В 1905 году в России обострились процессы социальной смуты, приведшие к демократической революции 1917 года. А ровно через восемьдесят лет… - хотя почему «ровно»? просто есть какая-то магия в десятилетних кратностях… - в 1985 году, те же самые процессы привели к августовской революции 1991 года. Можно еще отметить, что между 1905-ым и 1917-ым – 12 лет, а между 1985-ым и 1991-ым – шесть, то есть 12/2, но мы по этому пути не пойдем, поскольку пишем не в журнал «Занимательная математика».
Интересней другое. У обеих русских революций были своя более мягкая и своя более радикальная стадии. В радикальную стадию революцию 1917 года вогнал очень странный Корниловский мятеж 27-31 августа, спровоцировавший активизацию и вооружение противников Временного правительства - большевиков. А радикальная стадия революции 1991 года началась после провала очень странного мятежа ГКЧП 19-21 августа, спровоцировавшего активизацию ельцинистов и распад СССР. И там, и здесь – конец августа. И там, и здесь ключевое слово «странный». И там, и здесь мятежи опирались на официальные вооруженные силы. И там, и здесь, они, встретившись с ярко выраженным общественным неодобрением в столице (в 1917 году – в Петербурге, в 1991 году – в Москве), были быстро и бесповоротно деморализованы, из-за чего окончились практически без кровопролития.
Существует версия, что генерал Корнилов заранее согласовал свое выступление с главой Временного Правительства Керенским, который под давлением Петроградского Совета сменил свою первоначальную позицию и признал генерала Корнилова мятежником. Существует версия, что и гэкачеписты так же заранее согласовали свои действия с президентом СССР Михаилом Горбачевым, который в силу определенных особенностей своего характера и витиеватости мышления тоже никак не мог выбрать оптимальную стратегию поведения, из-за чего, в конце концов оставил гекачепистов без плана действий наедине с бушующим морем русской демократии.
Итог Корниловского мятежа – бегство первого демократического главы правительства «в женском платье». Итог ГКЧП – отставка первого демократического президента страны, осмеяние, порицание, назначение персонажем анекдотов того, кто отменил 6 статью Конституции - Генсека Освободителя. Такие русские зеркала.
Дальше по спирали. Разгон Учредительного собрания и расстрел Белого дома, Великое обобществление и Великая приватизация. Разруха и дефолт. Бандитизм.
Приватизация никак не могла бы произойти без обобществления – в истории они вообще как сестры, но дело не в этом, подобных примеров каждый школьник наберет до кучи. Важнее отметить, что зеркальная схожесть русских революций, прежде всего, в их незавершенности. В том, что, формально начинаясь с постановки вечного вопроса о русской свободе и справедливости, они каждый раз углубляются в дебри времянок экономических конструкций, оставляя решение этого вопроса на потом, но тем самым как бы закладывая и базу для нового витка по спирали.
Почему мы каждый раз мы наступаем на одни и те же грабли? Почему ОМОН царя расстрелял мирную демонстрацию «Другой России» 9 января 1905-го? Почему русские гайдары не убедили ленских рабочих в преимуществах капиталистического пути развития в апреле 1912-го? И почему русский коммунизм повторил (включая зеркально – Новочеркасск 1962 г.) все это в еще больших и жутких масштабах, хотя его изначально конструировали идеалисты? Почему мы на той же точке спора о мере прав человека и прав государства?
Один из ответов, как мне показалось, я нашел, перечитывая житие Льва Давыдовича Троцкого. Социалиста и коммуниста, некогда журналиста, некогда либерала, архитектора первого Госплана, кому пришлось эволюционировать вместе со страной - от рыцаря демократии до идеолога трудовых концентрационных лагерей, а потом снова – в сомневающегося марксиста. Проникнувшись строем его идей и оглядываясь его глазами на историческую ситуацию в Россию, поражаешься ужасной правде: ВСЁ БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНО.
Вот возьмем страшный социальный крах 1917 года. Абсолютизм пал, власть перешла к партиям. Такой демократии в России еще никогда не было, не будет и потом. Но в результате гражданской войны экономика Россия не просто оказалась на дне пропасти, - это было бы еще полбеды, - ее сердце как будто перестало биться.
Россия была не просто во мгле, каковой ее застал Уэллс, она умерла в 1917 году. Фабрики стояли, потому что рабочим некому и нечем было платить зарплату. А им – человеческим механизмам - надо было что-то кушать, даром они работать не хотели. Еды, кстати, тоже не было, потому что никто ж не повезет продукты в город рабочим, у которых не было денег. Да и произвести излишние продукты деревня не могла, потому что промышленность не поставляла в город современное сельскохозяйственное оборудование, не обеспечивала транспортом, не могла дать в обмен денег с достаточной покупательной способностью.
Что было делать в этих обстоятельствах взявшим власть большевикам? Конечно, они могли либо отказаться от власти – это было бы много моральней, но не факт, что вообще существовала в природе такая политическая сила, которая могла бы исправить положение вещей каким-либо гуманным способом. Института международной помощи в исковерканном мировой войной мире попросту не существовало, а Запад мог придти на помощь только в виде карательного корпуса. Либо взять ответственность на себя и предпринимать какие-то отчаянные шаги по реанимации, сравнимые с запуском остановившегося сердца электрическим разрядом.
Было решено: раз естественного товарообмена не получается, самыми жестокими мерами ЗАСТАВИТЬ рабочих трудится, а крестьян ЗАСТАВИТЬ производить излишки. Ну и ЗАСТАВИТЬ их потом меняться. Сам Троцкий в это время выдвинул идею о первоначально социалистическом накоплении, которое – по аналогии с первоначальным капиталистическим накоплением, хорошо изученным Марксом – так же должно достигаться путем ничем не ограниченной эксплуатации.
Сказано – сделано. Но такую политику уж никак нельзя считать демократичной и трудно выдать за идеал социальной революции. Любая демократичная партия подвергнет такую политику уничтожающей критике и будет права. Следовательно, - и это безальтернативно! - партии НЕОБХОДИМО запретить. Затем ПРИШЛОСЬ запретить фракции и в правящей партии. Затем – ЧТОБЫ ОПРАВДАТЬ ЗАПРЕТ ФРАКЦИЙ – придумать Великую ложь о непогрешимости вождей. И т.д.
«Ложь постепенно разрасталась, становясь все более многогранной, сложной и обширной, как и пропасть, которую она была призвана скрыть, - писал биограф Троцкого Исаак Дойчер, относящейся к своему герою в общем-то комплиментарно, - Она находила среди большевистских вождей своих глашатаев и убежденных сторонников, которые полагали, что без лжи и сопровождающего ее насилия невозможно вылезти из болота».
В 1921 году, после потрясшего режим Кронштадского мятежа, возникла ситуация первой либеральной развилки, получившей название Новой экономической политики. Сегодня многие склонны верить тому мифу, что, последуй страна этим курсом и дальше, мы бы уже имели в России развитой капитализм и демократию.
«Я ни в коей степени не хочу умалить великий подвиг великого советского народа (старшее поколение моей семьи, имеющее заработанные, а не купленные ордена, является достойной частью этого народа) по возрождению страны после гражданской войны. История не терпит сослагательного наклонения, но, думаю, не прервись развитие в русле НЭПа – и подвиг был бы не нужен», - размышляет не кто-нибудь, а идеолог нового курса, глава думского комитета "единоросс" Владимир Плигин. Однако, пережив либерализацию 1991-1999 годов, нам легче представить и все социальные издержки НЭПа 1921-1929 гг.
В реальности страна продолжала оставаться страшно отсталой, а НЭП был пеной, в которой создавались в основном торговые и спекулятивные капиталы. Точно так же, как капиталы современного фондового рынка и личные состояния олигархов, сами по себя они никак не хотели преобразовываться в товары для народа, и уж точно не могли преобразоваться в доменные печи и танки для армии. Но главное, эта политика углубляла социальные противоречия и становилась угрозой для политической элиты.
Что было потом? Отвечая запросам той части общества, которая не доверяла стихии рынка, хотела большего планирования и меньшей олигархии, Сталин свернул НЭП и укрепил вертикаль. А что было делать, что было делать, господа?!
Анализируя, по сути, зеркало этой ситуации, президент Фонда эффективной политики, дает такую оценку: ««После того, как граждане в 1991 году большинством по всей стране совершили ряд известных ошибок, в которых они почти сразу же вслед за тем признались, они поняли, что должны быть воспитаны. Они передоверили фактически формирование государственной власти своему лидеру, который это сделал – выполнил работу и ушел, подчеркиваю – ушел от государственной власти. Теперь граждане, действуя в рамках своей Конституции, сами самостоятельно, как зрелые граждане, вы совершенно правильно сказали, формируют свою власть. А их воспитатель присматривает, чтобы не случилось ничего плохого»…
За эту концепцию Павловского сильно били, но он, по сути, лишь артикулировал общепризнанную политическую логику, с которой страна жила много десятилетий, де-факто живет и сейчас, материализуя в различных практиках. Должны мы учитывать так же и то, что единственная альтернатива этой логики – русофобская и антигосударственная, согласно которой не надо мешать суицидально настроенному обществу вершить исторический суицид. Но 60% россиян, ностальгирующих по СССР, либералы, мечтающие об энергетической либеральной империи, игроки на фондовой бирже, чиновники, миллионеры и милиционеры, новые консерваторы, новые монархисты, новые правые и даже почивший в бозе великий Солженицын, скорее, душу отдали бы за русское государство…
Не будет его – во что поместится великая русская культура 19 века?
Ушел не ушел – дело вкуса и терминологии. Сталин тоже неоднократно куда-то уходил, но все время присматривал. А что было делать?! Что было делать?! Ушел бы в реальности – пришел бы Троцкий, любитель поруководить с бронепоезда. Это он в эмиграции стал мягким и пушистым, а в штопор индустриализации вогнал бы страну даже еще раньше, чем Сталин. Или буонапарт Фрунзе. Или шайка путаников Каменев-Зиновьев. Главное зафиксировать, что независимо от того, кого выносило к вершине власти, задача всех политик, что в периоде 1917-1991, что в периоде 1991 – 1999, что после 2000 года, запустить сердце экономики - внутренний товарообмен. В философском плане – прекратить бессмысленное растрачивание энергии нации, остановить суицид.
Мы видели модель военного коммунизма, когда товарообмен запускался человеком с ружьем. Видели первую либеральную модель НЭПа. И видели выдохнувшуюся к 1991 году модель государственного регулирования, когда государством планировалось все, вплоть до скрепок и пуговиц. Что было похоже на подключении коматозного больного к аппарату искусственного дыхания.
В результате и после и «самой грандиозной катастрофы XX века» (метафора распада СССР и демократической революции) снова возникла ситуация второй либеральной развилки. Политическая элита 1991 года рождения пошла на беспрецедентный шаг - раздала накопленные при социализме общественные богатства частным попутчикам власти из расчета, чтобы затем они начали интенсивно и без принуждения меняться награбленным. В этом опять не было справедливости, но согласно либеральной теории (© Егор Гайдар, А. Чубайс), сердце экономики должно было наконец забиться без внешних стимуляторов.
Стоит ли напоминать, что, как и раньше при первом НЭПе, «попутчики» прежде всего сколотили гигантские личные состояния, принялись вести роскошный образ жизни, и, как незамедлительно показалось архитекторам перестройки, вознамерились приватизировать их самих. На колу висело мочало...
Отвечая запросам той части общества, которая - как говорится - хотела большего планирования и меньшей олигархии, В.Путин свернул скомпрометировавшую себя либеральную политику, укрепил вертикаль и снова придал большее значение планированию. Парадокс повтора – что такая политика так же не могла не встретить ожесточенное сопротивление со стороны тех социальных групп, которые посчитали себя выигравшими в результате августовской революции, а противостояние грозило окончательно доломать молодое государство.
И тогда в духе Политбюро 20-ых годов в массы снова была внедрена… ну, не Великая ложь… Великая фантазийность о непогрешимости Духовного лидера нации, позже - о существовании некоего мистического Плана. Еще раньше закрыли НТВ , критику – фактически запретили ( в иных случаях она была приравнена к террористической деятельности), оппозиционные партии - выкинули из выборного процесса. А что было делать, что было делать?!
Капиталы снова перетасовали между новыми, перепроверенными людьми, часто – чекистами, часто - сексотами. Но вот беда - внутренний товарооборот, отвечающий критериям современного солидарного государства, когда ты – мне, я – тебе, и мы все работаем на всех, все равно не пошел. Мелкий лавочник не народился. «Новые люди», точно так же, как и «старые», прежде всего, позаботились о собственной шкуре. А оставшимся… нечем меняться! Весь обмен по-прежнему шел только через государство.
«…теперь оно должно сменить модель, собственную модель развития. Для этого придётся ее очень серьёзно ломать», - сказал Павловский очень верные слова. Эти слова не учитывали только одного - что по качеству дискурса мы не поднялись в XXI век, а снова вернулись в 20-30-ые прошлого века. Это такой своеобразный «Солярис», когда вечные персонажи российской истории все время возвращаются.
Действительно, разве не Бухарин видится в Плигине, когда он призывает: «Обогащайтесь!» Разве не Троцкий промелькнул в некогда обогатившемся Ходорковском, когда отвергнутый собственной корпорацией тот пишет из узилища почти коммунистические заметки? Разве не похоже неверие Третьякова в западную парламентскую демократию на приравнивание социал-демократов к фашистам при Сталине? В монолитной правящей снова партии выявился левый уклон – из тех, кто постоянно ищет чиновников-предателей, коррупционеров, искоренение которых вернет курсу девственную чистоту, и правый уклон – углубляющий (в тартарары, по-видимому) созданное со всеми его противоречиями. Даже войне с Грузией 2008 года при желании мы находим аналогию - уж не второе ли издание ликвидации меньшевистского правительства Грузии 1921 года мы наблюдаем?
Но больше всего меня беспокоит в связи со всем этим: если революция продолжается, а сегодня ньюдвадцатые годы по шкале повтора, то что нас ждет завтра?
