22 февраля (ст.ст.) 1711 года,Петр Первый, готовясь к отбытию на юг – в то, что историки назовут потом"Прутским походом" – подписывает именной указ следующего содержания:
"Определили мы быть дляотлучек наших Правительствующий Сенат для управления: господин графМусин-Пушкин, господин Стрешнев, господин князь Петр Голицын, господин князьМихайло Долгорукой, господин Племянников, господин князь Григорий Волконской,господин Самарин, господин Мельницкой, обер-секретарь сего Сената Онисим Щукин.
Вместо приказу Разрядного бытьстолу разрядному при вышеписанном Сенате."
Так был учрежден этот органцентральной власти – в течение двух последующих веков, пусть и с некоторымиоговорками, сочетавший в себе высшую судебную инстанцию, высший органисполнительной власти и высший орган государственного контроля (над которымибыл монарх непосредственно).
2 марта перечисленные в указелица принесли торжественную присягу и Сенат начал работу, чему способствовали иновые лаконичные указы царя-преобразователя:
"1. Всем в Сенатепребывающим места иметь по списку, кто после кого написать в определенномуказе.
2. голоса иметь равные, и увсяких указов подписывать всем своими руками, и что хоть один не подпишет, изасвидетельствует неправо тому быти приговору, то и прочие недействительнысуть; однако ж надлежит тому, кто оспорит тое протестацию, дать за своею рукоюна письме"
и т.д.
Трое из первоначально назначенныхв Сенат лиц были когда-то членами Боярской Думы – это учреждение прекратилосвое существование без явного на то указа, а просто по факту: царь ее пересталсозывать, перестав также жаловать думные чины. Прежние, однако, не отменялись ине преобразовывались в какие-либо иные, вновь учрежденные – так, что кто-точуть ли не до 30-х годов вполне официально величался "окольничим".Однако же, при некоторой внешней похожести – коллегиальный орган, подчиненныйнепосредственно государю и наполняемый лицами по личному решению царя – Сенаточень сильно отличался от Думы во всем. Прежде всего, Дума была органом именночто – при царе. Царь сам вел ее заседания, сам созывал ее, когда считал нужным,сам составлял повестку дня и, что особенно важно, сам в конце концов принималокончательные решения по рассматриваемым вопросам. Думский приговор лишьлегитимировал царское решение, причем никакого регламента вынесения этогоприговора – правил объявления мнений и их учета – по всей видимости, несуществовало. Как не велись, похоже, и протоколы думских заседаний. Собственно,Дума была таким совещанием при царе наиболее авторитетных в традиционномпонимании светских деятелей государства и, одновременно, в какой-то степени,представителем народа, опять-таки, при царе. Добавим, что в состав Думы частовходили, но могли и не входить руководители различных органов центральногоуправления – приказов, никакойсистемы по этой части не выдерживалось.
Сенат же имел принципиально иноеназначение и, вследствие этого, иную структуру. Петр замыслил его как органсамостоятельный, способный работать без царского присутствия, самостоятельноформировать повестку дня и выносить решения. Понятно, что подобное требоваложесткой регламентации и протоколирования – и Петр в присущей ему манередостраивать и чинить автомобиль исключительно во время его движения –планомерно повышал уровень сенатской процедуры своими указами в течение многихлет. Апофеозом здесь можно назвать знаменитый процесс Шафирова иСкорнякова-Писарева 1723 г.,первоначально осужденных смерти именно за срыв нескольких сенатских заседаний.
Петр, собственно, и хотел спомощью Сената избавить себя от значительной доли рутинных дел, а такженепосредственных к царю обращений по незначительным частным спорам – этостремление проходит магистральной линией через всю его деятельность, доходяпорой до почти гротескных решений, вроде постановления наказывать смертьюпосмевшего оспаривать у царя сенатские решения. Важно здесь, что это желаниецаря хотя и понятно, однако непоследовательно – ибо противоречит самомуфилософскому смыслу российского монарха, столь дорогому для Петра. Ибо, и в XVII и в XVIII и в XX веке царь на Руси – всегда верховныйи непосредственный начальник и судья. Скажем, в его личном присутствие всякийкомандир может командовать лишь постольку, поскольку царь делегировал ему этоправо здесь и сейчас. Это хорошо понимал каждый подданный русского царя иименно это обстоятельство, позволяя Петру вмешиваться в любое время в любоедело, обязывало его в то же время рассматривать поданные прямо в его рукичелобитные. Какими бы жесткими санкциями он за это ни грозил.
Уже указ от 22 февраля содержит всебе преобразование одного из важнейших приказов – Разрядного, ведавшегопризывом на военную службу и прохождением оной лицами привилегированногосословия. Точнее говоря, Разряд ликвидировался, а функции его передавалисьСенату непосредственно. Другие приказы должны были подчиняться Сенату – когдаже приказы сменились коллегиями, главы последних одно время входили в Сенат подолжности, но вскоре были из Сената выведены в силу невозможности участвовать вего работе на регулярной основе. По сути, в Сенате остались лишь главы трехважнейших коллегий – военной, морской и иностранной.
Еще одним специализированнымподразделением Сената стала Расправная палата – фактически высшее судебноеприсутствие, рассматривавшая, в частности, апелляционные дела из приказов и,позднее, из коллегий. Стоит отметить, что уже во времена Федора Алексеевичабыла предпринята попытка создать при Боярской Думе аналогичную структурупримерно с теми же функциями и тем же почти названием…
Взглянув на первый составПравительствующего Сената, мы наблюдаем отсутствие в нем персонально ближайшихсподвижников Петра, лиц, наделенных наибольшим царским доверием ираспорядительными полномочиями. Действительно, ни Меншикова, ни братьевАпраксиных, ни Головкина в Сенат тогда не назначили. Подобное, в частности,наводит на мысль о том, что, создавая новую институцию, царь думал не только, аможет быть и не столько об эффективности управления... В самом деле, отправляясьв далекий поход с неясным исходом (в ходе которого и в самом деле лишь чудом непопал в плен), Петр, естественным образом, в первую голову был озабоченстабильностью собственной власти во время своего отсутствия. К его услугам былбогатый и разнообразный опыт на этот счет: и множество заговоров и восстаний,сопровождавших его царствование, и, напротив, поразительная внутренняястабильность вражеской Швеции, король которой покинул столицу более десяти летназад, а последние два года и вовсе находился почти что в плену. В общем, Петр,по всему, рассматривал возможность мятежа в России как вполне реальную – темболее, что наследник престола, царевич Алексей уже повзрослел и отношения унего с отцом стремительно ухудшались. Сам же Петр испытывал в 1711 г. приливдинастического энтузиазма – в Прутский поход он отбыл, как известно, тайнообвенчавшись с Екатериной, уже родившей ему двух дочерей и не собиравшейся наэтом останавливаться…
И вот, вящей стабильности ради,царь предпринимает следующие, вполне типичные для его мировоззрения действия. Во-первых,довольно сильно видоизменяется карта власти в руководстве страной – причем,видоизменяется по не до конца сформулированным правилам, при которых, к томуже, лица, как сейчас бы сказали - "с наибольшим аппаратным весом",оказываются подчиненными более легковесным игрокам. Подобное гарантируетвсяческие конфликты, а также загрузку людей вопросами взаимногопозиционирования, выстраивания сетей влияния и пр. – тут уж не до мятежей.
Во-вторых – рождается, по сути,не имеющий прецедента в русской практике коллегиальный орган управления(последующее учреждение коллегий ляжет в том же русле). По мысли царя, коллегиюсложнее склонить к мятежу, узурпировать в ней власть, она принципиальнопрозрачнее в своей работе, а кроме того, в коллегию легче делегироватьпредставителя надзорной структуры.
В целом же, повышениестабильности системы путем ее институционального усложнения, а не упрощения –это то, что отличает талантливого управленца от бездарного, но озабоченногосходной проблемой. Петр Первый же, несомненно, обладал исключительнымуправленческим дарованием.
Среди статей Льва Усыскина поблизким темам были: «Первый наш механикили Большие русские качели», «Торжество личного надгосударственным», «Триумф лифляндскойпрачки», «Призрачныегоризонты законотворчества», «Без царя во главе»,«Межконфессиональныебраки в XVIII веке», «В истории всегда естьместо анекдоту», «Первый барон ЗемлиРусской».
