По части гражданского общества в России у нас с вами две новости — одна скверная, другая… Другая, пожалуй, никакая.
Не будем подражать африканскому вождю из известного анекдота: начнем с никакой.
Придание Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации нового статуса, о необходимости которого так долго говорили в Кремле, свершилось. Своим указом от 9 ноября Президент преобразовал эту Комиссию в Совет по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека.
Комментаторы отметили, что оный Указ поднимает статус бывшей Комиссии, а также обратили внимание на то, что по сравнению с Комиссией состав Совета расширен. Количество новых членов невелико, но среди них — лидеры гражданских организаций, известных своим резко критическим настроем по отношению ко многим ключевым аспектам политики нынешней администрации. Например, в Совет вошли председатель Правозащитного Центра Мемориал Олег Орлов (один из главных критиков путинской линии в Чечне) и председатель
петербургской правозащитной организации "Гражданский контроль" Борис Пустынцев.
Впрочем, и в прежней Комиссии критиков хватало: вряд ли кто-нибудь решится
причислить к обожателям президента Светлану Ганнушкину, руководителя организации
Гражданское содействие , помогающей беженцам и вынужденным переселенцам, Людмилу
Алексееву, руководителя Московской Хельсинкской группы, президента Института
Национального проекта Общественный договор Александра Аузана, члена
Координационного совета Союза комитетов солдатских матерей Иду Куклину, бывшего
заместителя председателя Конституционного суда РФ Тамару Морщакову или
президента Фонда защиты гласности Алексея Симонова.
Страсти, конечно, закипят. На самом деле, более или менее подспудно они кипели все то время, пока президентский Указ готовился. Тем гражданским активистам, кто согласился войти в состав Совета (а еще раньше — тем, которые вошли в состав Комиссии) их более «радикальные» коллеги предъявили целый спектр обвинений: от непростительной политической наивности до отступничества, измены и даже почему-то мародерства и дезертирства. Самый мягкий упрек, звучавший с этой стороны, выглядел так: "«Вы, что, не понимаете, что вас будут ИСПОЛЬЗОВАТЬ?».
Тех же, кто войти в Совет не пожелал, публично обвинил в измене и дезертирстве заместитель главы президентской администрации В.Ю.Сурков. И тоже намекнул, что их ИСПОЛЬЗУЮТ — враги России, конечно.
До чего, однако, однообразна лексика наших соотечественников…
Обсуждать все эти обвинения неинтересно. Те, кто вошел в Совет (равно, как и те, кто войти в Совет не пожелал), — взрослые и ответственные люди; а взрослого и ответственного человека «использовать», если он сам того не захочет, — невозможно. Ну, разумеется, президент и его окружение постараются выжать максимальные пропагандистские дивиденды из того факта, что он сам, по своей воле, пригласил своих оппонентов к себе в Совет, где ему волей-неволей придется их слушать (не слушаться, — принятие решений остается его прерогативой, — но выслушивать). Ну, так знаете, что я вам скажу: в данном случае власть эти дивиденды честно заработала!
Так что, в создании этого Совета не кроется никакой опасности?
Кроется, и достаточно серьезная. Президентский Указ немедленно породил толки о том, что Совет призван стать «ядром» пресловутой Общественной палаты, идею которой Путин в своем выступлении 13 сентября назвал «продуманной». Это утверждение президента не совсем верно: идея-фикс Кремля об «общественной палате», которую администрация, с подачи группы «политтехнологов» (иные из них вошли и в нынешний Совет) пытался навязать обществу еще в канун Гражданского форума 2001 г., хотя и думана-передумана, но совершенно не продумана. Более того, эта идея — из тех, которые «продуманными» быть не могут по определению. Вроде вечного двигателя.
Дело в том, что у гражданского общества не бывает — не может быть! — никакого легитимного представительства. Никакая «надстроечная» структура не может говорить от имени «всех общественных организаций России», попросту не имеет на это никакого права. Не бывает у гражданского общества никаких «вертикалей». Гражданские структуры — это свободное объединение граждан вокруг НЕЗАВИСИМЫХ (не от правительства только, а вообще ни от кого) коллективных инициатив, и эти структуры, при всем желании, не могут делегировать свои «полномочия» куда-то наверх, с тем, чтобы им в ответ спустили сверху какую-нибудь «вертикаль». Ну, не бывает в гражданском обществе вертикалей; не бывает, и все. Горизонтали — да, бывают, и они очень даже полезны и нужны. А вертикалей нет.
Конечно, гражданская экспертиза законотворческой деятельности, о которой говорил президент 13 октября, — дело необычайно полезное и нужное (только надо понимать, что окончательное решение все равно принимает законодатель, который несет ответственность не перед гражданскими экспертами, а перед избирателями, то есть перед населением в целом).
Конечно, гражданский контроль за исполнительной властью, о котором президент, кажется, ничего не говорил, — еще более нужное и полезное дело (только следует помнить, что рычаги общественного воздействия на государственные ведомства следует выстраивать не в рамках административной модели, построенной на том, что всегда кто-то кем-то командует, а по принципиально иной схеме — диалоге равноправных и независимых партнеров).
Но для всех этих действительно замечательных вещей никаких палат, паласов и дворцов строить не нужно. Для этого достаточно иметь дееспособные и независимые общественные экспертные советы при думских комитетах, при министерствах и ведомствах, на худой конец — при Президенте Российской Федерации. Интересно, как эта самая палата будет формироваться? Выборы, что ли, в гражданском обществе будут проводиться? С общественным избиркомом в лице Маркова с Павловским и их сотрудников? Или, может, Вешняков, подмогнет, — на общественных, так сказать, началах?
Иное дело — Совет при президенте. Членов этого совета, натурально, назначает сам президент, в соответствии со своим собственным разумением. И этот «недемократический» способ — единственно честный и правильный: в конце концов, это прерогатива и ответственность самого президента — решать, кого он хочет держать у себя в советниках.
Говорят, что этот простой вопрос о механизме формирования Общественной палаты, заданный руководителям президентской администрации, поверг последних в ступор: «А мы об этом как-то еще не думали…».
Конечно, искусственно создать можно какую угодно структуру – только работать она не будет. Как и вечный двигатель.
А вот соблазн использовать подобную структуру в качестве руля, искусственно приделанного к сообществу гражданских организаций, или, по крайней мере, в качестве рычага для прямого или косвенного давления на это сообщество, будет, боюсь, непреодолимым. Опять-таки, ничего из этого не получится: общественные организации, занятые делом, а не болтовней, по определению не поддаются ни внешнему рулению, ни внешнему давления. Ибо, как только это происходит, они либо распадаются, либо перестают быть общественными организациями, а становятся придатками госаппарата. Но нервы потрепать и от дела отвлечь такие попытки очень даже могут.
Так что затея эта с Общественной палатой, проваленная на Гражданском форуме в 2001 году и реанимированная в недрах президентской администрации в 2004-м, — очень даже вредная. И если действительно существует замысел сформировать такую «палату» на базе Совета при президенте, то очень хорошо, что в этом Совете в немалом количестве присутствуют представители сильных и авторитетных гражданских организаций и просто независимые и здравые люди. При первой же попытке осуществить такой замысел Совет будет просто взорван изнутри.
А если таких попыток не будет — тем лучше. Будем истину царям с улыбкой говорить. Или — без улыбки. Смотря по обстоятельствам.
***
А теперь — обещанная скверная новость.
Вечером 3 ноября, за неделю до президентского Указа, в московский офис Агентства социальной информации вошли два мордоворота (ну, не знаю, не буду клеветать, — может, у них, наоборот, были необычайно одухотворенные лица) и потребовали от сотрудников агентства немедленно выметаться из помещения, истинными собственниками коего они, нежданные визитеры, являются. Оборудование и личные вещи сотрудников истинные собственники, как это принято в таких случаях в нашей стране, оставили себе на память. Документы? А, вот, предъявлять документы в России в таких случаях не принято, это моветон: кто-то может подумать, что они не такие крутые, какими кажутся.
Сотрудников АСИ в здание вот уже вторую неделю не пускают; работа агентства парализована. Милицию в здание, естественно, тоже не пустили; да разве милиция у нас когда-либо осмелится покуситься на законные права граждан?
«Спор хозяйствующих субъектов». Уже даже не смешно.
Агентство социальной информации (АСИ) — это некоммерческая общественная организация, одно из немногих общественных СМИ, неподвластных ни олигархам, ни Кремлю. Как раз та самая ячейка гражданского общества, о котором пекутся президент и его администрация. И ячейка не из последних: за время своего существования (11 ноября АСИ, — несмотря ни на что! — справило свое десятилетие) агентство, специализирующееся на информационных и аналитических материалах, посвященных состоянию гражданского общества в России, выросло в важнейшую составляющую инфрастуктуры этого самого общества. Мониторинг состояния гражданского общества в России — одна из ведущих тем агентства. АСИ сотрудничает с крупнейшими сетевыми общественными организациями страны, получает и распространяет информацию о деятельности тысяч других организаций в провинции, участвует во многих ключевых коалиционных инициативах независимых гражданских структур. Вот название одного из собственных проектов АСИ: «Развитие эффективного канала коммуникаций для гражданского общества». И еще один проект, с очень длинным названием: «Объединение гражданского сообщества в целях проведения общественной кампании по реформированию системы налогообложения негосударственного сектора в России».
Это ведь про то самое: про «содействие развитию»… Ладно, будем ждать реакции от нового Совета при президенте. Это я вполне искренне говорю, безо всяких подначек: грех было бы членам Совета упустить возможность начать свою работу именно с этого эпизода. И, если Совету удастся что-то сделать в сложившейся ситуации, — то, может, я и был неправ, назвав первую новость «никакой»? Может, это все-таки была хорошая новость?
…А в аккурат посередке между двумя новостями — Седьмое ноября. Красный день календаря.
На земли согласие, и во человецех примирение.
