматься в сегодняшней жизни? Каким должен вырасти ты, чтобы и тебя называли гордым именем "помор"? Почему люди говорят о своих земляках "настоящий помор" или "настоящая поморка"? И тут норвежские издатели «Поморьских скасок» услужливо подсказывают нашим детям: "Быть помором - значит не быть русским". Представляете, какая петрушка образуется в головах детей 7—10 лет от соединения этого идиотского регионального компонента с красиво изданными норвежцами поморскими сказками.
Тут, наверное, стоит пояснить, кто же такие "поморы", согласно корректным научным данным…
Хорошо. Впервые "поморцы" (заметьте, не "поморы") упоминаются в русских исторических источниках в ХVI в. Первое упоминание 1526 г. Под "поморцами" подразумевалось тогда население, живущее в волостях по так называемому Поморскому берегу (помимо Поморского, есть еще Летний, Зимний и Терский берега Белого моря). Этнической окраски этот термин не имел. Это могли быть русские, карелы и т. д. Название, таким образом, происходит от конкретной географической местности. С середины XVI в. "поморцы" начинают работать исключительно на мурманских промыслах в Коле, куда большая часть их прибывала пешим, а не морским путем. В XIX в. это именование распространилось вообще на промышленников Архангельского, Мезенского, Онежского, Кемского и Кольского уездов Архангельской губ., занимающихся рыбным (преимущественно тресковым), палтусиным, отчасти акульим и нерпичьим промыслами на Мурмане и в северной части Норвегии. Слово «поморы» произошло от Поморья (см. Поморский берег), а от Поморья перешло и на их суда, на которых они доставляют продукты своего лова в Архангельск и Петербург: «поморские суда», «поморские шхуны». Не все прибрежные поселения на Белом море считаются «поморскими». В частности, жители Неноксы не считаются поморами, поскольку специализировались на солеварении. Жители, не жившие по морскому берегу в Архангельской губернии, поморами себя не считали и не именовали.
Правильно ли я понимаю, что вы считаете поморскую идею при всей ее антинаучности, вполне плодотворной для основы создания новой этнической идентичности?
Поморская идея и не должна быть связана с научностью. Под любой этногенез нужен миф. Что вы думаете, если вы этим людям научные факты приведете, они на них подействуют? Нисколько. Поморская этническая идентичность, отрицающая русскость, - уже факт. Поморское национальная идея может быть плодотворна только в одном направлении — развала находящейся в кризисе уже тридцать лет России. Мы просто воочию видим этнический и территориальный разлом страны. В Архангельске все готово для «самостоятельного плавания» региона — «Поморской республики» на норвежском поводке.
А может быть все проще - поставленная как цель признание поморов малым народом Севера - это по российскому законодательству просто источник немалых льгот и денег, в том числе право на определенную долю ресурсной ренты? И это все объясняет: то есть тут не сепаратизм, а просто злоупотребление общероссийским бюрократическим порядком?
Именно так. Но здесь, как оказывается, российское законодательство, в данном конкретном случае начинает стимулировать этногенез. Здесь очень сильно все пахнет арктической нефтью и газом. И здесь просматривается интерес не только этих конкретных личностей «поморов», но и тех, кто стоит за ними. Интересы элит, в том числе преступного сегмента, очевиден.
