« .. о советском человеке как о новом типе человека,
о гомо советикусе, или, короче говоря, о гомососе.
Моё отношение к этому существу двойственное:
люблю и одновременно ненавижу,
уважаю и одновременно презираю,
восторгаюсь и одновременно ужасаюсь.
Я сам есть гомосос.
Потому я жесток и беспощаден в его описании.
Судите нас, ибо вы сами будете судимы нами ...»
А.А.Зиновьев
Большевики мечтали изменить ход истории, сформировать новую цивилизацию, создать нового человека. И они это сделали!
Большевики прекрасно понимали, что для того, чтобы руководимая ими страна могла выжить в экономической и военной конкуренции с другими странами, необходимо иметь три согласованные друг с другом вещи: аппарат власти, производственные механизмы и население. Но – совершенно иные, нежели те, что достались им в наследство от царского режима. В послереволюционной России и население не соответствовало целям, выдвинутым большевиками, и государственный аппарат был не в состоянии исполнять то, что требовала от него партия, и экономические механизмы были так раскритикованы марксистами, что следовало немедленно «выбросить их на помойку истории» и создать абсолютно новые.
Всё нуждалось в коренном преобразовании.
Прежде всего, большевикам был остро необходим «управленческий ресурс». К концу 1917 г. в партии насчитывалось около 400 000 человек. Казалось бы много. Но старых большевиков, имевших опыт дореволюционной деятельности, сформировавших свои взгляды в чтении марксистской (и не только) литературы, отшлифовавших свои убеждения в спорах и дискуссиях, в 1922 г. (т.е. после завершения Гражданской войны) в партии насчитывалось всего лишь 12 000. То есть 0,0001 % от всего населения страны. Единственное, что они могли сделать, формируя устройство структуры партийного управления населением, это перенести на нее опыт руководства своими подпольными боевыми бригадами.
И большевики, практически с нуля, начали формировать и сформировали властную вертикаль, пронизывающую всю толщу населения – жёсткую многоуровневую иерархическую управленческую структуру, руководимую лидерами, которые в каждом управленческом слое подчинялись лидерам вышележащего уровня. В деревне, правда, подобная систему руководства формировалась много труднее, чем в городе, но, в конечном счёте, большевики справились и с этим. Эта структура тут же потребовала значительного «исполнительского ресурса». И он был незамедлительно сформирован: «ленинский призыв»1 привёл в партию 240 000 новых членов, а потом ещё и ещё... Расширение численного состава органов партийного руководства, создали то, что сейчас принято называть «социальными лифтами», – то есть возможность резкого взлёта в карьере при условии принятия на себя правил поведения и неукоснительного их исполнения.
Кроме оптимальной численности «партии власти» и чёткого структурного построения её исполнительской «вертикали», большевикам нужен был слаженный и эффективный механизм перевода решений, принимаемых высшим эшелоном власти, в общегосударственные планы и программы, а также система передачи приказов «вниз», к органам, осуществляющим непосредственное исполнение. И они путем проб и ошибок этот механизм отладили, устранив все помехи, мешающие ему продуктивно работать. Сначала были упразднены военно-революционные комитеты – боевые органы, возникшие во время переворота. А вместо них была создана система Советов рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов – органов местного самоуправления, у которой очень скоро «отобрали» приставку «само» и превратили в «систему исполнения» распоряжений свыше.
Поскольку пролетариат рассматривался как костяк народных масс, как ядро военных (и трудовых) подразделений, мобилизуемых из местного населения местными же Советами, то было осуществлено «перераспределение административных функций между отдельными пунктами губерний и уездов» – таким образом, чтобы переместить центры управленческих ареалов туда, где концентрировался пролетариат, – в промышленные города.
Советам первоначально дали «столько полномочий, сколько они могут взять», и даже позволили немного побороться друг с другом за упомянутое «перераспределение административных функций», а также за изменение административных границ. Им даже предложили «хозяйственно … конкурировать» и оспаривать с хозяйственными центрами соседних областей пограничные районы.
Но этот проект оказался слишком «самостоятельным», так как в итоге привел к формированию конгломерата самоуправляющихся территорий, «самостийных коммун», претендующих на независимость и противостоящих любому воздействию свыше. Поэтому на смену ему высшая власть тут же выдвинула другой проект – «централизованный»: она обратила свои силы на укрепление диктатуры – «реформировала и упорядочила» существующую систему Советов, жёстко подчинив их центру. Для того, чтобы придать законность этим усилиям, на XII съезде РКП (б) 25 апреля 1923 г. была принята отдельная резолюция «О районировании», которая отвергала: « … прежнее административно-хозяйственное деление республики, как не соответствующее новым политическим и экономическим потребностям страны»2.
Осуществляемое большевиками административное реформирование страны используется как средство воздействия «центральной власти» на независимые Советы на местах, которые пытаются противостоять Москве: отказываются выполнять некоторые управленческо-принудительные функции, возлагаемые на них центральными властными органами; « … отчаянно защищают свою власть в ущерб общим интересам … продолжают издавать свои законы и декреты, противоречащие декретам центральной власти, внося хаос и путаницу в общую законодательную работу Советской республики. Создают на местах и в областях ряд преград и запретов, мешающих работе центра по вывозу продовольствия из хлебных мест в нехлебные, стесняют передвижение продуктов и людей в пределах республики. Издают на местах и в областях ряд постановлений, тормозящих работу центра по распоряжению имуществом республики: таможней, заводами, эвакуированными грузами, запасами всякого рода…»3.
Прием, при помощи которого центральная власть, в конце концов, подминает под себя даже самые своевольные Советы на местах, весьма прост – она присваивает себе право изменять границы распространения их власти, вплоть до полной ликвидации тех местных самоуправлений, которые оказываются особенно непокорными.
В результате реформирования системы местного самоуправления создается новая структура руководства советским государством. Она основывается на том, что в центр политической системы помещается партия (коммунистическая), а не выборные органы (Советы), как первоначально задумывалось и воплощалось. Подобная доктрина вытекает из отрицания буржуазного парламентаризма, основанного на принципе разделения властей. Она покоится на идеях, которые сформулировал К.Маркс, предлагая модель пролетарского государства-коммуны, совмещающего в одном органе законодательные, исполнительные и судебные функции. В новой концепции государственного устройства Советам отводится лишь роль послушного исполнительского рычага партийно-государственного управления.
В итоге создается институт сращенного с партийным государственного аппарата управления, в котором все устроено очень оригинальным образом. Совсем не так, как на Западе. А в сравнении с европейскими демократическими институтами много лучше и демократичнее! Особенно, если сравнивать тексты Конституций. Правда, так оно только выглядит. А функционирует с точностью до наоборот. На самом деле те законодательные и исполнительные органы, которые по Конституции именуются «высшими» органами власти (СНК СССР, ЦИК СССР, ВЦИК РСФСР, СНК РСФСР, СТО и др.), лишены законодательных функций и лишь доводят до практического воплощения те распоряжения и директивы, которое принимает реальное руководство страной – Оргбюро, Секретариат и Политбюро ЦК ВКП (б).
Этот «хамелеонский окрас» становится присущ практически всем проектам, порождаемым советским режимом. Как, впрочем, и ему самому. В устах советского руководства идеи выражают одни смыслы, а на практике воплощают совсем другие. Цель выглядит одним образом, а предполагает достижение совершенно иного. Говорится одно, думается второе, а делается при этом – третье. Подобная перманентная фиктивно-декоративная маскировка реальных смыслов, целей и задач любого социального проекта составляет неизменный компонент «дизайна советской власти».
16 марта 1919 года СНК принимает декрет «О потребительских коммунах»4, который предписывает: «для распределения продовольствия и предметов первой необходимости создать единый распределительный аппарат». «В городах и фабрично-заводских центрах, независимо от их размеров, образуется единая Потребительская Коммуна… в сельских местностях каждый распределительный пункт может или составлять самостоятельную потребительскую коммуну, или входить в состав единой Коммуны, охватывающей целый район. … В Потребительскую Коммуну включается всё население данной местности. Каждый гражданин обязан стать членом Коммуны и приписаться к одному из её распределительных пунктов». Потребительские Коммуны (как и любые другие фрагменты советской управленческой системы) объединяются в иерархическую структуру с единым центром – Центральным Союзом Потребительских Коммун («Центросоюз»).
Осуществленное в 1923–1926 гг. перемещение центров власти в промышленные ареалы и соответствующая корректировка административно-территориальных границ, а также усовершенствование единой распределительной системы, позволяют большевикам еще больше укрепить организационно-управленческую систему.
Кстати, поскольку «коммуна» рассматривается как единственная форма организации бытовых, производственных, снабженческих процессов (жилья, труда, распределения продуктов и вещей), постольку деятельность по территориальной организации производства и распределения (в том числе и по эксплуатации и обслуживанию жилья, благоустройству городов, противопожарным мероприятиям, инфраструктурному обеспечению быта: общественный транспорт, канализация и ассенизация, прачечные, бани и проч.) начинает именоваться «коммунальной». А всё в целом – «коммунальным хозяйством».
Именно отсюда и произрастает название той системы, которая успешно просуществовала в СССР 70 лет и которую сегодня безуспешно пытаются реформировать, возлагая на собственника обязанность платить за всё, но лишая его при этом реальных рычагов истребования исполнения обязательств со стороны якобы «управляющей» компании.
Самой важной составляющей советского мегапроекта была задача создания «нового человека».
В начале века становится популярной – и среди некоторых капиталистических ученых, и среди отдельных прогрессивных политиков, и в среде теоретиков марксизма – идея о том, что хозяйственные системы должны организовываться сознательно, то есть за счёт определённых знаний, а не возникать сами собой под воздействием стихийных экономических отношений. Капиталисты целенаправленно внедряют эту идею в практику хозяйствования. Только в качестве средства изменений они избирают «знание», а не «волю и принуждение», как это сделают, захватив власть, большевики.
Причем советское руководство распространит этот принцип не только на производственную деятельность, но и на всю остальную жизнь, рассматривая её как искусственно организуемую для «обслуживания» процессов производства – устраиваемую, прежде всего, для того, чтобы «восстанавливать силы трудящихся для полноценного отправления всеобщей обязательной трудовой повинности». Даже специальное слово станут употреблять для обозначения этого единства производственной деятельности и организуемой при ней жизни – «жизнедеятельность». Все неконтролируемые проявления жизни должны быть исключены. В концептуальных представлениях о советском образе жизни расписывалось и регламентировалось все, даже свободное время – «ничегонеделание» должно заменяться обязательными занятиями – спортом, кружками, наукой.
Население о таких теоретических представлениях почти ничего не знало. Но было очевидно, что особого восторга от такой предлагаемой ему «жизни» оно испытывать не станет. Поэтому его ждал следующий проект – «социально-культурная переработка».
Первый шаг на пути преобразования населения под такую жизнь состоял в том, что насильственно была изменена социальная структура общества – вместо «мещан», «помещиков», «дворян», «купцов», «офицеров царской армии», «буржуев» (т. е. владельцев фабрик и заводов) и многих других различных категорий населения, за каждой из которых стоял довольно специфичный образ жизни, поведения, занятий, времяпрепровождения, смыслов существования, амбиций, способов самореализации … были сформированы совершенно иные: «совслужащий», «партиец», «высокий партиец», «красный директор», «комсомолец», «пионер», «потомственный пролетарий» и проч.
В этой новой структуре даже те понятия, которые совпадали по названию с дореволюционными – «рабочий», «крестьянин», «интеллигент», – обретали совершенно иное содержание. Потому что большевики поставили перед собой – и успешно достигли – цель: создание такого типа человека, для которого образ жизни, унаследованный от прошлого, утрачивал бы всякое значение; человека, который был бы открыт для освоения новых форм коллективного сосуществования, способен был принимать новый стиль трудового поведения, готов был занимать места в совершенно по-новому сформированных производственных структурах и неразрывно связанных с ними процессах повседневности.
Постановка этой цели во многом была предопределена негативным отношением теоретиков большевизма к традиционному укладу труда российского пролетариата, общинному способу сосуществования людей (причем не только в деревне, но и в городах – в рабочих казармах фабрик и заводов). А в целом – к менталитету российского народа, который, как они считали, необходимо было постоянно принуждать к требуемой трудовой и социальной организации.
Основным средством для выработки новых психофизических черт населения становится производственно-бытовая среда. Она осознанно превращается в механизм дисциплинирования, принуждения, самопреобразования. И здесь сразу же возникают серьёзные трудности. Потому что люди стремятся выскользнуть из-под внешнего прессинга. Они не желают дисциплинироваться. Не хотят меняться. Не рвутся вырабатывать в себе «нового человека». Они пьют, прогуливают, лодырничают и лоботрясничают. Бросают работу. И даже пытаются обеспечивать себя пропитанием нетрудовыми способами. Нужно накрепко привязать их к месту предполагаемой «социально-культурной переработки», к месту труда.
Именно «распределительная система» и становится механизмом привязки человека к производству. Через нее распределяется всё – продукты, товары, услуги, льготы по старости и выслуге, пособия по инвалидности, текущее медицинское обслуживание, удовольствия, возможность получить образование. Всё, что составляет «жизненный прожиточный оптимум». Она – система – вынуждает людей держаться за место работы и терпеть всё, что связано с пребыванием в качестве члена трудо-бытового коллектива, потому что ее блага распространяются исключительно на трудящихся.
Распределительная система создается совсем не случайно. И не вынужденно, как это объясняли и до сих пор объясняют некоторые историки, – как необходимый инструмент справедливого и равномерного распределения предметов жизнеобеспечения в условиях острого дефицита товаров, продуктов, высококачественных услуг и проч. Она формируется сознательно и целенаправленно как специфическая форма организационно-управленческого и административно-бытового воздействия на людей. Кстати, НЭП продемонстрировал, что без нее можно вполне обойтись. Именно поэтому он был так нетерпим для советской власти. Но выдержки большевикам было не занимать. Введение НЭПа не отменило распределительную систему, они сосуществовали параллельно, но как только накопились ресурсы для следующего общегосударственного рывка – в индустриализацию, от НЭПа немедленно избавились, усилив и укрепив распределительную систему как средство привязки человека к месту работы.
Здесь следует сделать отступление, чтобы разъяснить еще одно заблуждение историков-политологов – о вынужденном введении советской властью НЭПа, о, якобы, отказе большевиками от своего курса, об осознанной ими необходимости вернуть дореволюционные частнокапиталистические отношения, чтобы «выйти из кризиса, в котором они оказались по собственной вине». Все это – лживое объяснение советского времени, миф, призванный скрыть истинное положение дел, умолчать об еще одном гениальном советском проекте под названием «новая экономическая политика».
Ещё в начале 1920-х годов буржуазными учёными-экономистами, согласившимися сотрудничать с советской властью, был сделан интереснейший вывод, исходивший из анализа состояния промышленного потенциала СССР. Он указывал на то, что советской власти не нужно вкладывать средства в восстановление существующих предприятий, направлять усилия на их технологическое переоборудование, так как отечественная промышленность уже безнадёжно отстала от западной. При этом вообще не вкладывать средства в существующие предприятия тоже нельзя, ибо без внешнего финансирования и материально-технического обеспечения они не способны самостоятельно функционировать. Нужно поддерживать существующие промышленные производства умеренными материально-финансовыми вложениями, чтобы не дать одновременно обрушиться всей системе, и терпеливо дожидаться, пока в течение ближайших 5–10 лет они окончательно не выработают свой технический ресурс и постепенно не выйдут из строя. А за это время следует, не торопясь, накопить силы и валютные средства, чтобы, приобретя на Западе самые передовые технологии, возвести современнейшие промышленные предприятия и, тем самым, создать передовую индустрию.
Хотя самым оптимальным вариантом было бы вообще не тратить государственных средств на существующие предприятия. Но при этом всё же каким-то чудесным образом обеспечить финансирование доживающих свой век производств из каких-то никому не ведомых источников.
Заметим, что высшее руководство страны восприняло эту рекомендацию буквально. И придумало абсолютно нетривиальный способ в течение нескольких лет поддерживать существующую промышленность, не тратя ни копейки государственных средств. И не побоялось для этого публично сделать вид, что якобы отступило от своих базовых принципов. Оно ввело «новую экономическую политику». Т. е. вернуло в повседневную жизнь тот тип экономических процессов, к которому было привычно население. Отобранные государством фабрики и заводы стали сдаваться в аренду тем, кто умел и еще не забыл, как ими управлять. Появилось пространство для частных строительных инициатив. Открылись возможности для частного финансирования и частного снабжения производства. Мгновенно восстановили свою деятельность розничные торговцы, реанимировав множественные, мелкие, но в массе своей широкоохватные саморегулируемые процессы продуктового и товарного оборота. Имевшиеся на руках деньги стали активно вовлекаться в хозяйственное использование ...
И все это было лишь искусственно запущенной программой для формирования внегосударственного, внебюджетного источника поступления денег и вовлечения активности людей в существующее промышленное производство с целью его временного поддержания. При этом большевики ни на шаг не отступали от своей главной цели – формирования структуры диктаторского управления страной. Они с зубовным скрежетом выдержали требуемую паузу – позволили НЭПу существовать, поддерживая и активизируя всю хозяйственно-экономическую сферу. Причем позволили ему просуществовать ровно столько, сколько было необходимо для внебюджетной подпитки тихо умирающей промышленности. А затем задавили частную «кооперативную» торговлю – вернули все обратно, исключительно в свои руки; искусственно обанкротив крупные процветающие предприятия, завладели и стали руководить теми, которым за счет привлечения современных западных технологий удалось стать передовыми.
Лишь один из множества примеров – история «Русгерстроя» (русско-германского акционерного общества, созданного в 1926 году и осуществлявшего активную экспериментальную работу по применению технологии монолитно-бетонного домостроения). Фактически в его стенах впервые была отработана отечественная технология производства подобного вида работ, а также был изобретён новый вид лёгкого бетона – керамзитобетон.
К середине 1928 года «Русгерстрой» оказался в финансовом кризисе, потому что стройка Дома Советов в Махачкале, в результате непоставки государственными организациями в срок материалов, отказа в лимитах на выделение стройматериалов, из-за мешающих работе бесконечных проверок, произвольного повышения тарифов на перевозку пемзы (которая в то время стала в СССР считаться химическим сырьём) и проч., дала убыток в 700 тыс. рублей. Это привело к тому, что из состава акционеров вышла немецкая сторона. А оставшейся советской части акционеров «разъяснили», что следует сделать, – собрание акционеров приняло решение о переходе «Русгерстроя» в ведение ВСНХ СССР с включением в государственную структуру планового народно-хозяйственного комплекса.
Причём, несмотря на то, что форма собственности изменилась – т.е. акционерное общество ликвидировалось, а трудовой коллектив превратился в государственное учреждение, – в обязательном порядке были сохранены и контингент высококвалифицированных кадров, и отработанные формы внутриколлективной организации, и отлаженные технологии производства проектно-технической документации, и её образцы, и технологии производства конкретных видов специальных работ, и комплекты специального оборудования, и инновационные приёмы, и изобретённые новые строительные материалы, т. е. всё то, что составляло научно-технологический потенциал фирмы.
Пока фирма находилась в частных руках, ей отказывали в крупных государственных заказах, что во многом способствовало тому плачевному положению, в которое она угодила, так как исследования и экспериментальные технологические проработки требовали несоизмеримо больших финансовых затрат, нежели простое исполнение строительных работ. Но как только «Русгерстрой» преобразовался из частного акционерного общества в государственный трест «Теплобетон», он сразу же оказался под завязку загружен государственными заказами и тут же выдвинулся в ряд крупнейших организаций промышленного строительства. А сохранившийся коллектив треста (собственно, и представлявший главную ценность и в производственном, и в проектно-конструкторском отношении) стал широко делиться с подобными организациями своим проектным, производственным и технологическим опытом. Например, в изготовлении железобетонных набивных свай при строительстве фундаментов турбогенераторов электростанции в Харькове, или в строительстве районной электростанции в Иваново-Вознесенске, или… Стремительно разрастаясь, он составил основу возникшего в 1932 году крупнейшего общесоюзного проектного треста ВСНХ «Промстройпроект», возглавившего всё промышленное строительство в СССР.
«Подготовившись» таким образом, власть в 1929 году объявила о «логическом» завершении «новой политики»5. А также о старте ещё более новой – общегосударственном создании всей промышленности заново: формировании современной военно-промышленной индустрии, призванной стать маховиком развития всего гражданского производства.
Это был следующий шаг в развёртывании советского проекта. Он получил название – «индустриализация».
Все годы пока шёл НЭП, параллельно с ним, главный орган государственного планирования (Госплан) занимался ещё одним глобальным проектом – единой общегосударственной системы размещения промышленности и населения по территории страны. Причём трудности разработки этого проекта были превеликими. Так как пример решения подобной задачи сотрудникам Госплана подсмотреть было абсолютно негде: «практический социализм» они создавали впервые в мире, «с чистого листа». Нужно было увязать воедино все множественные составляющие – ресурсы, технологии, людей, квалификацию потенциальных исполнителей, образование, управление, транспорт, энергоносители, политические амбиции, теоретические заповеди … Нужно было придумать законы и правила, которых ещё не существовало в обществе.
Ход, которым шла эта работа, был закономерен и прост – все сделать по образцу. Но ни один из существующих образцов не подходил, так как все они были сформированы в недрах иной политико-экономической формации. Поэтому выход из этой ситуации был: оттолкнуться от теоретически обоснованных примеров решения подобных задач в рамках капиталистической экономики и капиталистических социальных отношений и на основе их критики (во многом уже проделанной основоположниками марксизма-ленинизма) построить диаметрально противоположные теоретико-гипотетические положения – «социализма».
Согласно буржуазным экономическим теориям, от которых критически отталкивались разработчики «российского социализма», экономические законы размещения промышленности и производительных сил были одинаковы для стран Западной Европы, универсальны. С этой «универсальностью», «неизменностью», «надисторичностью», «вечной повторяемостью» экономических законов старой буржуазной науки и борется советская власть. Она требует, чтобы обслуживающие её учёные рассматривали СССР как страну, к которой нельзя подходить с буржуазной меркой. Она ставит задачу теоретически разработать внутреннее устройство совершенно нового типа общества – «внеэкономического» – и, соответственно, новые социальные (тоже «внеэкономические») законы его существования.
Заметим, что с современной научной точки зрения это правильная позиция – законы социальной организации и экономические закономерности не являются чем-либо постоянным и неизменным. Они изменяются и трансформируются так же, как и любые иные закономерности социальной и экономической организации. И мыслительное (теоретическое) описание этих законов тоже не является чем-либо постоянным. Всякая теория верна с точностью до тех условий и допущений, в рамках которых она появилась, так как мышление реалистично лишь постольку, поскольку существует материальная действительность, которая поддерживает его (мышления) правдоподобность. Как только эта действительность изменяется, исчезает и тот тип мышления, который всё это интеллектуально обеспечивал. В этом понимании и заключается кардинальное различие «естественнонаучного» и «искусственно-технического» подходов и отличие «природных» явлений от «социальных». В этом заключена великая преобразующая мощь проектного подхода, который использовали большевики в практическом изменении окружавшей их социально-экономической действительности.
Но эта методологическая точка зрения станет привычной и очевидной для научной мысли лишь в середине XX века. И во многом благодаря появлению советского мегапроекта. А в 1920–1930-е гг. вопрос об изменяемости научных постулатов под задачи социально-экономического преобразования действительности, о прикладном характере теоретических знаний и различной их приложимости в разных «общественно-исторических практиках» ещё только лишь ставился. «Обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, вовсе не вопрос теории, – как верно отмечал К. Маркс, – а практический вопрос». Изменяется практика – изменяется и знание: оно перестает быть истинным. То же самое происходит и со всеми экономическими теориями, выросшими на почве одних социальных условий, в ситуациях с другими социальными условиями. Истинность их положений определяется не логикой теоретических доказательств и строгостью понятийных конструкций, а эффективностью практики осуществления социальных действий. В том числе - и политической практикой (принятием определенных решений), и организационно-управленческой (созданием механизмов их реализации), и общественной (последующим практическим воплощением этих решений). Общественно-политическая практика, осуществляемая советской властью, полностью опровергла теории буржуазной экономики и экономгеографии, до этого объяснявшие устройство мира и правившие им.
Новая социалистическая теория размещения промышленности и населения по территории страны изначально, на уровне идеологических и методологических предпосылок, была сформирована как противостоящая капиталистическим теориям. Она: а) отвергала «эволюционные» изменения; б) провозглашала приоритет искусственных (революционных) общественных изменений; в) предписывала формировать основы размещения советских производительных сил, кардинально отличающиеся от закономерностей размещения при капитализме.
Итак.
Капитализм неразрывно связан с отделением города от деревни. Социализм – со стиранием границ между городом и деревней.
При капитализме отдельные отрасли производства (в результате территориального разделения труда) прикрепляются к отдельным областям страны. При социализме отдельные районы не должны специализироваться по какой-нибудь одной отрасли промышленности либо земледелия, так как это может придать им «независимость».
При капитализме размещение нового производства тяготеет к сосредоточению рабочей силы – а она, как правило, сконцентрирована в крупных городах. При социализме, наоборот, новые промышленные центры предлагается строить подле мест добычи и переработки сырья, здесь же следует возводить новые поселения и сюда же следует перемещать новые трудовые ресурсы.
Советская власть сознательно отказывается от выявленной капиталистическими экономистами закономерности приближения производств к местам расположения дешёвой рабочей силы. Формируя новый цивилизационный порядок, она принимает установку на искусственное формирование контингентов дешёвой рабочей силы с принудительным перемещением её в те места, где в ней есть потребность.
В СССР, в отличие от перенаселенной Европы, особое значение имеет контроль над гигантскими безлюдными территориями окраинных частей страны. «Удержание территорий» советская власть станет осуществлять через их хозяйственно-промышленное освоение.
И здесь советская власть вновь проектно создает, а затем практически воплощает концепцию, не имеющую исторических аналогов, – концепцию социалистического расселения. Диаметрально противоположную всем законам капиталистического мира.
Расселенческая, градостроительная политика советской власти была предельно инновационна, потому что не имела цивилизационных прецедентов. Она основывалась на никогда ранее не существовавшем решении – передать целиком отдельные сферы деятельности и связанные с их реализацией крупные фрагменты территории страны во владение государственным хозяйствующим «субъектам». Роль таковых присваивается ВСНХ, ведающему всем новым промышленным (прежде всего, военным) строительством и связанным с ним гражданским строительством; Главному Управлению Коммунального Хозяйства НКВД (ГУКХ НКВД), которому поручается владеть всем жилым фондом и всей коммунальной инфраструктурой в существующих городах. Чуть позже к ним присоединяется ещё один общегосударственный «субъект» – Главное Управление Лагерей (ГУЛАГ), которому вверяются строительство транспортных коммуникаций, первичное освоение территорий и ресурсодобыча.
Именно эти «субъекты», воплощая государственные интересы, выступают распорядителями государственных финансов и трудовых ресурсов. И отчаянно борются за материальные и человеческие ресурсы и деньги. Но это уже другой рассказ.
Согласно концепции социалистического расселения, население должно «двигаться» вслед за размещением новых производств и вслед за ним быть равномерно распределённым по территории страны. Концепция соцрасселения утверждает ценность строительства новых поселений – как мест, свободных от стереотипов прежнего образа жизни, старого характера межличностных отношений, старых форм деятельности, старой культуры – то есть, в целом, как поселений совершенно иного типа, нежели существующие города. Её главная задача – материализовать новые формы организации деятельности и жизни.
Концепция исходит из принципа искусственного прикрепления к месту работы больших масс людей. Удержание нужного количества рабочей силы в нужном месте осуществляется за счёт привязки их пропиской, выдачей продовольственных карточек, наделением жилищем из государственных фондов, медицинским обслуживанием исключительно по месту работы, обучением детей исключительно по месту проживания и т. п. За единицу нормативных вычислений потребного количества населения принимается специфическая расчётная единица – «рабочий».
Именно по количеству рабочих, необходимых производству, высчитывается численность населения соцгорода. Их жены, объединяемые в трудовые коллективы, должны осуществлять бытовое и хозяйственное обслуживание потребностей населения. Их дети – проходить воспитание и обучение, приобщаясь к труду на тех же фабриках и заводах к и совершенствуя свои трудовые навыки в школах рабочей молодежи, фаб-завах и втузах. А никаких иных (например, безработных) людей в советском населенном пункте быть не должно.
Новые поселения призваны создавать с прилегающими к ним сельскохозяйственными зонами единые территориально-производственные системы «город – деревня» с постоянным производственно-хозяйственным обменом: город снабжает деревню конкретным планово изготавливаемым ассортиментом промышленной продукции; деревня обеспечивает город сельскохозяйственной продукцией в количестве, гарантирующем её полное употребление. Процесс втягивания сельскохозяйственных территорий и проживающего на них крестьянского населения в сферу организационно-управленческого влияния создаваемых индустриальных центров, а фактически – в культурную и политическую зависимость и подчинение им, начинает трактоваться как практическое исполнение теоретических постулатов о «стирании границ между городом и деревней».
Важной организационно-управленческой функцией соцрасселения является обеспечение военно-мобилизационной составляющей процесса коллективизации. Новые поселения не только предоставляют выдавливаемым из деревни крестьянам возможность занять рабочие места в промышленной индустрии, но и осуществляют за счёт них комплектование личного состава дислоцированных в них военных формирований. Прибывающее в город крестьянское население разделяется на два потока. Из одного, состоящего из «необразованных и политически ненадёжных крестьян», осуществляется пополнение дислоцированных на данной территории подразделений пехоты и кавалерии (не требующих никакой особой изначальной квалификации новобранцев). Из другого, который составляют крестьяне, уже прошедшие «школу индустриального производства» (т. е. «опролетаренные», организационно подготовленные, технически и политически грамотные и т. п.), комплектуются передовые технические соединения – моторизованные и механизированные. Армия – тоже эффективное средство «социально-культурной переработки» населения.
Кроме этого, новые поселения, являясь центрами окружающих их непролетарских ареалов и выполняя по отношению к ним функцию сосредоточения органов руководства, одновременно выступают форпостами размещения контингентов силовых ведомств, предназначенных для подавления потенциально возможного внутреннего сопротивления – как в самих городах, так и на прилегающих сельскохозяйственных территориях. Поэтому величина соцгородов определяется, в том числе, исходя из способности содержать (в частности, кормить) определённую «массу» этих контингентов, поскольку регулярные военные формирования, как, впрочем, и подразделения ОГПУ и милиции, могут располагаться в населенных пунктах лишь при условии наличия в них достаточного количества производящего и обслуживающего населения.
Таким образом, концепция социалистического расселения проектно размечает границы районов нового расселения и обеспечивает установление в них оптимальной численности населения различных категорий «функционального предназначения». То же самое происходит и в отношении внутренней планировки новых поселений, которые в своей структуре (на ином иерархическом уровне) также реализуют принцип мобилизационно-партийного членения городской территории. Заметим, что в программах проектирования соцгородов предусматривается обязательное размещение в них военных частей.
Какие бы стратегические решения ни принимали разработчики первого в СССР государственного плана построения социализма, они неуклонно исходят из идеи необходимости принудительного управления процессами деятельности людей. Мировоззренчески за этой идеей стоит методологический тезис о том, что «развитие» должно быть искусственно организуемым процессом, т. е. социальные идеи необходимо претворять целенаправленно и сразу. В сталинский период подобное проектное мышление полностью реализовало себя и в этой методологии, и в выросших на ее основе идеях.
Советская власть в любых своих решениях принципиально отвергала постулаты «экономической эффективности», выработанные буржуазной наукой. Она решительно опиралась на постулат «социальной целесообразности». Модель экономики, создание которой требовалось от плановых органов, должна была предусматривать осуществление индустриализации, основанной, прежде всего, на запланированных к достижению на конец первой пятилетки показателях мощности военной промышленности, называемой «оборонной». Кроме того, она должна была, в большей или меньшей степени, предвосхитить и практически реализовать вероятностные структурные изменения народного хозяйства, необходимые для победы в будущей войне. Гражданская работа Госплана, тем самым, всё в большей степени вынуждена была руководствоваться целями развития военно-промышленного комплекса. Кстати, в апреле 1928 года, для облегчения и упрощения включения военного содержания в разработку программы индустриализации, принимается решение об участии военных представителей во всех стадиях разработки народнохозяйственного плана. Все без исключения проекты первого пятилетнего плана, начиная с середины 1928 года вплоть до окончательной версии 1929 года, начиная с этого времени, проверяются и визируются военными.
Территориальная организация народного хозяйства, по требованиям военных, начинает формироваться с учётом того, что многие существующие оборонные предприятия находятся в недопустимой близости от границ. Поэтому при принятии стратегических решений о расположении новых объектов военно-промышленного комплекса, и шире – о размещении производительных сил по территории страны, – предлагается создание второго стратегического эшелона оборонных предприятий на Урале; а далее, развертывание третьего, и четвёртого, и пятого – в Казахстане, в Сибири, на Алтае, на Дальнем Востоке.
Волевое размещение Кузнецкстроя, Магнитки, Уралмаша и других производств на Урале, на Алтае, в Сибири, не слишком удобное из-за отсутствия потребных транспортных коммуникаций, не слишком выгодное из-за дальних перевозок угля, не слишком очевидное из-за дефицита местных трудовых ресурсов; с точки зрения обороноспособности страны оказывается более чем целесообразным (причём невзирая на любые затраты). Прежде всего, потому что на тот период до Урала, а тем более до Сибири ни один самолёт ни одного вероятного противника долететь не способен – даже у самых мощных европейских бомбардировщиков не хватает ресурса дальности беспосадочного перелёта (с учётом необходимости возвращения на аэродромы базирования).
С этой точки зрения, государственные планы по равномерному рассредоточению производств и населения по территории страны оказываются весьма позитивными – равномерная, рассредоточенная « … система расселения бесконечно затрудняет задачу разгрома (с воздуха или химической атакой) населённого района тем, что вынуждает противника бить по рассеянным целям, минимальнейшего эффекта действия в случае нападения в этих условиях…»6.
Итак, в советском мегапроекте используются принципиально иные, нежели в капитализме, базовые критерии принятия решений по размещению и развитию производства. Если в капитализме таковым является понятие «экономической выгоды», т. е. капиталистические предприятия размещаются в тех местах, где обеспечиваются наименьшие издержки производства (включая расходы на транспорт, привлечение рабочей силы и т.п.), то в условиях социализма следование государственной цели оказывается важнее экономической прибыли. Здесь расчёт подчинён воле, а предприятия размещаются не там, где выгодно, а там, где нужно (исходя, например, из целей обороноспособности, экономической независимости страны или удержания окраинных территорий).
Если в капиталистической теории строительство новых производств тяготеет к существующим транспортным артериям, то в социалистической практике, с точностью до наоборот, строящиеся транспортные коммуникации тяготеют к производству. И если того требуют нужды промышленности, то к конкретному месту, невзирая на трудоёмкость и финансовые затраты, тянутся железнодорожные ветки и магистрали, строятся автомобильные дороги, роются водные каналы и создается инфраструктура для трассировки авиалиний.
Новые населённые пункты возникают в рамках программы индустриализации не сами по себе, а в строгом соответствии со структурой производства, в которой промышленные предприятия в этот период рассматриваются как главные пункты «потребления и распределения». Именно они – получают сырьё, перерабатывают его, получают компоненты и комплектующие, производят продукцию и отправляют её дальше по «цепочке» производственного цикла, включаются в финансовые потоки и бюджетное распределение ресурсов, получают продукты питания и вещевое довольствие, распределяют их по своим работникам и т. п. Интенсивность «потребления и распределения» зависит от величины (мощности) градообразующего предприятия, т. е. от значения его в общегосударственной структуре народного хозяйства. Все эти факторы учитываются при установлении нового административного деления.
Придумав в первые дни своего воцарения инновационные принципы административно-территориального устройства страны и даже успев осуществить пробный «натурный эскиз», создавая, а потом разгоняя Советы, большевики в середине 1920-х годов опять оказываются перед задачей переработки этих принципов под новые задачи – развертывания военной индустрии. Теперь необходимо сформировать административно-территориальное устройство таким образом, чтобы обеспечить партийно-государственное руководство военно- и трудомобилизационными образованиями, формируемыми из проживающего на конкретных территориях пролетарского (с его руководящей и организующей ролью) и непролетарского населения.
Для этого территория страны вновь перекраивается, расчленяясь на единицы с самодостаточным производственным циклом, соразмерные друг с другом по количеству населения и обладающие: а) промышленно-пролетарским «ядром», б) зоной размещения населения, привязанного к производству (промышленному и сельскохозяйственному), в) сырьевыми регионами, обеспечивающими производство, г) обслуживающими производство транспортными ареалами, д) распределительной системой.
Иерархически выстроенная система партийных организаций, осуществляющая управление не только населением, но и хозяйственно-производственными процессами, предполагает приведение партийных организаций одного уровня в хотя бы приблизительное равенство по численности своих членов. Это связано с необходимостью разбить организуемое этими партийными ячейками население тоже на примерно равные части. Поэтому пропорционирование, с одной стороны, численности членов партии, распределённых по территории, а с другой стороны – беспартийной и, как следствие, малосознательной части населения, охватываемой организующим влиянием этих членов партии и мобилизуемой в случае необходимости на выполнение военных или трудовых задач, оказывается определяющим при установлении размеров новых административно-территориальных единиц. Оно «мельче нарезается» там, где населения больше, и «крупнее» – там, где населения меньше.
Создание нового административно-территориального устройства призвано, прежде всего, обеспечить воплощение планов индустриализации. Поэтому оно решает две основные задачи: а) реформирование существующей в европейской части страны структуры управления территориями – здесь старое административное деление «перекраивается» в целях очерчивания пролетарских центров и тяготеющих к ним зон сельскохозяйственного населения; б) формирование в отдалённых, слабозаселённых и неосвоенных районах новой иерархически устроенной партийно-государственной структуры «руководства-подчинения», призванной концентрировать, организовывать и направлять финансовые, материальные, человеческие и прочие ресурсы на достижение производственных целей сверхбыстрыми темпами.
В роли «пролетарских центров» – ядер новых административно-территориальных образований - выступают поселения особого рода – «соцгорода». Их создание - следующий шаг советского мегапроекта. Но впрямую подступиться к нему невозможно: дореволюционная Россия – аграрная страна, в которой из примерно 120 миллионов населения городское составляет всего лишь десятую часть. Большевики убеждены, что для воплощения стратегии индустриального развития нужно как можно скорее переломить дезурбанистические тенденции, всеми возможными средствами (пускай даже насильственными) оторвать крестьян от земли и «преобразовать» их в пролетариев, в горожан.
Главным человеческим ресурсом для выращивания «нового» человека – исполнителя планов индустриализации – является крестьянство, составляющее в послереволюционный период основную массу населения России. «Крестьянина» следовало из человека со специфическим типом мышления, со способностью к периодическому сезонному напряжению сил и такому же их восстановлению, с «природным» восприятием времени, общинным стилем труда и поведения, морали и мировоззрения, с привычкой к эпизодической концентрации активности и т.п. превратить в «пролетария» – человека, оперирующиго точными отрезками пространства и времени, способного существовать в хронотопе и темпоритме повседневного трудового напряжения и такого же восстановления сил, умеющего овладевать стремительно усложняющейся современной техникой, разделяющего ценности технологически организованного промышленного производства, способного искренне радоваться включению в реформируемую извне социальную действительность, способного принимать участие в высокоорганизованных интеллектуальных и трудовых усилий огромных масс людей, готового напряженно трудиться над узким фрагментом коллективного продукта, не видя и не воспринимая целого и т.п.
Новый человек должен быть постоянно открыт для новых форм коллективного сосуществования, способен принимать новый стиль трудового поведения (в рамках комсомольских бригад, бригад ударного труда, стахановских коллективов и т.п.), готов занимать места в совершенно по-новому формируемых (в соответствии с изменяемой технологией) производственных структурах и неразрывно связанных с ними процессах повседневности, самому проявлять интерес и прикладывать усилия к постоянному их обновлению.
Развитие народа следовало осуществлять через изменение порядка его жизни и образа сознания. В этом большевики не были оригинальны. В определённом роде, они продолжали традиции просветительства, и не только российского. Но, в отличие от романтического антикапитализма европейского культурного авангарда, они осуществляли это исключительно в принудительных формах. А как же ещё – спрашивали В. Ленин и М. Горький – можно использовать для строительства коммунизма «ту массу человеческого материала», которая была испорчена «веками рабства, страданий и капитализма»? Только через целенаправленное преобразование. Только через создание новой среды обитания, которая станет для вчерашних рабов механизмом постоянного дисциплинарного принуждения к духовному и физиологическому самоизменению, в которой будет происходить их ежедневное перерождение.
Идеология принудительного преобразования общества была теоретически обоснована лидерами большевизма. Ещё в 1920 году Н. Бухарин писал, что «государственная власть пролетариата, его диктатура, само советское государство служат фактором разрушения старых экономических связей и создания новых». А осуществляется это благодаря «концентрированному насилию», которое обращается не только на буржуазию, но и вовнутрь, являясь фактором «самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся». «Верно!» – пометил В. Ленин эту мысль, подчеркнув слово «вовнутрь» и перенеся в словах «самодисциплины трудящихся», за счёт выделения чертой, акцент на «…дисциплины трудящихся».
Большевики искренне верили в то, что только благодаря «концентрированному насилию» можно было заставить население работать больше, нежели это ему нужно для обеспечения собственного существования. Только так можно заставить людей осваивать большие пространства бедной страны с малоэффективными традиционными технологиями и примитивной производственной культурой.
И на фоне этой убежденности власть принимает вполне логичное (с точки зрения ленинской теории и идеологии) решение об использовании труда заключённых. А впоследствии целенаправленно организует регулярные поступления необходимого количества дешёвого и мобильного ресурса заключённых для освоения отдалённых и экстремальных по климатическим условиям частей страны. И это тоже проектная процедура: постановка цели – анализ исходной ситуации – оценка наличных ресурсов – принятие решения – перевод решения в систему сомасштабных исполнителю задач – определение средств, необходимых для решения задач.
Идеология большевиков кардинально изменяла традиционное отношение государства к народу. Понимание его как естественно существующего, самовоспроизводящегося и саморазвивающегося образования было сознательно заменено большевиками на «целевое», проектное отношение – народ начинал искусственно трансформироваться под требования нового строя, создаваться заново, как «более активный, способный к поддержанию нового порядка», к задачам, которые ставила перед ним власть. Он превращался в средство достижения задач, выдвигаемых пролетарским государством.
С укреплением сталинского режима эта проектная составляющая всё более усиливается, так как происходит всё более массовое разрушение естественных основ жизни. А это, в свою очередь, вызывает вынужденное появление и совершенствование различных технологий удержания населения в требуемом состоянии. Главными в арсенале которых выступают принудительные. А основным механизмом, «перерабатывающим население», – промышленность.
Ф. Энгельс писал о том, что «только созданный современной крупной промышленностью, освобождённый от… цепей … которые приковывали его к земле, и согнанный в большие города пролетариат в состоянии совершить великий социальный переворот…». В СССР миллионы душ российского крестьянства, «освобождённые» в результате принудительной коллективизации от «цепей, приковывавших их к земле», будут согнаны на стройки социализма, «опролетарены» посредством включения их в трудо-бытовые коллективы и превращены, тем самым, в основной трудовой ресурс индустриализации, обеспечивая практическое воплощение постулата Ф. Энгельса о необходимости направить пролетариат на «свершение великого социального переворота». А ключевую роль в процессе сосредоточения свободной части рабочих рук (в отличие от подневольных трудовых контингентов ГУЛАГа) в городах-новостройках при объектах современной крупной промышленности станет играть сознательно поддерживаемый дефицит жилья. Расчёт оказался верен – именно дефицит жилья позволил ведомствам быть застрахованными от текучести рабочей силы. Советская жилищная политика превратила «крышу над головой» в средство прикрепления людей к месту работы, так как получить её можно было только из рук администрации заводов и советских учреждений.
Проектная мощь большевиков состояла в том, что они смогли научить себя «превращать философские идеи в гвозди», т. е. смогли воплотить заповеди марксизма-ленинизма в практику реальных действий по преобразованию мира, довести интеллектуальные доктрины до вида конкретных программ и форм социальной организации, до формирования определённого типа поведения, до материализации в устройстве системы управления и до воплощения в конкретных производственных технологиях.
Постулаты марксизма-ленинизма давали советской власти фундаментальное понимание законов развития «искусственно-организуемой» человеческой цивилизации. Они давали критерии проверки принимаемых стратегических решений.
Природа советской власти наиболее ярко выразила себя в сталинизме. Явленная в этот период всесокрушающая воля и созданный ею мощнейший исполнительский механизм представляют собой уникальное явление, до сих пор сокрытое завесой тайны, потому что устройство его так детально и не изучено. Раньше – в советских условиях - непредвзятый анализ был невозможен, да и сейчас мало кто его проводит, потому что значительно больший интерес представляют феномены, непосредственно трогающие любого нормального человека, – ужасы террора, система ГУЛАГа, героизм в Великой Отечественной войне и т. п. Как следствие, пружины сталинской системы управления до сих пор остаются скрытыми.
Концепция социалистического расселения, в соответствии с основополагающим принципом «жизнь должна обеспечивать способность трудиться», утверждает главенство целенаправленно организуемой производственной деятельности, а обеспечение жильем при ней рассматривает исключительно как подчиненную функцию – обслуживающую производство.
В её рамках место работы трактуется как главный источник укоренённости людей в жизни. Оно призвано выполнять следующие функции: а) распределять среди трудящихся на нём (и, соответственно, среди членов их семей) средства к существованию (выплачивать заработную плату, предоставлять жильё из государственных фондов, осуществлять продуктовое и вещевое снабжение); б) предоставлять социальные блага (детский сад, школу, поликлинику, санаторий, турбазу и т. д.); в) организовывать досуг; в) наделять привилегиями (поощрять жилищем улучшенного качества или увеличенной площади, выдачей улучшенных продовольственных пайков, предоставлением персонального автомобиля и проч.); г) формировать отношения между людьми на основе включённости в социальные группы внутри организаций и т. д.
Совершенно официально, даже законодательно, в этот список включены: «…а) денежная плата; б) квартира, отопление, освещение, водопровод; в) предметы продовольствия и потребления; г) производственная одежда, внеплановые выдачи и т. п.; д) парикмахерские, бани, театр; е) продукты с огородов и советских хозяйств; ж) все осуществляемые предприятиями и учреждениями затраты по организации быта и прочие услуги, предоставляемые коммунальными отделами; з) средства передвижения (билеты по железной дороге, выделение по месту работы, в случае надобности, грузовых автомобилей, оплата проезда к месту работы на трамвае и проч.; и) семейные пайки и другие дополнения к заработной плате, выдаваемые по месту работы семьям рабочих и служащих»7.
Всё это делается для того, чтобы неразрывно привязать человека к месту работы. Но в самое главное средство такой привязки советская власть превращает … крышу над головой.
Стремясь ликвидировать всё «буржуазное», советская власть в качестве основополагающего принципа своей жилищной политики провозгласила и твёрдой рукой последовательно реализовала отмену частной собственности на недвижимость. И ввела вместо неё особый вид собственности – государственную. В нескольких её проявлениях: государственно-ведомственную, государственно-ведомственно-кооперативную, государственно-муниципальную.
Ведомственная собственность на жильё изначально рассматривалась и использовалась советской властью как мощное средство трудового дисциплинирования. Использовалась она также и как средство исключения какого бы то ни было недовольства (или сопротивления) со стороны рабочих – к любому сотруднику, не удовлетворённому условиями труда, или глупыми распоряжениями начальства, или несправедливостью при расчёте заработной платы – чем угодно - мог быть не только приклеен моральный ярлык «возмутителя спокойствия», но применён зловещий законодательно введённый термин «дезорганизатор производства», влекущий за собой увольнение с работы. И самое страшное последствие увольнения – немедленное выселение прямо на улицу. При отсутствии собственного жилища, в климатических условиях России, где под пальмой не перезимуешь, подобная угроза становилась важнейшим стимулом в самокорректировке сознания и повседневного поведения.
Советское ведомственное жильё позволяло держать рабочих в подчинении и зависимости значительно более успешно, чем фабрично-капиталистическое. Потому что изначально и вполне осмысленно приспособлялось к этой задаче. В труде «К жилищному вопросу» Ф. Энгельс произносит слова, способные стать эпиграфом ко всей советской жилищной политике: «государство, эксплуатирующее крестьян и рабочих, не заинтересовано в устранении жилищной нужды, так как она способствует принуждению рабочих к труду и послушанию». Советское государство, эксплуатировавшее крестьян и рабочих в значительно большей мере, чем капиталистическое, также не было заинтересовано в устранении жилищной нужды, потому что дефицит жилища был прекрасным средством принуждения рабочих и к труду, и к послушанию. Жилищная нужда в идеологии и практике советской жилищной политики была сознательно превращена из явления, с которым нужно бороться, в эффективное средство принуждения к вводимым свыше формам организации производственной деятельности и вменяемому извне образу жизни.
Расселенческая политика советского государства фактически, с первых лет его существования осуществлялась как репрессивная. Она основывалась на принудительных миграциях трудо-мобилизованного гражданского населения, контингентов красноармейцев, специалистов и квалифицированных рабочих, спецпереселенцев, заключённых и многих других категорий населения. Целью расселенческой доктрины большевиков было удержание под своим контролем малонаселённые окраинные территории страны, а также обеспечение трудовыми ресурсами отдалённых мест добычи полезных ископаемых и возводимых подле них предприятия военно-промышленного комплекса.
До сих пор слишком много остается «почему». Почему в принудительной переселенческой политике государства существовал приоритет «переселения» перед «заселением», т. е. почему важнее было принудительно переместить трудоспособное население в новые места обитания, нежели стимулировать добровольные перемещения в те же самые места? Почему существовал приоритет «расселения» перед «освоением», т. е. почему принудительно направляемый поток переселенцев намного опережал колонизационные возможности территории? Почему формы хозяйственного освоения не предполагали рачительного отношения к территории? Почему с такой небрежностью и ошибочностью выбирались места размещения новых поселений – спецпоселений, лагпунктов, соцпосёлков, т. е. почему выбор территории под возведение города диктовался исключительно схемой размещения промышленных предприятий и игнорировал ресурсы места, конкретику окружающей среды, потенциал культуры населения и иные особенности ситуации? И т. п.
Проектное сознание выражает себя в том, что отсутствие образцов с необходимостью порождает инновационное решение, а затем переводит его в систему последовательных действий. Большевики превратили способность к проектированию в основу своей управленческой деятельности. Прежде философы лишь разъясняли, как устроен мир, а большевики взялись практически переделать его. Так, например, в своей работе «Развитие капитализма в России» В.И. Ленин указывал на то, что лишь крупное машинное производство способно «преобразовать прежнего земледельца в фабричного рабочего», лишь механическое производство способно «отрывать рабочих от земли»8. Проектная идея, которую извлекут из этого анализа большевики, будет состоять в том, что фабрика и завод будут трактоваться как «социально-производственные организмы», способные вырывать население из патриархального уклада деревенской жизни, придавать ему импульс в формировании новых форм организации трудовой деятельности и бытового существования.
Причем реализационная составляющая этого проекта коснётся не только взрослого мужского населения, из которого и будут формироваться основные трудовые контингенты, но также и женщин, и подростков, и детей, являющихся не менее важным материалом для социальной переработки, чем мужская часть населения. Именно к этому призывал В.И. Ленин: «…говоря о преобразовании фабрикой условий жизни населения, необходимо заметить, что привлечение к производству женщин и подростков есть явление в основе своей прогрессивное».
Этот проектный постулат в послереволюционный период также ляжет в основу производственной и тесно связанной с ней жилищной политики. Он предопределит расчётные формулы определения потребности социалистических рабочих посёлков и соцгородов в количественном и качественном составе населения и вызовет необходимость перемещения в новые места обитания четко рассчитанные массы не только мужчин, но и женщин, и детей.
Советская власть сознательно осуществляла «отрыв рабочего от сковывающей его собственности на недвижимость и землю». Она боролась с возможностью горожан владеть индивидуальным жилищем и собственным участком земли. Потому что собственное жилище и собственная земля позволяли людям жить независимо ни от кого и самостоятельно худо-бедно прокармливать себя и членов своей семьи за счёт возделываемого огорода и содержания домашней скотины. Произведённая большевиками муниципализация городской недвижимости, насильственное лишение людей возможности иметь собственный клочок земли, ставили городское население (и рабочих, и служащих, и неработающих – всех) в абсолютно зависимое от власти положение. Что, как следствие, создавало основы формирования нового типа социальной соорганизации населения – «трудо-бытовых коллективов» – основных единиц советского производства (и промышленного, и интеллектуального).
Восстанавливая в первые послереволюционные годы промышленные предприятия или сооружая новые фабрики, электростанции и металлургические заводы, государство, в лице наркоматов, предоставляло рабочим земельные участки и ссуды для строительства жилья и даже возводило целые поселения для рабочих, жилище в которых изначально находилось в безраздельной собственности администрации промышленных предприятий. И вселялись в него рабочие и служащие лишь временно – на срок работы на данном предприятии.
Строительство новых производств (и, соответственно, поселений при них) вне существующих городов есть умозрительно сформированная и искусственно реализованная тенденция. Её идеологическое обоснование покоится в трудах В. И.Ленина, который, анализируя положение рабочего класса в России, указывал на то, что фабричная промышленность с особенной быстротой распространяется вне городов – «создаёт новые фабричные центры и быстрее толкает их вперёд, нежели городские».
Стратегия индустриального развития СССР будет впоследствии основана именно на этой тенденции – новые промышленные предприятия станут располагаться вне существующих городов, «на пустом месте», вблизи мест добычи сырья или в местах размещения воинских контингентов. Именно «новые фабрично-заводские центры» станут рассматриваться властью как ядра административного управления крупными фрагментами осваиваемой территории страны, как места распространения новых технологий и образцов трудовой деятельности, культуры и быта. И лишь с превращением промышленных предприятий в крупные производственные комплексы посёлки непроизвольно станут перерастать в поселения с численностью 80–100–250–300 тысяч человек, превращаясь в города.
И советская власть воплотит еще один уникальный искусственно сформированный проект под названием «соцгород».
Социалистические города – замкнутые селитебные образования при промышленных предприятиях. Они призваны быть «пролетарским центром», «ядром» прилегающей территории и окружающих сельскохозяйственных поселений. Играть роль «опорных пунктов» нового расселения. Они предназначены принимать, размещать и трудоустраивать массы «новых трудящихся» – отрываемых от земли и вовлекаемых в промышленное производство крестьян, прибывающих в город и здесь вливающихся в производственно-бытовые коллективы.
Соцгород имеет стабильные размеры и фиксированное количество населения, производное от количества рабочих мест на фабрике (заводе). Промышленное предприятие не только определяет «смысл» существования соцгорода, но и, как правило, задает его композицию, в частности, расположение общественного центра, ориентацию улиц, направления основных пешеходных путей, трассировку общественного транспорта, расположение зеленой зоны и т. п.
Основной силой осуществления любых организационно-управленческих мероприятий в соцгородах являются трудящиеся промышленных предприятий. Они объединяются в единые трудо-бытовые коллективы, с которых люди и работают вместе, и вместе живут. Либо в многоэтажных домах с коммунальными квартирами, либо в специальных домах-коммунах. Этими объединениями управляют партийные (молодежью – комсомольские) и фактически подчиненные им профсоюзные организации предприятий, на которых работают коллективы. Живущие в разных домах различные трудовые коллективы объединяются по территориальному признаку и руководятся районными партийными органами. А поскольку никаких безработных в соцгородах быть не должно, всё население распределяется по тем или иным коллективам и «приписано» к тем или иным территориальным органам управления. В результате охват населения оказывается всеобъемлющим.
Подобное устройство системы партийного руководства материализуется в планировочной разбивке расселения на трехуровневую иерархическую структуру: жилой дом (дом-коммуна) – жилой квартал – жилой район. «Жилище» и «социальное управление» связаны в этой структуре следующим образом: основным застройщиком жилища выступают прежде всего так называемые «градообразующие» предприятия (то есть те, из-за которых, собственно, и формируется населенное место, представляющее собой «селитьбу при производстве»). Именно они отвечают за размещение контингентов своих рабочих, планируют жилищное строительство, получают для этого финансовые средства, застраивают и содержат крупные фрагменты городской среды, а также элементы инфраструктуры (трамвай, котельные, энергетические подстанции, системы канализации и водоснабжения и проч.). Они возводят секционные дома с коммунальными квартирами, дома-коммуны или другие виды коммунального жилища. Причем целыми кварталами или даже небольшими «соцпоселками» – локализованными поселениями рабочих при предприятии, на котором они работают. В соответствии с концепцией социалистического расселения, обитатели домов-коммун, рабочих общежитий, бригадных бараков, покомнатно-посемейных коммуналок и т.п. являются, как правило, членами одного и того же трудового коллектива, повседневный быт которых находится под контролем партийных организаций по месту работы, формирующихся из своих членов ячейки по месту жительства (в масштабе дома или квартала). Жилой район – значительно более крупное селитебное образование, включающее рабочих и служащих не только «градообразующих», но и «градообслуживающих» предприятий. Здесь функции заводских и городских партийных структур накладываются и совмещаются, и основной объем функций начинают выполнять территориальные органы контроля и руководства.
Специфика планировки соцгорода определяется также тем, что в нём, в отличие от капиталистического города, заложен совершенно иной механизм жизнеобеспечения: а) ликвидирована свободная мелкая частная торговля, б) ликвидирован мелкий бизнес бытовых услуг, в) уничтожены частные виды транспорта, г) ликвидировано индивидуальное предпринимательство в сфере досуга и отдыха и т. п. Взамен этого сформирована всеохватывающая и многофакторная распределительная система – продуктов, вещей, медицинского обеспечения, услуг: прачечные, бани, фабрики-кухни, столовые, больницы, детские учреждения и проч., и т. п. Кстати, советской власти, руками выращенных ею градостроителей, впервые в истории урбанизации пришлось изобретать правила «рационального» размещения в городе объектов распределительной системы и решать вопросы их связи с жилищем, т.е. расчетно определить нормативные показатели «удовлетворенности» бытовых нужд населения. В разработке числовых параметров «достаточного минимума» количества и мощности объектов обслуживания в полной мере проявило себя требование экономии, что, в конечном счете, привело к тому, что городская среда перестала быть саморазвивающейся самодеятельной субстанцией, воплощающей потребности и инициативы населения, превратившись в искусственно формируемый продукт нормативного регулирования и такого же распределения свыше, как и все прочее.
Система сетевого обслуживания соцгорода, разработанная в рамках советского градостроительного нормирования, практически идеально обеспечивала жизненно необходимый минимум всех видов хозяйственного и культурного снабжения: а) сеть жилищ (общежития, гостиницы, коммуналки, индивидуальные квартиры); б) сеть питания («центральный пищевой комбинат», фабрика-кухня, столовые-распределители на предприятиях, в учреждениях и жилых комбинатах, территориальные столовые); в) сеть санитарно-гигиенического обслуживания; г) сеть связи (почта, телеграф, радио); д) сеть санитарно-технического обслуживания; е) сеть распределителей продуктов широкого потребления; ж) сеть соцвоса (социалистического воспитания), детского дошкольного обслуживания; з) сеть политехнического обучения (школы I и II ступеней, ремесленные школы, учебно-производственные мастерские, «фабзавы-втузы», вузы); и) сеть культурного и общественно-политического обслуживания; к) сеть физкультурного обслуживания (квартальные спортивные площадки и площадки при комбинатах, при школах и втузах, районные стадионы и на градообразующих предприятиях, центральный стадион с Дворцом физкультуры, общегородской физкультурный центр для объединения и направления всей работы); л) сеть медицинского обслуживания (фельдшерские пункты, диспансеры, больницы, санатории, курорты).
Соцгород имел строгую иерархию общественных пространств: 1) общегородской центр с главной площадью (с расположением на ней важнейших городских объектов советского, партийного, социально-культурного назначения); 2) центры планировочных элементов жилой зоны со второстепенными площадями; 3) внутриквартальные (дворовые) общественные пространства (с расположением на них агитационно-спортивных сооружений); 4) придомовые (с устроенными при жилых домах детскими площадками); 5) сеть детских заведений; 6) сеть объектов здравоохранения; 7) сеть объектов обслуживания, включающая: а) объекты общегородского значения, б) объекты квартального значения, в) учреждения обслуживания, размещаемые в жилых домах (в специально отводимых для этого помещениях первых этажей или приспособленных под них квартирах); 8) систему зеленых зон (поясов, коридоров и т.п.), состоящую их двух частей: а) внутренние – парки, скверы, бульвары и проч., б) внешние – окружающие зеленые зоны, выполняющие функцию «фильтров-разрывов» между селитьбой и промышленной зоной и функцию мест неорганизованного пригородного отдыха и рекреации.
Соцгород призван вырабатывать и являть «образцы». Новых научно обоснованных и экспериментально отработанных производственных технологий. Новых форм «бытового социалистического поведения» и форм культуры. Новых видов социалистической обрядности. Все новых и новых достижений спорта, искусства, науки, культуры. Для этого он должен располагать необходимым минимумом «функций» – профильными учреждениями, предприятиями, располагающими передовым технологическим оборудованием, центрами сосредоточения информации, высококвалифицированным персоналом в количестве, достаточном для того, чтобы выполнять узкоспециализированные задачи (научные, культурного развития, спорта, отдыха, развлечений и проч.)
Жилище в соцгороде, в противоположность капиталистическим поселениям, где оно выступало объектом покупки, владения или аренды и было предметом персонального распоряжения квартировладельца или заботы квартиросъемщика, является предметом исключительного владения и распоряжения государства. В частности, оно сооружается по инициативе государства и за его счёт, ремонтируется, распределяется и находится, в конечном счёте, в его безраздельной собственности. «Соцжилище» используется как один из элементов распределительной системы и предмет снабжения населения. Основным типом жилья, возводимого в рамках государственных строительных программ в соцгородах, является многоэтажное многоквартирное жилище покомнатно-посемейного заселения (строительство индивидуального жилья законодательно исключается). Так, в 1930 году Госплан разрабатывает проект основных положений о строительстве новых городов и о перестройке существующих. Он предписывает при планировании и строительстве городов «…избегать большой концентрации и скученности населения, а также рассыпного характера стройки в виде мелких домов, разбросанных на большой территории». Госплан рекомендует строить жилые здания в 3–4 этажа и не больше пяти на несколько сотен жителей9. Индивидуальное строительство проектом Госплана не предусматривается.
Никакими доводами нельзя оправдать террор против кого-либо. Тем более против собственного народа. И сталинскому режиму нет и никогда не будет морального оправдания.
Но как бы ни оценивались сегодня теория размещения социалистической промышленности, стратегия принудительных миграций, концепция социалистического расселения, система советского школьного и вузовского образования, идея соцпоселений и соцжилища и т. д., нельзя не признать одного: это были общегосударственные программы – сначала умозрительно придуманные, а затем неуклонно и последовательно материально воплощенные. Также, с неисчислимыми (до сих пор) жертвами, была осуществлены глобальная программа «социально-культурной» переработки населения страны с успешным превращением России-крестьянской в Россию-советскую, в результате которой выработались специфические менталитет и мораль, формы бытового поведения и производственной активности.
И, что особенно важно, и теория размещения социалистической промышленности, и концепция социалистического расселения, и идея соцгорода, и советский менталитет, и мораль, и даже советские формы бытового поведения и производственной активности продолжают существовать и сегодня. Конечно, так они уже не называются, но сознательной и целенаправленной альтернативы им пока не выработано, и, в результате, сегодняшний характер территориальной организации общества, стратегия освоения сырьевых районов, а также тип размещения новых поселений на новых территориях – подле добывающих и перерабатывающих предприятий - концептуально мало чем отличаются от постулатов, регулировавших практику территориального освоения 1920–1930-х годов и послевоенного периода. Основным типом застройки для подавляющей массы населения по-прежнему является массовое многоэтажное многоквартирное жилище. Советский менталитет и мораль продолжают воспроизводить формы повседневного поведения и привносить в производственную деятельность атмосферу коммунальных взаимоотношений. И продолжают определять характер формирования и существования городской культуры, межличностных и групповых отношений, степень сознательности в отношении населения к среде своего обитания, состояние общественных инициатив по повышению качества жизни и уровня городской среды – и, возможно, будут определять ещё долгое время, так как поселения создают и сохраняют свою жизнетворную энергетику в гораздо большем масштабе времени, нежели человеческая жизнь.
Здесь возникает тонкая материя смыслов и содержаний, связанная с сегодняшней необходимостью проектирования будущего. Уж очень специфические за время советского проектного эксперимента сформировались: идеология развития человека и общества, административно-территориальное устройство страны, формы организации трудовых и бытовых процессов (за несколько поколений превратившиеся в привычно-традиционные), принципы устройства «вертикали власти», траектории финансовых потоков и принципы их распределения, ценности жизненного уклада, идеалы и социальные ориентации, степень интеллектуальной свободы и способы публичного обсуждения проблем и действий власти, а также многое другое. И всё это важные составные элементы и менталитета населения, и, как это ни удивительно, в конечном счете, национального суверенитета. Все попытки их перестройки в последние годы не дали кардинальных импульсов для нового понимания цивилизационной миссии России и для формирования нового самосознания нынешнего ее обитателя.
Сегодня понятно, что многое нужно трансформировать. Только непонятно как! По аналогии с имеющимися образцами действовать не получается, потому что ни западные, ни восточные модели не применимы ни к чему отечественному. И прежде всего потому, что никакое государство не может быть суверенным, если для определения способа жизни своего народа использует понятия и категории, которые по природе происходят из ценностей и содержания жизни другого народа.
Сегодня опыт и история Советского Союза оцениваются в основном крайне негативно. И никто не изучает историю страны как первого в истории человеческой цивилизации полностью искусственного общества, как первого социального проекта, в котором все стороны жизни и деятельности формировались целенаправленно, сознательно и по-новому. Где был практически взрощен новый тип человека – «человек советский», «гомо советикус». Опыт социально-культурного программно-проектного эксперимента, переработавшего менталитет целого народа, не извлекается. А он крайне необходим сейчас, когда нужно вновь начинать проектировать, то есть – искать решения, не имеющие аналогов. Особенно в условиях, когда Россия экономически стоит в капитализме, социально крепко увязла в устаревших общественных реалиях, доставшихся от СССР, а культурно - либо с восторгом растворяется в чужих образцах, либо ежедневно безвозвратно теряет под напором отечественного хапужничества и разрушительства.
Россия сегодня нуждается в том, чтобы проектировать, а затем действовать – последовательно и точно двигаясь к достижению поставленных целей. Россия сегодня нуждается в искусственном сотворении, поскольку сама собой, естественным образом, выжить уже не в состоянии.
Список сокращений
РКП (б) – Российская коммунистическая партия (большевиков)
ВКП (б) – Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)
ЦК ВКП (б) – Центральный комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)
СНК СССР – Совет народных комиссаров СССР
ЦИК СССР – Центральный исполнительный комитет СССР
СНК РСФСР – Совет народных комиссаров РСФСР
ВЦИК РСФСР – Всесоюзный центральный исполнительный комитет РСФСР
СТО – Совет труда и обороны
ВСНХ СССР – Высший совет народного хозяйства
Центросоюз – Центральный Союз Потребительских Коммун
НЭП – Новая экономическая политика
ГУКХ НКВД – Главное Управление Коммунального Хозяйства НКВД
ГУЛАГ – Главное управление лагерей
ОГПУ – Объединённое государственное политическое управление
Автор – доктор исторических наук, профессор Иркутского государственного технического университета. Выполнено при финансовой поддержке гранта РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Агломерации: расселенческая доктрина в России сегодня и 100 лет назад (учёт исторического опыта при принятии современных решений)» № 08-01-00512а. 2008–2009. Впервые опубликовано в журнале «Следующий шаг» (Томск, 2009. № 7/8. C. 76 - 97).
1 Массовый приём рабочих в РКП (б) в 1924, происходивший в связи с кончиной В. И. Ленина
2«О районировании» – Резолюция XII съезда РКП (б) от 25 апреля 1923 г. / Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. В 5 т. 1917–1967 гг. Сборник документов за 50 лет. М., Политиздат, 1967. Т. 1, 1917–1926 гг. С. 590, 367–368.
3Рейснер М. Союз социалистических Советских республик // Власть Советов. 1923. № 1–2. С. 9–24.
4 СУ РСФСР 1919. Отдел первый. № 28. Ст. 315.
5 И.В. Сталин сказал об этом на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г.
6 Значение социалистической планировки расселения с точки зрения интересов военной обороны // Современная архитектура. 1930. №6. С. 15; См также: Кожевников М. А. Воздушно-химическая война и планировка городов // Строительная промышленность. 1927. № 3. С. 205-209; Кожевников М. А. Воздушно-химическая война и тип городских зданий // Строительная промышленность. 1927. № 8. С. 544-548.
7 СУ РСФСР. 1921. Отдел первый. № 67. Ст. 513. С. 629.
8 Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 537-539.
9Хроника строительства // Строительство Москвы. 1930. № 11. С. 40