Министерство образования и науки намерено больше внимания уделять воспитанию. Приоритет последнего над образованием для ведомства подчеркнула на прошедшем в Чебоксарах III Всероссийском съезде учителей сельских школ глава Минобрнауки России Ольга Васильева.
«Сначала – воспитание, а потом – образование», – приводит газета «Коммерсантъ» слова министра. При этом Васильева сказала, что намерена добиться ликвидации «допущенного в последние годы крена» в этой области. В чем именно состоял этот крен и как его будут исправлять, она не уточнила, подчеркнув лишь, что считает полезным обнародование лучших практик воспитания.
«Очень много происходит хорошего, но только мы не знаем», – пояснила она.
Министр также пообещала сохранить малокомплектные школы в сельской местности, немалое число которых в последние годы было закрыто.
«Приоритет воспитания над образованием у нас уже был. Для широких народных масс это была реформа, проведенная в ХIХ веке, или, если угодно, такая контрреформа, где ставка была сделана на церковно-приходские школы. Такое мнение в беседе с «Полит.ру» высказал Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий, главный редактор «Политком.ру».
Тогда решили, что должны быть элитарные гимназии, где, правда, упор делался бы не на точные и не на естественные науки, а упор должен был делаться на греческий и латынь. Делалось это для того, чтобы воспитывать элиту, которая не будет думать о теории эволюции и о революциях. Ни о Дарвине, ни о Марксе думать не станет, а будет блестяще знать античность, воспитываться на лучших образцах мировой культуры.
Это один момент. Другой момент – это именно церковно-приходские школы для широких народных масс, где учат быть нравственными, религиозными; учат быть патриотами Отечества и не особо забивают голову всякими ненужными простым рабочим и крестьянам науками.
Схема казалась абсолютно идеальной, причем она реализовывалась одновременно с экономическим ростом, с тогдашней индустриализацией, со строительством железных дорог, которое давало импульс для развития регионам – потому что если строится железная дорога, то рядом с узловой станцией строятся и школа, и больница, и заводы. В общем, в этой области шел один процесс, а в сфере образования шел противоположный, процесс "Давайте вернемся к старине".
Упор делался именно на воспитание преданных царю и Отечеству подданных. Чем это закончилось, известно. И сейчас, в современных условиях повторять этот опыт, наверно, было бы большой ошибкой. Потому что если мы говорим о воспитании, то речь идет о том, чтобы, наверно, пытаться воспитать патриотов. Это было и в царское время, это было и в советское время.
В советское время, кстати, была и другая попытка – попытка дать всем одинаковое образование. Этого все равно не получалось, потому что существовали элитные школы, и их нельзя было равнять со школами в глубокой провинции, с той же самой сельской малокомплектной школой. Но формально образование давалось одинаковое – с большим удельным весом точных наук, естественных наук, причем требования постепенно увеличивались.
И есть ощущение, что тогда ударились в другую крайность: учили так, словно выпускник школы должен быть подготовлен к учебе в университете вне зависимости от того, хочет он идти туда или нет. Даже тем ребятам, которые собирались дальше учиться в профессионально-техническом училище либо просто заканчивали десятилетку, все равно вбивалось в голову огромное количество знаний, которые им никогда в жизни не пригодились.
Поэтому в нашей истории возникли две крайности: с одной стороны, при царе-батюшке народ старались воспитывать в духе нравственности и религиозности и преданности царю и Отечеству; с другой стороны, в советское время воспитательная функция патриотизма осталась, но к ней добавили очень сильную, может быть, даже чрезмерную образовательную функцию. В результате практически сразу же после сдачи соответствующего экзамена школьник благополучно забывал большую часть того материала, который ему в голову пытались вложить.
Сейчас делается попытка в очередной раз перенести центр тяжести на воспитание. К чему это приведет, если действительно произойдет? Думаю, по большей части к тому, что это воспитание будет носить формальный характер, что мы уже многократно проходили. И при царе учитель церковно-приходской школы часто формально походил к своему делу. Это обычно был священник или дьякон, у которого было много других дел: ему надо было в церкви служить, свой надел земли обрабатывать – потому что прокормиться на те деньги, которые ему платили было невозможно.
В общем, в большинстве случаев даже такое религиозно-патриотическое воспитание было формальным. Потом те раскольники, которые учились в таких школах, либо участвовали в закрытии храмов, либо смотрели на это индифферентно: ну, закрывают – и закрывают. Может, что-то лучше откроют. Может, кинематограф привезут, клуб сделают или склад. То есть поколение людей, которое воспитывалось к духе патриотизма о религиозности, потом спокойно восприняли и свержение царя, и закрытие храмов. Они спокойно воспринимали, и когда священника куда-то увозили, и он уже не возвращался.
Если мы возьмем советский опыт, то, когда СССР рухнул, не было таких жестких последствий, никого никуда не увозили. Но все равно распад СССР восприняли спокойно. Это потом уже стали переживать, тосковать, а когда СССР распадался, то очень мало кто по этому поводу серьезно переживал. Люди так же занимались своими делами, выживанием, решали, как разработать, как продержаться. И все то воспитание, которое было в советское время, все эти огромные слеты, политинформации, классные часы, приглашение в школу ветеранов, которые рассказывали о войне – все это либо было неэффективно, либо было слабоэффективно. Даже когда в школу приходил действительно интересный человек и рассказывал про интересные и значимые события, то все равно школьники рассматривали это как очередную обязаловку в значительной части. Считали, что это надо как-то высидеть, потому что положено, и дальше заниматься своими делами.
Сейчас мы вполне можем идти на очередной виток этого, причем, думаю, примерно с теми же результатами. Правда, надо сказать насчет заявлений нового министра образования относительно малокомплектных школ: здесь решает не только Министерство образования – решает и Министерство финансов. И, думаю, новый министр образования идет с искренними надеждами, что малокомплектные школы можно сохранить. Но, во-первых, значительная часть их уже ликвидирована и никто не будет их восстанавливать. А во-вторых, в отношении тех, что остались, возникает вопрос, потянет ли это бюджет. Сейчас пока тянет, а дальше, если не будет тянуть, наверно, проблемы будут усиливаться. Так что здесь все зависит не только от намерений и доброй воли министра – здесь все зависит от определенных реалий. Сколько денег имеется – настолько реально и можно обеспечивать.
Я бы к той политике, которая будет проводиться, все же относился по ее результатам. Я описал, что попытки усилить воспитательную роль у нас уже предпринимались неоднократно при разных режимах, и это было неэффективно. Но хотел бы еще обратить внимание вот на что: министр образования никак не собирается ломать систему образования уже сформировавшуюся. Если смотреть на практику, я бы обратил внимание на ее заявления о том, что единый государственный экзамен у нас останется. Могут быть какие-то его модификации, но он станется – именно тот ЕГЭ, который очень многие родители хотели бы отменить. Потому что родители хотят вернуться к своей школе, к старой советской еще, которую они вспоминают (большинство – с чувством ностальгии). Так вот, этого возврата не произойдет.
Что касается другого объекта критики со стороны нашей общественности – болонской системы, то она тоже, скорее всего, останется. С теми или иными изменениями, с какими-то модификациями, но она останется. Хотя бы потому, что учить бакалавра с четырехлетним курсом просто дешевле, чем специалиста с пятилетним. То есть понятно, что у болонской системы есть своя идеология, связанная с тем, что ты можешь бакалавриат получать в одной стране, а на магистратуру в другую ехать, и это было одним из символов открытости страны. Но даже если страна сейчас уже не такая открытая, все равно возникает вопрос о том, хватит ли средств на пятый год обучения.
К тому же, если мы посмотрим, то обнаружим, что у нас очень много всякой мифологии связано с тем, что в советское время при пятилетнем обучении готовили выдающихся специалистов. Но если присмотреться, что регулярно студентов первого, а то и второго курса на месяц отправляли на сельскохозяйственные работы. А если отправляют первый и второй курс – значит, у тебя из обучения уже вылетает два месяца. Сейчас те люди, которые критикуют болонскую систему и говорят «А куда мы дели пятый год?», про эти два месяца если и вспоминают, то, как правильно в том смысле, что это было замечательное время, когда они были молодыми и ездили куда-то с друзьями. Но два месяца-то вылетали. А если учесть, сколько времени вылетело на предметы, которые никому вообще не пригодились, типа марксистско-ленинской философии, политэкономии социализма, истории КПСС, то вообще оказывается, что сокращения реально не такие и большие. Плюс дипломная работа, которая, опять-таки, скорее нужна человеку, который потом хотел бы продолжать какую-то научную деятельность. Но она, думаю, необязательна для человека, который не будет заниматься наукой, которому нужны именно практические навыки на высоком уровне.
Поэтому я думаю, что и болонская система удержится, с учетом всего комплекса рациональных соображений, включая финансовую сторону. И я бы здесь все-таки отделил одно от другого: есть некая риторика, некие намерения, может быть, вполне искренне намерения сделать школу более духовной, более нравственной, более патриотичной. Но есть и реальная ситуация, когда действует целый ряд ограничителей, в том числе финансовых. Они не позволят реализоваться планам, а если что и будет реализовано, оно будет в значительной степени носить формальный характер. Тем более, что это и сейчас уже есть. А если говорить о расширении воспитания за счет образования, то мы тоже упираемся во вполне конкретные проблемы. Например, если сокращать образование, то надо сокращать часы и высвобождать их под какое-то патриотическое воспитание. А если сокращать часы, то это означает пересмотр программ и ставок. В конце концов, те же учителя этим будут недовольны. Поэтому я думаю, что вряд ли при новом министре будут какие-то тектонические изменения.
Они могут быть в содержании учебников, которые могут сделаться еще более патриотичными. Хотя в эту сторону эволюция уже шла. Могут быть организовываться дополнительные мероприятия типа старых классных часов, где будут рассказывать о патриотизме и о нравственности. Но, опять-таки, думаю, эффективность этого будет довольно слабой», – сказал Алексей Макаркин.
